Опубликовано в журнале Нева, номер 1, 2007
* * *
с обаяньем и пафосом Мартина Лютера,
до того горячо, что попробуй прерви, —
я-то знаю, что он говорит о любви.
И когда нас судьба заставляет поссориться
на исходе почти безупречного дня
и летучею мышью порхает бессонница —
я-то знаю, что все же он любит меня,
да еще до того глубоко и застенчиво,
что, боюсь, никогда не признается прямо.
Но под лампой его — и скрываться тут нечего —
с моим снимком стоит застекленная рама.
И когда я в отъезде, скучая по-черному,
он глядит мне в лицо, отрываясь от книг,
но, противясь его наблюденью упорному,
я сбегаю, и тень моя гасит ночник.
* * *
единственная может нас спасти.
И Бог в своем жестоком милосердье
не ставит указателей в пути.
О, если бы мы вдруг узнали точно,
что миру через год придет конец!
Как многое мы бросились бы срочно
доделывать: туда, где мать, отец
живут, — мы б устремились непременно,
чтоб ревностно заботиться о них;
друзей освободили бы из плена —
увы — обид злопамятных своих,
деревья посадили бы на даче,
рискнули б даже книгу написать…
Но так как жизнь устроена иначе,
мы тратим время попусту, под стать
в Париж всего на день прибывшей даме,
чтоб провести его и просвистать
над украшеньями и веерами.
* * *
но судьба о тебе заботится неизменно.
Тебе выпало оказаться сегодня тут,
чтобы встретить меня, вернувшуюся из плена
впечатлений за океаном, где ветер лют.
Я бродила по ослепительной галерее
небоскребов, чьи окна — звезды и светлячки,
и с галерки смотрела мюзиклы на Бродвее,
влажной нежностью застилавшие мне очки.
Я читала стихи секвойям в густой аллее.
Путешествия, может, только и для того
существуют, чтоб ярче вспыхнуло слово “дома”,
чтоб в постели своей нам стало теплей всего,
чтобы вновь полюбилось то, что давно знакомо,
обретая первоначальное волшебство.
Иногда ты писал мне письма из чувства долга,
но к рассказу и оживлению моему
ты прислушиваешься пристально потому,
что и вправду успел соскучиться. Ненадолго —
только в этом мы не признаемся никому.
* * *
(так я тебя украдкой называю).
Нас Бог от одиночества сберег
и дал нам чувств взъерошенную стаю.
Мы кормим их, как нищих голубей,
насущным хлебом, влажными словами,
но нам никто не скажет, хоть убей,
во что переродится это пламя.
В глубоком сне мы дышим в унисон
и впитываем запахи друг друга,
а утром солнце, вылизав балкон,
нас будит для работы и досуга.
Скворец, поющий танго у окна,
покуда кофе варится и льется,
за год запомнил наши имена —
но следующим летом не вернется.