Рассказ
Опубликовано в журнале Нева, номер 1, 2007
Екатерина Анатольевна Ивушкина учится на третьем курсе Литературного института. Публиковалась в альманахе “Апрель”, в интернет-журнале “Пролог”. Живет в Москве.
Петрова всегда, еще с детства, тянуло к старине, к запахам старых книг и загадочным символам мистических религиозных орденов. История привлекала своими разгадками, а еще больше — загадками. И когда начались повальное переписывание учебников, разоблачения партийных лидеров и исторических персонажей, его охватил прямо-таки интеллектуальный зуд.
Обучение в институте его привлекало мало. Он всегда подозревал, что все, что написано в учебниках и пособиях, — это часть какого-то заговора, разработанного в недрах КГБ или ФСБ для промывания и запудривания мозгов студентам, а особенно сейчас, в наше время, когда каждый пишет, что хочет, думает, что хочет, и издать можно что угодно, были бы связи и деньги. Книги Радзинского он ненавидел, но при этом постоянно скупал и перечитывал. “Врага надо знать в лицо”, — говорил он и, проговаривая абзацы вслух, недоумевал, откуда Эдвард Станиславович мог знать, о чем думал Наполеон, поздним вечером стоя у окна и любуясь закатом. Да и вообще, почему Радзинский решил, что Наполеон любовался на закат? И стоял у окна? Радзинский там присутствовал?
В общем, кругом вымыслы, догадки. А Петрову очень хотелось ясности. Во всем.
Опять же инопланетяне. Загадка? Загадка. НЛО, барабашки, ясновидящие и гадалки. Как они это делают? Кто их научил? Почему они могут, а он, Петров, не может? Амулеты, круги на полях, Стоунхендж, пирамиды в Египте, загадки племени майя… А загадка способностей Распутина? В общем, поле для размышлений огромное. И теперь, когда Петров работал в тесном контакте с историческими архивами и документами, он был абсолютно счастлив.
Научный сотрудник, как он любил себя называть, вид имел не очень презентабельный. Его зарплаты никогда не хватало на “приличную”, как говорила его мама, одежду, но Петров не очень беспокоился о своей внешности. Носил он коричневые брюки со стрелками, серую рубашку в мелкую клетку, черный галстук и мышиного цвета пальто. И чтобы не беспокоиться о стрижке раз в месяц, он отрастил длинные волосы, которые зачесывал за уши.
В личной жизни у Петрова было полное затишье. Штиль. Петров старался не думать о том, что ему уже тридцать три, что бывшие сокурсники уже давно в большинстве своем женаты и имеют детей. Он брезгливо отворачивался на улице, завидев издалека парочку влюбленных. Конечно, и ему хотелось найти кого-нибудь, но как-то не получалось…
В ничем не примечательный день Петрова вызвал начальник.
— Петров! — радостно сказал начальник. — У нас устарели данные о собраниях краеведческих музеев Вологодской области.
— Ну вот… — печально пробормотал Петров.
— Поезжай-ка, Петров, обнови материал…
— А командировочные? — с надеждой спросил Петров.
— Будут, но немного, — пообещал начальник, — так что губу не раскатывай.
— А больше некого? Может, Синусоидова?
— Синусоидов уже на пути в Ростов. Поезжай, брат, проветрись, — фамильярно продолжил начальник. Петров передернулся. — Кстати, там места красивые… И загадочные… — добавил зачем-то начальник.
— Загадочные? — переспросил Петров.
— Очень. Там какие-то странные кладбища, ведьмины места и прочая чертовщина. Ты же любишь загадки?
— Я… — скромно опустил глаза Петров, — не то чтобы…
— Поезжай, Петров, — начальник поднялся со стула, давая понять, что разговор окончен.
Весь вечер Петров разглядывал карту Вологодской области и перечитывал перечень музейных экспонатов. Посетить Петрову предстояло два краеведческих музея. Один в Тотьме, другой в Устюжне. Города были совсем “не рядом”, что огорчало. Петров решил сначала поехать в Устюжну, а потом в Тотьму.
На следующий день, собрав в дорожную сумку бритвенные принадлежности, смену белья и высокие ботинки (на всякий дождливый случай), Петров прибыл на вокзал.
Колеса стучали и стучали. Золотые деревья пробегали мимо, играя с солнечными зайчиками. Небо было чистое и уж слишком голубое. “Завтра будет холодно, — подумалось Петрову. — Хорошо хоть, что дождя нет. Кстати, о дожде… Я забыл зонт”.
Прочитав два раза газету “Спорт” от начала до конца и от конца до начала, Петров заскучал. И от скуки начал разглядывать попутчиков. Больше всего его привлекла немолодая женщина, сидящая напротив. Вернее, не она, а то, что она говорила молодому человеку в синей куртке. Петров напряг слух.
— Да, да! Еще и не такое случалось… — расслышал Петров сквозь стук колес. — Люди целыми пачками пропадали. Говорю же, если кто попадет в “чертову яму”, можешь забыть про него. Не найдут. Как сквозь землю…
— Да что вы!!! — восклицал молодой человек в синей куртке, округляя глаза и приоткрывая рот. — Даже сейчас? Не может быть… Сейчас время другое, я понимаю, в древности верили во всякие “ямы”, но сейчас?! В век компьютеров и сотовых телефонов! Что же у вас там, в Вологде, милиция в отчетах о пропавших без вести пишет? “Пропал в чертовой яме, найти не представляется возможным”?
— Нет, почему же… Ищет милиция, да без толку… И не найдет, все знают…
— И это в век высоких технологий… — покачал головой молодой человек в синей куртке.
— Так, видишь ли… Черти, они же темные, газет не читают, Интернет в глаза не видели, им наплевать на компутеры и сотовые ваши… — улыбнулась женщина.
Петров подсел поближе.
— Люди оскверняли святые места, вот и начали происходить разные вещи, — продолжала женщина. — У нас ведь не только яма одна… Есть и “бесов ручей” еще, там мост, дорога рядом…
— А там что? Тонут в нем, что ли? — с недоверием спросил молодой человек в синей куртке.
— Да нет, вроде ничего-ничего, а потом — бац. То машина управление теряет, или тормоза отказывают, то бодрые шоферы засыпают в мгновение, то появляется что-то на дороге, вроде дитя или женщины. Водители руль крутят и прямиком в ручей сваливаются. Насмерть. Вот так.
— Вас, женщина, послушаешь, так и не захочется ехать к вам, в город ваш.
— Нет, милый, — поспешно закивала головой та. — У нас и чудеса добрые тоже бывают, и чаще… Вот, например, в Шуйске, в лесу есть елка, под ним мешок с деньгами… Вот захочешь разбогатеть или богатство приумножить, едешь туда и кладешь денежку в мешок. И все. Придут деньги, сам не поймешь как. А про преподобного Димитрия Прилуцкого слышал? Это святой, его имя одно лечит и помогает. А могила святого Николы Вологодского чудеса какие творит, эх. Любая болезнь уйдет. Да сколько еще чудес, все и не упомнишь. И это только в Вологде, в самом городе. А про деревни я уж помолчу. Особенно про дальние… там к чудесам так привыкли, что уж и не отличают, где нормальная жизнь, где “другая”.
Петрову очень хотелось спросить, входят ли в число “дальних” те города, куда он направляется, но так и не смог собраться с духом. Был у него такой особенный комплекс — легкий страх перед незнакомыми людьми.
Городок Устюжна встретил Петрова ярким солнцем и поднявшимся ветром. На дребезжащем автобусе он добрался до музея, но, прежде чем зайти, решил немного прогуляться по Соборной площади. Лишь после того, как обошел ее по часовой стрелке, он, несколько раз глубоко вздохнув, открыл дверь служебного входа.
Работа была скучной и нудной. Сверять записи на пожелтевших от времени бумагах, разглядывать выцветшие чернильные загогулины, корешки, бланки… Это было бы невыносимо, если бы… Если бы потом не было возможности посмотреть запасники, полистать раритетные книги, почитать уникальные дневники, потрогать утварь, которую использовали несколько столетий назад. Петров не понаслышке знал, что за чудеса можно найти в таких вот ничем не примечательных периферийных краеведческих музеях. Это тебе не Эрмитаж и не Исторический, где все пронумеровано, проштамповано и убито несколькими реставрациями. Здесь все вещи живые.
Петров закончил работу в этом музее на удивление быстро. За один день. Неясно было даже ему, почему нудная и неинтересная работа шла так споро.
Гостиница, если ее можно так назвать, удручала всем. Фасадом, видом из окна, тетей, распределяющей комнаты, цветом обоев и общим туалетом. Петров приуныл и решил прогуляться.
И не пожалел. Собор Рождества Богородицы, в котором, собственно, и был расположен краеведческий музей, невероятно смотрелся на закате. Поразила его и Казанская церковь. Петров прошел по городу, дошел до набережной, постоял, посмотрел на реку со странным для его уха названием — Молога.
Уже когда шел обратно к гостинице, Петров ощутил странное беспокойство, словно забыл что-то. “Странно, — подумалось Петрову. Он посмотрел на небо, на зарево заката. — Если только зонтик, а так вроде все на месте”.
До Тотьмы добирался на автобусе с пересадкой в Вологде. Пожалел, что не смог посмотреть город, особенно те места, про которые рассказывала женщина молодому человеку в синей куртке.
На автобусной станции долго ждал транспорт. Сильно замерз, а еще очень хотелось есть. В гостинице “Рассвет” забронировал комнату и пошел кушать в кафе, которое почему-то называлось “Мореход”. Поел сытно, вкусно и дешево. Запил плохим чаем. Вернулся в гостиницу, хотел позвонить в музей, сообщить о своем приезде, но там никто не снимал трубку.
Проснулся Петров рано. Утро было очень ярким, солнечным. Люди спешили по узеньким, кривым, таким милым улочкам куда-то по своим делам. Петров потянулся, громко зевнул и достал из сумки электрическую бритву — подарок мамы на тридцатилетие. Побрился, оделся, проверил документы перед выходом.
Зашел в кафе позавтракать. Через большое грязное окно было видно улицу. Петрову казалось — это декорация к детскому спектаклю. Низенькие, двух-трехэтажные дома, через один деревянные, в золотом обрамлении склонившихся берез. Так и думалось, что из-за угла покажется телега, а на ней крестьяне в лаптях и косоворотках. Но нет, из-за угла вылетела “Тойота”, разрушив чудесное наваждение.
Автобус остановился неподалеку от музея. Петров неловко спрыгнул с подножки, подвернув ногу. Сморщился от боли и уставился на ботинок, надеясь, что это поможет.
— Слышь!
Кто-то толкнул Петрова в бок. Повернувшись, он увидел грязную, старую и сильно пьяную цыганку.
— Что? — спросил Петров, озираясь по сторонам.
— Молодец! — демонстрируя два желтых зуба, улыбнулась женщина.
— Что? — снова спросил Петров.
— Говорю, молодец, что приехал! — повторила она и поправила засаленный платок на грязной голове. — Ждем тебя, ждем… А ты все не ехал… — Старуха шумно высморкалась в рукав. — Мне говорят: “Зарема, не приедет он, Петров этот, прошло время, все уже…” А я им не верила, говорю, приедет… Вот! И приехал! — торжествующе закончила она и кивнула головой.
— Вам, собственно, чего? — Петров конфузился, прохожие обращали внимание на странную пару. Ему хотелось побыстрее отвязаться от нее. — Денег надо?
— Дурень! На кой мне твои деньги? Ты слушай лучше меня внимательно. Искать будешь, лучше не ищи. Мой тебе совет. И смотри, они ведь тоже не дремлют, покоцают тебя в два счета, на капусту изрубят… На квашеную! — закатилась вдруг сухим смехом цыганка.
— Кто изрубит? Какая капуста? Вам чего, женщина?
— Ладно, ладно, не кричи, — замахала руками старуха. — Иди уже. Только помни: искать не надо ничего. Не надо.
Она развернулась и пошла быстрым шагом за угол. Петров пожал плечами и направился в сторону музея.
Но, странное дело, лишь он перешел дорогу, начался дождь. Это было так невероятно, что Петров остановился и задрал голову. Это был даже не дождь, а почти ливень, и начался он так резко, словно над городом перевернули чайник.
Петров побежал к двухэтажному зданию красного кирпича. Встав под козырек, Петров с облегчением прочитал: “Краеведческий музей”. Несколько раз вздохнув, он открыл дверь.
— Ой, а у нас такое горе, такое горе, — причитала толстая смотрительница в зеленом платье. — Вчера вечером умер Николай Сергеевич. Да так неожиданно. Ведь и не болел ничем. Он бы вам все показал, рассказал… Я и не знаю, где у него что лежит… лежало, — поправилась она и тут же испуганно замолчала. — Меня зовут Светлана Николаевна. Пойдемте в контору, ключ от сейфа у меня есть, но я не знаю, что там лежит.
— Ничего, я разберусь… — пробормотал Петров, следуя за смотрительницей. — Скажите, — вдруг спросил он, — а в городе много цыган?
— Цыган? — переспросила Светлана Николаевна. — Да не очень. Раньше больше было, но потом, после смерти Заремы, была у них тут предводительница, все куда-то делись. Они в основном по деревням мотаются. Здесь им кормиться нечем. Всему городу по пять раз перегадали…
— Зарема? Это старая такая, у нее еще два зуба… желтые и юбка рваная с синим пятном?
— Да, — кивнула смотрительница. — Вы бывали в Тотьме раньше?
— Нет. Не доводилось. Честно говоря, я и не знал, что такой город…
— Так Зарема умерла два года назад, вот цыгане и ушли, — перебила Светлана Николаевна. — Откуда же вы ее знаете?
— Это, наверное, странно звучит, но я разговаривал с ней пять минут назад. Вон там, — Петров подошел к окну и указал на остановку.
— Вы что-то путаете. Этого не может быть. Говорю вам, умерла она. От водки. Паленую выпила и загнулась. Нельзя, конечно, плохо о покойниках, но город вздохнул только…
Смотрительница наградила Петрова таким взглядом, что он предпочел закрыть тему. В конце концов, мало ли этих Зарем? Но тут Петров вспомнил, что эта “покойная” назвала его по фамилии. “Все это очень странно. Хотя и Петровых много…”
Документация у покойного Николая Сергеевича была в идеальном порядке. Все папки пронумерованы, подшиты и продатированы. Часа три Петров работал в одиночестве. Потом пришла смотрительница. В руках у нее были импортный чайник и две кружки.
— Давайте чайку попьем. А то народу нет, в зале скучно. Еще дождь этот. А ведь обещали сухую погоду… Я и зонт не взяла.
— Я тоже забыл, — сказал Петров. — И ботинки в номере. Эти промокают.
— Вообще, со вчерашнего дня странные вещи происходят. Николай Сергеевич умер. А ведь даже не болел. И лет-то всего пятьдесят два ему было. Такой радостный ходил. Говорил, нашел что-то. Он в архивах наших копался… долго копался. Все перечитывал какую-то рукопись старинную. Даже учебник по старославянскому принес, говорил, чтобы память освежить. А потом нашел.
— А что нашел? — без интереса спросил Петров, чтобы поддержать разговор.
— Какую-то невероятную штуку. Не знаю. Он не показывал, не рассказывал ничего. Вообще в последнее время странный был. Говорил, только я знаю, разбогатею. И улыбался.
— Ясно.
— А потом умер. Вот так. Жил себе человек, жил… Эх…
Петров помолчал.
— Вы простите меня, Светлана Николаевна, я вернусь к работе.
— Да-да, — поспешно поднялась та. — Не буду мешать. Если что — я в зале.
Петров кивнул и вернулся к перечню.
Еще через два часа Петров вышел в зал, подошел к Светлане Николаевне, дремавшей на стуле, легонько тронул ее за плечо и сказал:
— Мне нужно спросить кое-что. Я не могу найти один экспонат…
Они прошли в контору вместе. Склонившись над разложенными перечнями, дружно переводили пальцы с желтой бумажки на отпечатанный на принтере список, привезенный Петровым, и обратно.
— Ничего не понимаю… — проговорила наконец Светлана Николаевна. — У Николая Сергеевича всегда был образцовый порядок. Не понимаю… Пойдемте в хранилище, посмотрим…
Они прошли по длинному коридору, открыли тяжелую массивную дверь. Между стеллажами стоял письменный стол, на котором лежали несколько бумаг и раскрытый учебник по старославянскому. Петров склонился на текстом, а Светлана Николаевна стала ходить между стеллажами, выискивая полку с нужным номером.
— Действительно, — через минуту пробормотала она, — нет его… Вот здесь должен был лежать, но тут ничего нет.
— А что это было? Где описание?
— Сейчас, сейчас…
Смотрительница перебрала толстые папки и, выбрав нужную, подала Петрову.
— Так… — Петров нашел нужную страницу. — Деревянный цветок со вставкой из необработанного рубина… размер… так…
— Это странно: Николай был очень щепетилен в работе, мы даже подтрунивали… Он над каждой запятой в документации трясся, а тут экспонат пропал… Может, просто переложили куда… — Петрову было видно, что Светлана Николаевна сама не верит в это предположение.
Немного постояли, помолчали. Петров наконец сказал:
— Ну что ж, напишу докладную… отправлю… А вы пока посмотрите по полкам, может, действительно куда-то переложили. И не покойный, а кто другой… Спросите у персонала…
— Да в том-то и дело, что не у кого спрашивать. Ключ от хранилища всегда лежал в сейфе. От сейфа ключ был у меня и Николая Сергеевича. Так что никто не мог зайти в хранилище… Все это очень странно…
Дождь так и не прекратился. Перепрыгивая через лужи, Петров добежал до остановки. На его счастье, автобус подошел довольно быстро. Отдав четыре рубля дородной кондукторше, Петров отвернулся к окну и стал вспоминать этот странный день.
Более всего волновала его встреча с цыганкой. Может, над ним кто-то подшутил? Но зачем? Человек он приезжий, в городе никого не знает, закончит работу да уедет. И потом, Зарема, если это была действительно она, назвала его по фамилии. Можно, конечно, предположить, что это совпадение. Ведь Петровых, как и Сидоровых, в России немыслимое количество. Не фамилия, а уже имя нарицательное.
А этот пропавший цветок! Он не выходил у Петрова из головы. Да мало ли пропадает экспонатов из музеев, тем более краеведческих. Ведь не золотой цветок, не бриллиантовый. Отписать начальству, да и забыть. Но Петрову казалось, что приподнятое настроение покойного Николая Сергеевича связано именно с этим цветком.
Петров твердо решил назавтра спросить, какие архивы интересовали умершего в последнее время.
Дверь в гостиницу Петров открыл уже насквозь промокший. В легких ботинках хлюпало, в носу зудело, а куртку можно было выжимать.
В холле было несколько человек. Все они, как по команде, замолчали при виде вошедшего. Петров посмотрел на ботинки, провел рукой по ширинке, не расстегнута ли. Все в порядке. Но взгляды, устремленные на него, заставили Петрова втянуть голову в плечи. Опустив глаза, он быстрым шагом направился в свой номер.
Ночью Петрову снился деревянный цветок с красным камнем. Снилась Светлана Николаевна, ее хохот, ее палец, устремленный на него. И как он бежал, бежал куда-то, но не смог убежать.
Утро было серое и ветреное. Проснувшись, побрившись, Петров надел теплые непромокающие ботинки.
Светлана Николаевна встретила Петрова кашлем.
— Все-таки я вчера простыла. Этот дождь, будь он неладен.
— Скажите, а какие архивы изучал Николай Сергеевич в последние дни?
— Зачем вам? — подняла брови смотрительница.
— Просто… интересно…
— Он читал документы о шестнадцатом веке. Тогда в Тотьму пришли казанские татары.
— Спасибо.
И Петров занялся своей работой. Сверял данные на автомате, в голове же его крутились мысли, никак не связанные со списком. Он подгонял сам себя, чтобы можно было попросить ключ от хранилища и скорее посмотреть этот архив, может, найдется что-то интересное.
Тут пахло загадкой. Той загадкой, что так влекла Петрова с детства. Петров физически чувствовал мистическую подоплеку странной смерти Николая Сергеевича.
Светлана Николаевна долго не решалась оставить Петрова одного в хранилище. Она все ходила туда-сюда, предлагала чай, булки или просто “помочь”.
— Спасибо, ничего не надо, — отказывался Петров. — Мне просто полистать хочется, когда еще я приеду в ваш город. И приеду ли вообще. Я же историк, мне очень интересно.
— Ну что же… Только занесите утром его, пожалуйста. А то мне не сносить головы. — Поправив подол своего зеленого платья, смотрительница попрощалась, оставила ключ на столе и ушла домой.
Петров зачитался так, что не заметил, как наступила ночь. Архив действительно вызывал интерес: история Тотьмы была познавательна и трагична. Нашествие было жестоким. Татары тогда разорили и сожгли много городов Московского государства. Эта участь не миновала и Тотьму. В течение двух лет продолжались разбои и грабежи. В одном из старинных документов летописец сообщает: “Казанцы лили кровь христиан, как воду”. Лишь в 1541 году казанские татары покинули пределы Тотемской волости. После этого старую Тотьму не стали восстанавливать, а построили новую крепость в более удобном месте — на высоком берегу Сухоны, у впадения Песьей Деньги. В архивах сказано, что название Песья Деньга пермско-финское и ни к псам, ни к деньгам отношения не имеет.
Все это было, конечно, интересно. Но никакой связи с пропавшим цветком. “А с чего я взял, что она вообще есть?” — подумал Петров, закрывая на ключ дверь хранилища. Вдруг он задумался и повернул ключ в обратную сторону. Зашел внутрь, долго высматривал что-то по полкам, подошел к бюро, вытащил из нужного ящика карточку.
— Деревня Неклюдиха. М-да, хорошее название. — Он достал из кармана карту Вологодской области. — Река Старая Тотьма… Ясно.
Закрыв на ключ дверь хранилища, он направился в гостиницу.
Утром, как и обещал, он принес ключ Светлане Николаевне. Попрощались довольно сухо. Петрову показалось, что она была недовольна излишним любопытством приезжего.
Приехав на автобусную станцию, направился, перепрыгивая лужи, к окошку кассы. Билетерша пристально посмотрела на Петрова и, немного помедлив, с неохотой протянула билет до Неклюдихи.
Автобус ехал долго. Дождь стучал по стеклу. От окна дуло. Петров поднял воротник и задремал.
— Эй, мужик! Просыпайся!
Петров открыл глаза. Посмотрел на наручные часы. Полседьмого.
На улице было темно. Дождь, казалось, немного утих.
— Мужик! Хорош дрыхнуть. Приехали. — Из кабины показалась голова водителя. — Давай-давай, мне еще обратно ехать с этого чертова места…
Деревня казалась пустой. Дома стояли покореженные, черные. Лишь вдалеке было видно одно освещенное окно. Петров направился туда.
Постучав, долго ждал. Наконец низкая, перекошенная от старости деревянная дверь распахнулась. На пороге стояла старушка. В темноте ее сморщенное лицо казалось восковым.
— Простите, бабушка. Я тут… вот… приехал…
— Заходи, заходи… — Она отступила в сторону, пропуская Петрова в дом. — Я и спать не ложилась. Знала, что приедешь.
— Я? — Петров остановился на полдороги.
— А то кто же? Иди-иди… — Она подтолкнула Петрова маленьким кулачком в спину. — Вымок весь… И голодный, поди…
Петров оглядел комнату. В углу образа, круглый стол под дешевой клеенкой, герань на окне, на стене ковер. От печки жар. Только сейчас Петров понял, что сильно замерз. Снял куртку, посмотрел по сторонам в поисках вешалки или гвоздя. Не нашел. Так и стоял с мокрой курткой в руках, пока старушка гремела в сенях посудой.
— Проходи, не стесняйся. Куртку на печь положи, пусть сохнет. Садись кушать… Только ботинки сними, я позавчерась полы мыла. Сейчас я тебе обувку какую-нибудь дам.
Петров сунул ноги в старые, давно истоптанные тапки, принесенные старушкой из сеней.
— А вас как, бабушка, зовут?
— А? — старушка приложила ладонь к уху. — Ты говори громче. Я глухая маленько…
— Зовут вас как? — повысив голос, переспросил Петров.
— Паша. Баба Паша.
— А отчество?
— А на кой тебе? — усмехнулась она.
Петров пожал плечами. Старушка разбирала высокую кровать. Убирала огромные, почти с нее саму ростом подушки в кружевных наволочках, сняла покрывало.
— Спать здесь будешь.
— Спасибо вам, баба Паша. Я вот что приехал. Видите ли…
— Не слышу, что он бормочет… — пробормотала баба Паша. — Иди есть…
— Спасибо.
Уплетая картошку, Петров вдруг подумал: “А может, она меня с кем спутала?”
— Я что приехал… Я вообще-то из Москвы приехал…
— Да знаю я… — махнула рукой старушка. — Ты ешь давай, не морочь мне голову. Вот поешь, поспишь, а завтра домой поедешь.
— Баба Паша, у кого бы мне узнать об одной вещице, которую нашли здесь, в вашей деревне. Она была в музее в Тотьме…
— Вот дурак-то неуемный. Права была Зарема, как знала… — пробормотала баба Паша. — Говорю же, завтра домой поедешь. А про цветок тебе никто ничего не скажет. Да и нету никого уже.
Петров чуть картошкой не подавился. Он уставился на старушку, судорожно соображая. Так ничего и не сообразив, Петров не нашел ничего лучше, как спросить:
— Зарема? Это цыганка, которая умерла два года назад?
Баба Паша скривила свой маленький рот в ухмылке.
— Ну… Это кому как…
— Как это?
— Тебе, милок, не понять. Ешь и спать ложись. А завтра поезжай-ка домой. А то наворотишь дел. А нам жить здесь еще. А то — ишь ты! Какие все любопытные стали. Столько веков никому дела не было, а тут — повылазили.
— Да вы про что? Я по работе. Мне докладную писать надо. Пропал экспонат, найден был здесь. Должен же я проверить.
— Да ладно заливать-то. “Работа”. — Старуха помолчала. — Послушай, самый страшный грех — любопытство. Никогда не лезь туда, куда не просят, поскольку по незнанию можешь таких дел натворить, что никто не поправит. Вот хочешь ты про цветок узнать. Ведь хочешь?
— Да, — ответил Петров.
— А зачем? — не дождавшись ответа, продолжила: — Ты ведь уедешь домой к себе, и то, что узнаешь, никак не пригодится тебе в твоей жизни. А навредить может. Лучший способ не выдать тайну — это не знать ее вовсе. А любопытство до добра никого еще не доводило.
— Но при чем здесь татары? Я не понимаю, как они связаны?
— Тьфу-ты, дурень… Я ему про Фому, он мне про Ерему… Глупый мужик нонче пошел, ей-Богу… Что один, что второй… — пробормотала баба Паша. — Тебе-то что? Не твоего ума дело… Иди спать.
Она встала из-за стола и вышла в сени. Вдруг залаяла собака, Петров удивился. Когда он подходил к дому, никакой собаки видно не было. Он подошел к окошку, отодвинул горшок с геранью и вгляделся в черноту ночи.
Он вышел в сени, выглянул на улицу. Бабы Паши нигде видно не было. Вздохнув осенний, пропитанный запахом подгнившей травы воздух, Петров вернулся в дом.
Заснул он быстро, едва голова коснулась подушки.
— Я ума не приложу…
Петров открыл глаза. Была еще ночь, видимо, он поспал около часа. В доме, кроме бабы Паши, был кто-то еще.
— А тут и думать нечего. Сплавить его, и все дела… — услышал Петров тихий женский голос.
— Не могу я. Жалко его, дурня, — послышался голос бабы Паши. — Не могу я на старости лет столько грехов на душу брать. Музейщика этого не жаль было, жадный. А этого жалко. У него и жизни-то еще не было, хоть и лет столько. Не поживши, умереть… Нет. Не могу я. И потом, что если он уже сообщил, что одна штука пропала, приедет еще кто-нибудь, будут копаться, рыскать, вынюхивать. Надо ему дурь рассказать, пусть себе думает, что тайну узнал, и едет с миром.
— Ну да… Еще чего скажешь…
— Ты тоже хороша. Что ты ходишь-то при свете дня?
— И что? Хочу и хожу…
— Он знает, что ты померла-то… Поедет у парня крыша набекрень от этих дел.
— Не может он знать, он первый раз здесь.
— Дура ты, Зарема… Может, он спросил у кого, вот и сказали ему.
— Так его же еще и в дурдом упекут… А может, так и сделать? Пусть с психами и сидит. Никто дурака слушать не будет.
Петров весь превратился в слух. Он слушал, как там, за цветастой занавеской, древняя старуха и мертвая цыганка обсуждают, сливать его или нет.
— Он, видимо, много накопал, раз спрашивал меня, при чем здесь татары.
— Он и это знает? Говорю тебе, Паша, сливать его надо.
— Тьфу-ты… Где слов-то таких нахваталась? “Сливать”. Если всех на тот свет отправлять, заинтересуются люди, что это за место такое, что за цветок… Нет, нельзя этого делать, Зара, нельзя…
Петров слез с кровати, стараясь не скрипеть пружинами. На цыпочках подошел к занавеске и выглянул одним глазом в комнату. За столом друг напротив друга сидели Зарема, та самая цыганка, с которой он разговаривал, и баба Паша. Только это была уже не “баба”. То ли свет так падал, то ли спросонья, но Петров увидел женщину лет сорока, в старческой одежде и с платком на голове. Не думая, что делает, Петров резко сорвал занавеску и, как был в трусах, зашел в комнату.
— Это что еще такое? — неожиданно громко сказал он.
После минутного замешательства Зарема сказала бабе Паше:
— Ну вот… Допрыгалась…
— Ты чего встал? — спокойным голосом спросила баба Паша.
Петров чуть в обморок не упал, глядя, как эта женщина, сидящая перед ним, на его глазах состарилась, словно в мистическом триллере.
— Спал бы и спал… — сказала уже старуха, та самая баба Паша, которая его встретила и кормила.
— Вы что это? А? Что это здесь такое происходит?
— Тьфу-ты… Говорила я тебе, Паша… Теперь что делать? — поставив руки в бока, проговорила Зарема.
— Рассказать мне все, — сжимая кулаки, сказал Петров. — Иначе я… не знаю, что сделаю… Милицию вызову. Пусть разбираются в ваших “сливаниях”.
Минуту баба Паша и цыганка смотрели друг на друга, потом старушка сказала:
— Ну что же. Все тебе, конечно, не расскажем, но… Слушай. Когда пришли татары, я была еще девочкой. Творили они ужас что! Резали, насиловали, убивали, вырезали целыми деревнями. В общем, не рассказать словами, что происходило тут. Тогда кровью вся земля пропитана была, реки лились. Но пришло спасение, явился ангел и дал нам оберег. Сорвал он цветок, и в его руках он сделался деревянным. Потом наклонился ангел, обмакнул в луже крови палец, приложил к цветку, и стала капля красным камнем. И сказал ангел, что цветок этот должен быть всегда на земле Тотемской, тогда не случится ничего страшного больше. И оставил меня хранить тайну эту, а в помощники дал цыганскую девочку, мужиков не было, всех татары повырезали. И вот все хорошо было, пока этот музейщик не решил продать цветок. Выкрал его из запасников музея и собрался везти в Казань. Татарам продавать. — Баба Паша сморщила брезгливо лицо. — А потом ты приехал.
Петров сел на стул. Помолчал.
— Я уеду завтра. Больше не приеду. Никому не расскажу.
— Вот и хорошо, — оживилась Зарема. — А теперь иди спать, завтра рано вставать.
Смотрительницу Краеведческого музея города Тотьмы сбила машина. Она умерла в больнице, не приходя в сознание.
Автобус, следовавший из Тотьмы в Вологду, попал в аварию, перевернувшись на повороте. Старожилы называли место, где произошло крушение, “бесов ручей”. В аварии пострадали три человека. Один человек, житель Москвы Петров В. П., погиб на месте.
Погода установилась солнечная и безветренная. Температура воздуха +12–14 0C. Осадки не ожидаются.