Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2006
Все, что было им сделано для соблюдения добрых обычаев, свято и достойно уважения; никогда во Флоренции не замечалось такого благочестия и религиозности, как в его время; это стало особенно ясно после его смерти: все, что тогда делалось хорошего, было введено и поддерживаемо им одним”. Эти слова написаны о Савонароле вскоре после его казни. Их автор — выдающийся государственный деятель Франческо Гвичардини (1483–1540), человек на похвалу скупой.
Джироламо Савонарола родился в Ферраре 21 сентября 1452 года. Семья желала, чтобы сын обучался врачеванию, и он вполне преуспел в этой достойнейшей науке. Но вдруг 24 апреля 1475 года Джироламо тайком покинул дом родителей, ушел в Болонью и там поступил в монастырь Святого Доминика. В 1481 году Джироламо отправился во Флоренцию и поселился в доминиканском монастыре Сан Марко, вскоре ставшем ему родным. Там монаху поручили обучение новициев1 премудростям философии и чтение проповедей в базилике Сан Лоренцо. Вскоре флорентийцы начали выделять новичка из общей массы священнослужителей города.
1 Новиций — в католической церкви лицо, желающее поступить в монашеский орден.
Уединенная жизнь в Болонье, чтение богословских и философских книг, странствия по пыльным дорогам, виденное в пути пробудили в Савонароле мысли о несправедливостях, преследующих человека всю его жизнь, постепенно зрело желание бороться с главной из них: неравенством рожденных равными. И еще он решил всеми силами искоренять бесовский разврат, заразную болезнь церковников, расползавшуюся из Ватикана по всему Христианскому миру. Эти мысли, постоянно терзавшие доминиканца, на время приглушили радостные впечатления от Флоренции.
Монастырь патронировали Медичи, они не жалели средств на строительство и убранство, ремонт и библиотеку. Савонаролу восхищало все: стены келий, расписанные божественным фра Беато Анджелико, Флоренция, лучший из виденных им городов, множество храмов, один превосходнее другого, голубые тосканские холмы, сад Сан Марко, где Лоренцо Великолепный разместил приобретенные семейством Медичи антики и скульптуру лучших современных мастеров. В тени деревьев собирались члены учрежденной его дедом Козимо Старшим Платоновской академии и говорили на необыкновенно изящном тосканском наречии, которым ему, уроженцу Феррары, еще предстояло овладеть. Савонарола оказался в центре просвещения, штабе итальянского Ренессанса, где прокладывались его маршруты, формулировались каноны.
Завоевание Флоренции Савонаролой началось с чтения им в саду Сан Марко под кустами дамасских роз лекций по богословию перед членами Платоновской академии. Благосклонность к нему Лоренцо Медичи побудила горожан внимательнее прислушаться к проповедям доминиканца. Он увлекал искренностью и энергией, в Великий Пост 1491 года проповедника попросили перейти в Санта Мария дель Фьоре (Святая Дева Мария с цветком), крупнейший храм Флоренции. Под куполом Брунеллески Савонарола главенствовал на первой церковной кафедре города, его влияние на умонастроения людей стремительно увеличивалось. Далекая от религиозного энтузиазма Флоренция оказалась покоренной фанатиком-доминиканцем. В июле 1491 года братия избрала отца Джироламо настоятелем монастыря Сан Марко. Он тотчас восстановил во всей строгости обет нищеты. Братия не роптала: настоятель первый строжайше соблюдал требуемое от них. Новые порядки, введенные Савонаролой, не отпугнули желающих вступить в Сан Марко. Наоборот, число монахов с пятидесяти в 1491 году к 1497 году увеличилось до двухсот тридцати восьми.
В проповеди Савонарола умело вплетал мирское. Он говорил о всеобщем равенстве, о часто посещавших его видениях, предрекал. Фра Джироламо утверждал, что сообщает мирянам волю Иисуса Христа, и его мистическим откровениям верили. Предсказания сбывались, молва о ясновидящем разнеслась по Апеннинам. Настоятеля доминиканцев приглашали не только в Академию и храмы, но и в Синьорию. Там он в присутствии городских властей неистово обличал автократию, все понимали, что речь шла о Лоренцо Великолепном. Впервые глава клана, повелевавшего Флоренцией, был обескуражен.Монах, чужеземец-пришелец, бесстрашно говорил о нем -недозволенное, а он, могущественнейший, ничего не мог сделать; приходил в монастырь, был ласков с монахами, делал богатые вклады, подсылал уважаемых граждан к настоятелю с увещеваниями и угрозами. Но это лишь разжигало в Савонароле жажду добиваться справедливости: “Тираны неисправимы, ибо горды, ибо любят лицемерные похвалы, ибо не хотят возвращать захваченное несправедливо. Они представляют общественное управление дурными чиновниками, склоняют на лесть, не выслушивают несчастных, не судят богатых”. Теперь о доминиканце знала вся Италия.
Представление потомков о Савонароле на протяжении веков усердно искажали старательные интерпретаторы. Они рисовали нам снедаемого честолюбием полуграмотного неряшливого монаха, недалекого ума и способностей, враждебного к искусству. Сохранилась масса документов, из коих складывается вовсе иной портрет. Савонарола отличался умом, смелостью, широкой образованностью, выдающимися ораторскими способностями, излишней прямолинейностью, обжигающим фанатизмом. Джироламо был бесплотен, мир-ские потребности для него не существовали, жил исключительно духовными интересами, бескорыстие и отсутствие честолюбия прежде всего бросались в глаза современникам. Противники чувствовали себя с ним неуютно. Они желали поймать его на дурных поступках, а их не было, приходилось клеветать. Все или почти все несправедливое, надуманное в характеристике Савонаролы исходило от католической церкви. Джироламо будоражил религиозные чувства, призывал к голосу совести и нравственному долгу, яростно требовал реформирования церкви, созыва Вселенского собора, который осудил бы отход высшего духовенства от основ учения Иисуса Христа. Весь католический мир знал, во сколько обошлось Папе Александру VI его избрание, как ненасытно жаден он до денег, какой чудовищный разврат насаждал он среди священнослужителей. Савонарола опередил Реформацию, поэтому она у него не удалась. Удар по устоям средневековой церкви, нанесенный им, в течение четырех столетий не был ему прощен.
В первых числах апреля 1492 года умирающий Лоренцо Медичи пригласил Савонаролу посетить его на вилле Кареджи, где двадцатью восьмью годами раньше скончался его дед Козимо Старший. Монах, предвидя цель визита, явился туда нехотя и назвал три условия, исполнение которых позволило бы ему отпустить грехи многолетнему правителю города: подтверждение “веры в милосердие Божие”, “возвращение всего награбленного”, “возвращение флорентийскому народу свободы”. Лоренцо отказался от выполнения этих условий, Савонарола покинул умирающего, не отпустив ему грехи; 8 апреля Лоренцо скончался, управление городом и богатства перешли к его сыну Пьетро. Неудачнику, заносчивому и недалекому. Власть при Лоренцо Великолепном превратилась в неограниченную, нарочито показную, он уничтожил многие республиканские вольности. Флорентийцы сделались другими — утратили суровость и мужество, гордость и свободолюбие, смелость и чувство собственного достоинства. Повсюду царили тревожное спокойствие и неестественная тишина, нарушаемая врывавшимися в нее празднествами. Наряду с расцветом науки и искусств Флоренция погружалась в трясину равнодушия, в отсутствие религиозной и гражданской нравственности. Это Лоренцо своей политикой породил Савонаролу. Горожане нуждались во встряске, в протесте против тирании.
1494 год принес Флоренции страхи, лишения, страдания, но и свободу. С юга наступали французы, правитель города устремился в лагерь противника, чтобы с помощью денег избежать оккупации, наемники покинули крепости, и Пьетро Медичи отдал их французам. Синьория, оставшаяся без повелителя, отправила к французам своих послов. Среди них был Савонарола, король Карл VIII сразу оценил его растущую популярность среди флорентийцев и сам отчасти подпал под его влияние. Савонароле не раз потом удавалось добиться от короля выгодных для Флоренции решений. 9 ноября Пьетро вдруг явился во Флоренцию, но был отвергнут Синьорией, поддержанной горожанами. Сторонники Медичи сочли за благо превратиться в их врагов. Предстояло создавать правительство республики.
Во времена прежних республик город был разделен на 16 групп (компаний), каждая выбирала гонфалоньера (знаменосца, возглавлявшего компанию) и имела свое знамя. Колокол на башне Палаццо Веккио возвещал о созыве “Парламента”1. Во главе с гонфалоньерами компаний народ собирался на площади Синьории и размещался на отведенных каждой группе местах. Там “Парламент” утверждал законы и избирал правительство. Таким законодательным органом можно манипулировать, но твердо гарантировать ожидаемый результат нельзя. Лоренцо Великолепный заменил “Парламент” “Советом Семидесяти”, состоявшем из преданных ему лиц. Каждые два месяца он избирал послушную Синьорию, и Медичи, сохранив “республиканское” управление, безраздельно хозяйничали во Флоренции. 2 декабря 1494 года Синьория созвала “Парламент” и под одобрительные крики собравшихся предложила избрать 20 аккопиаторов2 (Правление Двадцати) с предоставлением им в течение года права избирать всю администрацию республики и даже быть избранными. “Совет Семидесяти” заменили “Советом Двадцати”, состав которого избирался народом.
1 Парламент (позднелат. Parlamentum — собрание) — в средневековой Флоренции сход жителей города, на котором решались наиболее важные вопросы.
2 Аккопиатор (ит. accopiator — уполномоченный, выборщик) — особое должностное лицо во Флоренции, облеченное правом выдвижения кандидатов на различные должности, назначались Синьорией или Балией; Балия — чрезвычайный орган флорентийского управления с диктаторскими полномочиями.
В проповедях Савонарола все больше места отводил государственному устройству. Монах излагал составленную им программу изменения управления республикой, систему ограничений, исключавших возможность узурпировать власть, формулировал требование увеличения числа полноправных граждан, пересмотра исчисления налогов, мероприятия по борьбе с ростовщичеством, основные положения новой судебной системы, призывал к миру “граждан старого и нового общественного строя”. Именно Савонарола добился всеобщей амнистии и увеличения числа полно-правных граждан. “Равенство состоит в том, — писал Савонарола, — чтобы ни один гражданин не стеснял другого и чтобы все в одинаковой мере были подчинены одним нормам”. Этот принцип он заложил в основы возрождающейся республики. Фра Джироламо сделался “душой и сердцем, отцом республики”.
Настоятель Сан Марко говорил страстно, убежденно, присутствовавшие на его проповедях видели, что он готов испепелить себя ради общего дела, ради всенародной пользы. Находившиеся в спячке проснулись, пребывавшие в смятении поняли, что надо идти за ним. “Свершилось чудо: монах, без всякой опытности в мирских делах, приводит в смущение мудрецов, спасает отечество и основывает новую республику” (П. Виллари). Почти все предложения Савонаролы за один год воплотились в новые учреждения республики. Но эти новые учреждения доминиканец не придумал, не изобрел, он изучил действовавшие в других государствах и отобрал из них наиболее подходящие для Флоренции. Джироламо доказал, что “Парламент” — источник бед, и вместо него предложил учредить Большой Совет. В него вошли флорентийцы, достигшие двадцати девяти лет, отцы, деды и прадеды которых были членами высших государственных учреждений. Он утверждал законы и назначал высших должностных лиц. “Совет Двадцати” перестал существовать. И после казни монаха-республиканца законы, предложенные им, в течение нескольких лет вводились в действие властью, отправившей его на виселицу. Савонаролу повесили те, избрания кого он добивался, кто еще долго пользовался плодами его размышлений и трудов. Некоторые законы, сформулированные доминиканцем и принятые по его настоянию, действовали до начала XIX века.
Джироламо объединил флорентийцев, как пастырь руководил ими с церковной кафедры. Но свобода породила партии, а они раскололи единство флорентийцев, образовались партии противников Савонаролы, они не представляли угрозы, пока нейтральным оставался Ватикан. Административная реформа виделась монаху лишь частью всеобщей духовной реформы, реформы нравов. Он предполагал добиваться “обновления церкви” и “поправления нравов”.
Нашлись желающие описать папе Александру VI происходящее во Флоренции так, что он счел за благо отправить Савонаролу проповедовать в Лукку. Папу удалось уговорить, и он отменил свое решение. Вскоре в Рим начали поступать донесения о том, что настоятель Сан Марко с кафедры предсказывает будущее, обличает клир и является опорой народной партии, враждебной Медичи, и следовательно папе. Разумеется, не в одном Савонароле было дело. Папу раздражала преуспевающая независимая республика. Он мечтал прибрать к рукам богатейший город и Тосканские земли. Требовался повод. Инцидент с доминиканцем следовало раздуть, возбудить беспорядки, стравить всех друг с другом и прислать войска герцога Валентино1. 21 июля 1495 года Александр VI отправил Савонароле бреве2:
1 Герцог Валентино — Цезарь Борджа (1475–1507) сын Папы Александра VI.
2 Бреве — папское послание.
“Любезнейший сын, спасение тебе и апостольское благословение! Мы слышали, что среди всех, кто трудится на винограднике Божием, ты отличаешься особенной ревностью. Этим мы чрезвычайно довольны и возносим за это хвалу Всевышнему Богу. Слышали также, что ты утверждаешь, будто все, тобой предсказываемое о будущем, исходит не от тебя, а от Бога. Мы желаем поэтому, как того требует и наше пастырское служение, поговорить с тобой о том лично, чтобы, узнавая через тебя, чего хочет Господь, мы могли бы исполнить волю Его. А посему, в силу святого послушания, убеждаем тебя по возможности скорее прийти к нам. Ты найдешь у нас встречу любовную и милостивую”.
Получатель бреве отклонил приглашение папы, игнорировал он и другие бреве, понимая, что за пределами Флоренции его подстерегает неминуемая смерть. Папа предложил ему кардинальскую шапку и получил отказ. Александр VI из рода Борджа, умный и циничный, в своих действиях не знавший запретов, обладал неограниченными возможностями. Глава всех католиков поступил очень просто: он принялся возбуждать флорентийское духовенство против доминиканца, потребовав не допускать Савонаролу ни на одну церковную кафедру. Тут-то религиозные враги его осмелели, а вслед за ними и светские, в составе Синьории появились противники монаха-республиканца. Одни подкарауливали и избивали сторонников доминиканца, другие распространяли о нем небылицы; говорили, что он во время карнавала 1497 года жег картины лучших мастеров, старинные манускрипты, разбивал скульптуру. Хорошо известно, с каким трепетом Джироламо относился к живописи и старинным книгам, он сам писал, и писал превосходно. В числе его поклонников и постоянных посетителей проповедей были Микеланджело, Фра Бартоломео делла Порта, Лоренцо ди Креди, братья делла Роббиа, крупнейший философ Марселино Фичино, Пико делла Мирандола, другие члены Платоновской академии. Их отношение к Савонароле после карнавала 1497 года не переменилось. Ни одного серьезного свидетельства против него не обнаружено. Сандро Боттичелли, друживший с монахом, к старости начал писать суше, аскетичнее, возможно, в этом сказалось влияние неистового доминиканца, но не более. Монах предостерегал художников от разнузданности в изображении библейских сюжетов, мирян и церковников от жажды наслаждений.
Ватикан запретил настоятелю доминиканцев проповедовать, кафедру приходилось за-хватывать силой, не удавалось произнести проповедь — брался за перо. Бреве с отлучением Савонаролы от церкви подписано Александром VI 13 мая 1497 года, приведу его заключительную часть: “Итак, ныне мы вам повелеваем, чтобы вы в праздничные дни в присутствии всего народа объявили, что этот Фра Джироламо отлучен нами, ибо он ослушался наших апостольских увещеваний и приказаний. И под страхом такого же наказания запрещается кому бы то ни было оказывать ему помощь, входить с ним в общение и восхвалять его словами ли, действиями ли как отлученного и подозреваемого в ереси”.
При зажженных факелах бреве торжественно зачитали в нескольких церквях. Монахи августинцы и францисканцы отказывались присутствовать на богослужениях, если в храмы входили доминиканцы. Это бреве наметило перелом в умонастроениях флорентийцев не в пользу Савонаролы. Однако он оставался настоятелем монастыря Сан Марко, продолжал проповедовать, лучшие умы города знали ему цену и, как могли, выступали в его защиту. Но вскоре последовало предупреждение папы о возможном наложении на Флоренцию интердикта1.
1 Интердикт (лат. запрещение) — запрет на совершение каких-либо богослужений или обрядов, налагаемый католической церковью в качестве наказания на отдельное лицо или терри-торию.
Угроза интердикта развязала руки и языки всем противникам Савонаролы и загнала многих колеблющихся под их знамена. Последователи доминиканца вдруг исчезли, растворились в общей массе флорентийцев, “по мановению волшебного жезла, перестали быть такими, какими только что были”. Одни меняются вслед за изменившимися обстоятельствами, другие — опережая их. Граждане перестали вспоминать о свободе и справедливых законах. Неприязнь к бывшему кумиру главенствовала в частных беседах и общественных обсуждениях. В городе зрела смута, подогревающих ее отыскалось предостаточно. С церковных кафедр в адрес Савонаролы слышались выкрики: “Жид, злодей, отъявленный мошенник, накравший деньги и имеющий скрытые сокровища! О папа, о кардиналы! Как вы терпите этого изверга, эту гидру? Неужели авторитет церкви пал так низко, что его может попирать какой-нибудь пьяница, тот, о котором мы говорим?” Папа требовал изгнания Савонаролы из Флоренции. Флорентийцы знали, что Савонарола происходил из древнего итальянского рода, колыбелью которого была Падуя, его бескорыстие и благочестие удивляло и восхищало знавших его. И все же ко лжи церковных ораторов прислушивались.
В конце марта 1498 года францисканец Франческо ди Пулья, обвинявший Савонаролу с кафедры базилики Санта Кроче (Святого Креста) в лжепророчестве и всевозможных ересях, предложил ему испытание огнем: войти вместе в костер, праведник останется невредимым, еретик — сгорит. После долгих переговоров с Синьорией испытание решили устроить 7 апреля, испытуемыми с их согласия назначили доминиканца фра Доменико и францисканца фра Джулиано Рондинелли. Возле Палаццо Веккио соорудили трибуны и подготовили поленья для грандиозного костра. Вся Флоренция, кроме женщин и детей, собралась, чтобы увидеть редкостное зрелище. Ранним утром фра Доменико, окруженный доминиканцами, стоял вблизи места испытания, францисканца же там не оказалось. Он вел тайные переговоры с враждебной Савонароле Синьорией. Так продолжалось до поздней ночи. Наконец, не представив никаких объяснений, Синьория объявила об отмене испытаний. Потом уж стало известно, что существовал сговор францисканцев с врагами Савонаролы. Их упросили сделать вызов и гарантировали срыв испытаний, требовалось возбудить толпу и в суматохе убить Джироламо. Имеются косвенные доказательства, что папа обо всем знал.
Негодующая толпа, с раннего утра прождавшая зрелища и лишенная его, не поняла, кто в этом виноват, и, подстрекаемая противниками доминиканца, весь скопившийся гнев вылила на Савонаролу. Ему и другим монахам чудом удалось спастись за стенами Сан Марко. Синьория потребовала выдачи настоятеля монастыря, но клир отказался. Два следующих дня горожане, подогреваемые врагами Савонаролы, штурмовали монастырь. Фра Джироламо сдался добровольно, ночью -10 апреля его отвели в Палаццо Барджелло. 11 апреля Синьория учредила комиссию для расследования деяний Савонаролы. К пыткам приступили сразу, у него требовали отказа от пророчеств и видений, политики и религии, выдачи сообщников и сочувствующих. Монах терял сознание, сбивчиво отвечал, что-то подписывал, приходил в себя, отказывался от показаний. Доказать хоть какую-нибудь вину пытаемого не удавалось. Тогда один из следователей, нотариус Чекконе ди сер Бароне, заявил: “Где нет вины, там надо ее создать”. Записи допросов он уносил домой, там редактировал и отдавал переписчикам, затем опять редактировал, пока не получался текст, который мог хотя бы отчасти удовлетворить комиссию. Под пытками фра Джироламо подписал прочитанное ему следственное дело, подписей свидетелей на нем не было. Не все, чего хотели следователи, им удалось добиться. На вопрос нотариуса “Правда ли, что здесь написано?” истерзанный Савонарола ответил: “То, что мной написано, правда”. Его упрекали за подпись на следственном деле, хотя не доказано, что она подлинная. Но ведь человека можно упрекнуть за его поступки, пока у него не отняли возможность оставаться человеком. В каких показаниях можно упрекнуть висящего на дыбе?
Синьория поторопилась опубликовать следственное дело, потом спохватилась и постаралась изъять экземпляры: очень уж походило оно на фальшивку. Верный Савонароле, близкий ему доминиканец фра Бенедетто смог ознакомиться с черновиками протоколов допросов, сохранившимися у нотариуса Чекконе. Он свидетельствует о чудовищных искажениях, внесенных в окончательный вариант. В 1530-е годы один из следователей, будучи сосланным по распоряжению герцога Алессандро Медичи, признался: “то правда, что в процессе Савонаролы для достижения предположенной доброй цели кое-что было выброшено и кое-что прибавлено”.
25 апреля 1498 года обессиленного, с искалеченной рукой Савонаролу посадили в Альбергеттино (“гостиничка” — так называли тюремную камеру, расположенную в башне Палаццо Веккио), где узник предался грустным размышлениям. Как случилось, что он столько сделавший для Флоренции, создавший систему равноправия и правительство равных, превратился в самое ненавистное существо флорентийцев? Интриги, подзуживание, маленькие и большие хитрости Ватикана… А может, он торопил события и не замечал этого, предлагал то, что рано было предлагать?.. Не понял, что создал все необходимое, в остальном флорентийцы не нуждались, они устали от реформ, он надоел им с новой моралью, чистотой церкви и церковников. Он хотел, чтобы флорентийцы на празднествах распевали гимны, а они желали петь скабрезные песенки. Неприятности с Ватиканом начались не из-за этих песенок, а из-за его проповедей. Зачем им неприятности из-за выдумок какого-то неугомонного монаха…
Получив следственное дело, Александр Борджа выразил неудовлетворение результатами допросов. Папа желал знать имена несуществующих сообщников взбунтовавшегося монаха. Он потребовал прислать ему Савонаролу, в Риме развязывали языки всем. Понтифик надеялся через доминиканца хоть как-то втиснуться во флорентийские дела. В Синьории и Большом совете замыслы Александра VI не являлись тайной, поэтому в выдаче узников решительно отказались, ссылаясь на “глас народа”, требовавшего расправы в стенах города. Его отдали бы на растерзание папе, но доминиканец знал такое, что не должно было долететь до ушей Борджа. 19 мая во Флоренцию прибыли Апостолические комиссары, посланные Ватиканом повторить неудавшееся следствие. Два высокопоставленных циника, испанец юрист Франческо Ремолинес и генерал ордена доминиканцев Джоакино Турриано, жаждали ублажить Александра VI и преподать урок совестливым флорентийцам. При въезде в город толпа воодушевила их криками: “Смерть монаху!” На другой день фра Джироламо пытали в присутствии папских комиссаров и главных администраторов республики, пытали особенно жестоко. И снова ничего не добились, опять пришлось прибегнуть к сочинительским способностям бессовестного Чекконе ди сер Бароне, и опять следственное дело походило на фальшивку.
При обсуждении в Синьории приговора среди присутствующих все же нашелся робкий сторонник Савонаролы, некто Аньоло Николини: “Этот человек мог бы весь мир обратить к вере, если бы таковая иссякла, и оказать ему величайшие услуги в области знаний, которыми он в столь высокой степени обладает. Поэтому держите его в тюрьме, если уж это нужно, но сохраните ему жизнь и дайте возможность писать, чтобы мир не лишился плодов его гения”. Но гения и двух его ближайших соратников приговорили к повешению и сожжению трупов, чтобы “души их окончательно были разлучены с их телами”. Когда-то во время проповеди Джироламо сказал, что внутренний огонь пожирает его и не дает молчать, теперь люди призвали наружный огонь, чтобы он умолк.
Ранним утром 23 мая 1498 года на площади Синьории стояли заранее сооруженные трибуны и помосты с виселицами, рядом лежали поленья для костров. Предстояло расстрижение монахов, чтение приговора, повешение и сожжение трупов. Горожане не преминули прийти насладиться мученической смертью бывшего кумира. Драма превратилась в банальное зрелище. Толпа с нетерпением ждала казни, чтобы увидеть, как корчатся тела умирающих, как в огонь падают внутренности казненных и стекает кровь. Останки отнесли к Арно и с Понте Веккио сбросили в воду. Костер угас, флорентийские черепичные крыши ласкало полуденное солнце, жизнь продолжалась.
Несколько дней спустя в предутренних сумерках на площади Синьории можно было разглядеть коленопреклоненных, молившихся на месте сожжения монахов. Ежегодно в ночь на 23 мая туда приносят живые цветы. В 1901 году на площади Синьории появилась вделанная в мостовую бронзовая доска с рельефом и надписью: “Здесь, где вместе с собратьями фра Доменико Буонвичини и фра Сильвестро Маруффи 23 мая 1498 года вследствие гнусного приговора был удушен и сожжен фра Джироламо Савонарола, после четырех столетий поставлено это на память о нем”. Позже эту доску заменили другой, более скромной. Прошло пять столетий, но отблески того неправедного костра до сих пор бередят души.