Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2006
Америка, как известно, — страна несвятых чудес и фабрика разнообразнейших звезд. Но и на фоне тамошних культовых знаменитостей, транснациональных магнатов и магнетических трансвеститов (будь то Майкл Тайсон или Майкл Джексон, Мадонна или Моника, Киссинджер или Билл Гейтс, Пат Робертсон или Пол Вулфовиц) имя Джорджа Сороса выделется, вызывая в широкой публике восхищение и трепет (или шум и ярость).
В последнее десятилетие во всем мире так и слышится: Сорос, Сорос, Сорос (уже палиндром). Сорос как Фигаро: он здесь и там, он приходит и уходит, и снова возвращается, он то обрушит экономику Таиланда, то спасет российскую гуманитарную культуру, то бросит вызов консервативному истеблишменту Соединенных Штатов. Так кто же он, этот Сорос, человек или учреждение? А может, просто миф?
Нет, Джордж Сорос — фигура реальная, при этом мирового масштаба, при этом столь контроверсальная, что даже элементарные факты его биографии теряют отчетливость контуров. Возник он из хтонической тьмы предвоенной Восточной Европы, родившись в 1930 году в еврейской семье в Венгрии. (И крепко же надо было ему досадить его идеологическим противникам, чтобы в одной из критических статей о Соросе могли появиться такие строки: “Он единственный из переживших Катастрофу знаменитостей, которого обвиняют в сотрудничестве с нацистами”. Прикиньте-ка: речь идет о “коллаборационисте”, которому не исполнилось и пятнадцати…)
Но — дальше по биографической дорожке. В 1947 году он проскользнул сквозь железный занавес и перебрался в Лондон, где и поступил в Лондонскую школу экономики. По его собственным словам, он добывал в ту пору средства к существованию сбором яблок, подрабатывал официантом и вокзальным носильщиком. Именно тогда Сорос пришел к убеждению, что деньги правят миром, чему и дал впоследствии несколько впечатляющих подтверждений. Одним из формирующих переживаний для юного Сороса стали лекции Карла Поппера. Они дали ему крепкую интеллектуальную закваску и заронили в его душу волю к постижению глубинных закономерностей мироустройства. Профессиональным философом Сорос не стал, что не помешало ему приобрести, наряду с прочими отличиями, степень почетного доктора философии Оксфордского университета.
В 1956 году Сорос высадился на американском берегу с 5000 долларов в кармане и начал трудиться в качестве рядового брокера на Уолл-стрит. Только тринадцать лет спустя он открыл собственную инвестиционную компанию, которая со временем превратилась в его нынешний знаменитый “Фонд Квантум”. 70-е годы были трудными для финансовых рынков США. На этом фоне успехи Сороса были загадочно впечатляющими. Его фонд всегда оставался прибыльным, причем процент годовой прибыли обычно выражался двузначным числом.
В 1981 году Сорос был объявлен журналом “Инститьюшенл Инвестор” ведущим финансовым менеджером мира. На протяжении всего десятилетия он пользовался репутацией короля Уолл-стрит. Репутацию эту он заслужил своими головокружительными и молниеносными спекуляциями на тенденциях финансовых рынков в разных частях света.
Самую дерзкую и масштабную операцию он осуществил в сентябре 1992 года, когда вложил 10 млрд. долларов (!) в игру на падение курса британского фунта стерлингов. Фунт был девальвирован, и в одну ночь Сорос заработал на этом миллиард. С этого момента он превратился в оракула для финансистов. Более того: президенты и главы правительств многих стран с ужасом взирали на него, опасаясь, что Сорос вдруг затеет игру против их валют, а толпы биржевиков на Уолл-стрит и Сити последуют за ним. Полагают, что он сыграл заметную роль в финансовом кризисе, поразившем Юго-Восточную Азию в конце 90-х, а в Таиланде и Малайзии его до сих пор проклинают за бедствия, обрушившиеся на экономику этих стран.
Правда, пришлось ему познать и горечь поражений. По его собственным признаниям, он потерял около двух миллиардов из-за российского дефолта 1998 года. Позже он понес убытки, когда сделал ставку на падение акций хай-тековских и интернетовских компаний. Падение произошло, но примерно на год позже, чем Сорос планировал. После этого семидесятилетний финансист объявил, что отходит от дел, и превратил свой высокорисковый спекулятивный фонд в консервативное финансовое предприятие, все еще располагающее примерно 7 млрд. долларов.
И все же эти частные неудачи не перечеркивают факта его поразительного успеха. В чем же секрет? Никакого “научного” ответа на этот вопрос быть не может. Сорос всегда ставил под сомнение постулаты современной политэкономии. Например, о рациональности финансовых рынков и поведения их субъектов. Нет, утверждает Сорос, цены на акции и облигации, а также курсы валют зависят скорее от эмоциональных реакций людей, чем от холодного расчета. Неверно, что поведение людей на рынке рационально, что они отслеживают и учитывают детальную информацию об объективных тенденциях и изменениях. На самом деле инвесторы скорее подчиняются стадному инстинкту и зачастую слепо следуют друг за другом.
На этом Сорос, кстати, строил собственную стратегию. Большую часть времени он двигался по течению (или бежал вместе с толпой). Но главный фокус был в том, чтобы предугадать близкий перелом тенденции и успеть первым сменить курс. А в этом он полагался на интуицию, на свои “животные инстинкты”. Миллиардер говаривал, что когда у него начинались сильные боли в спине, это было для него знаком, что на рынке возникают проблемы, и надо что-то срочно менять в инвестиционной политике.
Надо отдать Соросу должное: зеленое долларовое марево никогда не застило ему взор, горящий, если вглядеться, огнем реформаторства и интеллектуального честолюбия. И это подводит нас к другой области активности этого человека — изысканиям в области обществоведения и “экономической философии”. Следуя за Бергсоном и в особенности за Поппером, Сорос сделался пророком и аналитиком “открытого общества” — если не идеального, то лучшего из возможных социальных миров.
Ясно, что открытое общество по определению противостоит всякому тоталитаризму — будь то коммунистического или нацистского толка. Однако дальнейшая аргументация Сороса не вполне банальна. Открытое общество в его понимании — не царство неограниченного политико-экономического либерализма, а система, обеспечивающая права личности, но одновременно культивирующая сотрудничество и общественную солидарность. Философской предпосылкой “открытого общества” служит признание несовершенства мира и неполноты наших знаний о нем. Способ его существования — последовательное самосовершенствование методом проб и ошибок.
В этой связи Сорос является резким критиком “рыночного фундаментализма”, который считает на данном этапе более опасным для открытого общества, чем уже дискредитированный коммунизм. Методологически “рыночный фундаментализм” порочен тем, что предполагает — как и марксизм — абсолютное социальное знание и тем противоречит концепции “открытого общества”. Практически же избыточный индивидуализм и “социальный дарвинизм”, по Соросу, несут в себе угрозу дезынтеграции. Неограниченная экспансия рынка в жизнь общества приводит к замене традиционных человеческих ценностей культом успеха и превращает деньги в универсальный критерий…
То обстоятельство, говорит Сорос, что государственное вмешательство в экономику всегда несовершенно и порождает множество негативных эффектов, еще не доказывает, что рынок сам по себе совершенен или обеспечивает социальную справедливость. У рынка другие функции, другое назначение. Поэтому необходимы внешние регулирующие механизмы, а также ценности, задающие смысл человеческому существованию.
Рассматривая проблемы глобализации и международной финансовой системы, Сорос оспаривает мнение, будто финансовые рынки сами по себе тяготеют к устойчивости и равновесию. Он считает, что эти рынки по природе своей хаотичны.
В странах Запада капиталистическая экономика вкупе с государством выработала изощренную систему демпфирования циклических колебаний: центральные банки контролируют денежное потребление, они обуздывают слишком “разогретую” экономику, смягчают падение, а потом помогают ей выйти из спада. Однако на глобальных финансовых и экономических рынках такие механизмы отсутствуют.
Глобализация, предполагающая свободный, ничем не контролируемый поток капиталов в международном масштабе, создает огромные проблемы, в особенности для стран “капиталистической периферии”. Это показали кризисы 90-х годов в Мексике и Бразилии, в Юго-Восточной Азии (к последнему, как уже говорилось, он сам приложил руку), в России. Рынки этих стран сначала притягивают капиталы — благодаря дешевой рабочей силе, полезным ископаемым и т. д. Однако, когда в экономической или политической жизни этих стран возникают проблемы, происходит массовый отток капиталов и экономический коллапс, вмиг разрушающий жизненный стандарт людей, повысившийся за годы бума.
Все, что Сорос предлагает в этой связи это создание более действенных и эффективных механизмов международного регулирования финансовых потоков и помощи развивающимся странам. Для этого, по его мнению, следует расширить функции, полномочия и ресурсы МВФ, с тем чтобы фонд мог вмешиваться — при этом не только “учить жить”, но и “помогать материально”, — еще до того, как в той или иной стране разразится разрушительный кризис. В сущности, речь идет о создании некоего “мирового экономического правительства”.
Эти рекомендации Сороса с конца 90-х годов вызывали ожесточенную критику и сопротивление — в основном на том основании, что централизованное регулятивное вмешательство снизит степень ответственности местных правительств и частных инвесторов и побудит их к необоснованным вложениям в надежде, что “мировое правительство” не даст им пропасть, выручит в любых обстоятельствах. Дискуссия на этот счет продолжается.
Однако пора перейти к следующей ипостаси этого многоликого Януса, филантропа международного масштаба, преследующего своей деятельностью все ту же глобальную цель: сокрушение тоталитаризма и торжество свободы и критического разума. В 1979 году он основал Фонд открытого общества, который позже был переименован в Институт открытого общества. И приступил к реализации своих планов. Начал Сорос с поддержки движения “Солидарность” в Польше, потом перенес свою деятельность в Венгрию, другие страны Восточной Европы и в Россию. Полагают, что он вложил более 3 млрд. долларов в поддержку диссидентов и независимых общественных организаций, в проекты, связанные со свободным высказыванием и распространением мысли, публичной политикой, развитием образования, телекоммуникаций, борьбой за права человека.
В 90-е годы эта борьба, подкрепляемая солидными финансовыми вложениями, сделала его фигурой в высшей степени популярной и влиятельной на пространстве бывшего соцлагеря. В 1993 году, когда он в один день принимал в своих апартаментах глав государств Молдавии и Болгарии, он заметил американскому журналисту Майклу Льюису: “Видите, у меня на завтрак и на обед по президенту”.
Принцип Сороса состоял в том, чтобы поощрять самостоятельность и самодеятельность. Поэтому он создавал не иерархическую систему подчиненных американскому центру филиалов, а сеть практически независимых национальных институтов — не только в Европе, но и в Азии, Африке и Латинской Америке (сегодня их существует чуть ли не пятьдесят). Размах этой деятельности был таков, что дал основания прессе говорить о Соросе как о “единственном гражданине Соединенных Штатов с собственной внешней политикой” и “человеке, в одиночку осуществляющем план Маршалла”.
О деятельности Сороса в России, конечно, хочется поговорить подробнее. С начала 90-х годов он инициировал там многочисленные образовательные, культурные и информационные программы. Целью его было и поддержание находившихся в коллапсе российской науки и гуманитарной культуры, и создание интеллектуальной среды, помогающей людям критически воспринимать окружающую действительность и свое место в ней. Одной из самых масштабных программ Института открытого общества в России стало создание университетских Интернет-центров. За период с 1996 по 2001 годы в разных регионах России было открыто тридцать три Интернет-центра.
Наряду с просветительской деятельностью, фонд Сороса способствовал развитию в Росии институтов гражданского общества, а также осуществлял программы по обеспечению прав женщин, помощи пострадавшим в чеченском конфликте, а также проекты в области здравоохранения.
Сорос при этом активно присутствовал в российском интерьере и в качестве финансиста. В 1997 году он принял участие в частичной приватизации государственной компании “Связьинвест”. Он вместе с партнерами приобрел на аукционе блокирующий пакет акций (25% + 1 акция) почти за 2 млрд. долларов. Сам он объяснял свое решение опять же не чисто коммерческими соображениями, а желанием преподать российским бизнесменам урок честной и чистой игры по законным капиталистическим правилам. Надо заметить, что в ту пору, в девяностые, Сорос весьма критически отзывался о разгуле “бандитского капитализма” в России и о многих олигархах, которые представляли опасность для российского государства, общества и его “открытости”.
Урок, как известно, не пошел впрок. Сорос потом писал о своих контактах с российскими олигархами, в частности, с Березовским, о попытках убедить его действовать в соответствии с законом. Однако тот понимал ситуацию в России иначе, чем Сорос: как “войну на уничтожение” против Чубайса и других соперников-олигархов. Именно эта война, по мнению Сороса, помешала Чубайсу толком сосредоточиться на проблеме собирания налогов, подорвала финансовую систему страны и привела к дефолто 1998 года, который обернулся и для него упомянутыми выше двухмиллиардными убытками.
Личности Березовского и его исторической роли в 90-е гг. Сорос посвятил в одной из статей несколько абзацев. Он полагает, что Березовский — фигура зловещая, рассматривающая мир через призму своих личных интересов и не связывающая себя никакими юридическими или моральными ограничениями. Вся его политико-экономическая деятельность была основана на создании “паутины незаконных связей”, в которых должны быть запутаны самые высокопоставленные персоны, включая Ельцина.
Приход к власти Путина и начавшиеся перемены Сорос воспринял неоднозначно. Он отмечал, что восстановление Путиным сильного государства может иметь положительные стороны: “Добившись перехода от грабительского к узаконенному капитализму, Путин вполне может стать автором экономического возрождения, и тогда мои инвестиции в России наконец начнут давать дивиденды”. Но в целом, полагал он, государство, которое построит Путин, вряд ли будет основываться на принципах “открытого общества”.
К Ходорковскому Сорос относится с гораздо большей симпатией, чем к Березовскому, считая его, очевидно, представителем новой формации российских капиталистов (Ходорковский, кстати, занимал некоторое время должность президента российского Института открытого общества). Сорос протестовал против его ареста, видя за ним политические мотивы и симптомы ужесточения режима.
После выборов в Думу в 2003 году, на которых партии либерального толка потерпели сокрушительное поражение, Сорос решил полностью ликвидировать свои деловые интересы в России. Он продал свою долю “Связьинвеста”, а потом и последний свой финансовый актив — акции банка кредитования малого бизнеса. Одновременно Сорос объявил о свертывании программ своего фонда в России. Тем не менее, многие из созданных с его помощи и подачи институтов продолжают функционировать, получая средства от других доноров, в основном отечественных. Тут надо отметить, что все формы активности Сороса в России получали весьма неоднозначные интерпретации и оценки в зависимости от идеологических пристрастий толкователей.
Однако уход — с любовью или без — из России не означал прекращения филантропическо-идеологической активности Сороса в других частях бывшей советской империи. Многие полагают, что его институты внесли немалый финансовый и консультативный вклад в “революции” на Украине и в Грузии (так же, как несколькими годами раньше, — в свержение режима Милошевича), хотя сам Сорос всячески отрицает свою вовлеченность в политические процессы.
Осталось познакомиться с последней, и не менее колоритной ипостасью Джорджа Сороса — ипостасью деятеля на американской общественно-политической арене. Здесь его роль вызывает, особенно в последнее время, самые горячие споры, здесь Сороса превозносят и демонизируют. Трезво-критическое отношение к “идолам рынка” изначально ставило миллиардера в оппозицию к консервативной революции в американской общественной жизни, которая тихо свершалась на протяжении 80-х — 90-х годов. Напомню, что целью ее было почти полное разрушение укоренившегося было в американской почве наследия “нового курса”.
Однако этим дело не ограничивалось. Сорос с некоторых пор стал заявлять, что открытому обществу угрожает опасность не только на дальних границах западного мира, но и в самом его сердце. Он полагает, что в Соединенных Штатах агрессивный союз “новых правых”, неоконсерваторов и христианских фундаменталистов, и, в частности, сакрализация рыночной экономики и ее институтов, ставят под угрозу многие принципы демократии и политического либерализма. С приходом к власти Джорджа Буша-младшего эти его опасения усилились и получили к тому же внешнеполитическое измерение. В своей книге “Мыльный пузырь американского превосходства” он обвинил администрацию Буша в гегемонистской и, хуже того, идеологически “упертой” внешней политике. Сорос согласен с тем, что США — самая богатая и сильная страна в мире, которая действительно способна сделать этот мир свободнее и лучше. Но не теми средствами, которые берут на вооружение президент Буш и его окружение.
Одной из опаснейших тенденций нынешнего американского руководства Сорос считает его религиозную веру в истинность выбранного пути. Президент Буш, по словам Сороса, после событий 11 сентября строит свою пропаганду на том, что ему якобы открылась абсолютная истина и его политика поэтому явлется единственно верной.
Между тем характерной чертой истинно “открытого общества” является “встроенное” осознание того, что наше понимание реальности несовершенно, что сомнение — необходимая методическая процедура, которая должна сопровождать и корректировать всякое действие. Иными словами, никто не должен считать себя непогрешимым.
В 2003 году Сорос решил, что он должен помешать переизбранию Буша на второй срок и пустился в это начинание с обычным упорством и размахом. Он жертвовал немалые суммы на предвыборную кампанию демократов — говорят о пятнадцати миллионах долларов, хотя тут и возникали проблемы с ограничениями на финансирование политических партий. Пресс-секретарь Республиканского национального комитета Кристин Айверсон заметила, что “Джордж Сорос пытается создать более открытое общество, используя неконтролируемые теневые средства”. Впрочем, миллиардер задействовал в этой борьбе не только денежный ресурс. Он публиковал в ходе предвыборной кампании на правах платных объявлений свои личные обращения к публике, и они напоминали по манере памфлеты французских просветителей предреволюционной поры. Сорос пытался убедить американцев с помощью логики и диалектики, что Буш ведет ошибочную и аморальную политику в Ираке, что его восприятие мира схематично и догматично, что он переоценивает возможности американской военной мощи, что он запугивает население, и что Керри поэтому гораздо более предпочтительный кандидат.
Как мы знаем, антибушевская кампания Сороса не увенчалась успехом: то ли он не вложил в нее достаточно средств, то ли переоценил мыслительные способности американской публики. Думаю, что последующее развитие событий, будь то в Ираке или в Луизиане, задним числом убедило многих в его правоте. Но нужно отметить, что общественная активность Сороса в Америке не ограничивается участием в предвыборных баталиях. Он, например, развернул широкую кампанию за легализацию наркотиков и добился изменения законодательства на этот счет в нескльких штатах.
О проблеме наркотиков он высказывается так: “Вот как я поступил бы, если бы это зависело от меня. Я учредил бы жестко контролируемую распределительную сеть, через которую можно было бы легально приобретать наркотики, за исключением самых опасных… Я установил бы достаточно низкие цены, чтобы разрушить систему незаконной торговли. По достижении этой цели я начал бы постепенно повышать цены, подобно повышению акцизного сбора на сигареты. Но я бы сделал исключение для зарегистрированных “зависимых” наркоманов, чтобы предотвратить преступность на этой почве. Часть дохода от продажи наркотиков я бы использовал для профилактики и лечения. И при этом создавал бы атмосферу общественной нетерпимости к использованию наркотиков”. О реальности и конструктивности такой программы можно спорить, но с учетом результатов длящейся десятилетиями запретительно-полицейской борьбы с этим бедствием.
Можно себе представить, какую ярость вызывает подобная позиция в консервативных кругах американского общества. Там Сорос стал настоящим пугалом. Его рисуют зловещим пауком, Дракулой, конспирирующим в целях разрушения авторитетов, уничтожения национальных ценностей и американского образа жизни, чуть ли не пожирателем младенцев. Последнее обвинение звучит почти буквально, когда противники обличают Сороса в отстаивании (опять-таки в международном масштабе) права на аборты… К списку его прегрешений добавляют активную поддержку сексуальных меньшинств, попытки сломать традиционную систему образования и т. д. Одним из самых невинных и корректных полемических пассажей является утверждение, что он “неутомимо убеждает мир в необходимости уничтожить ту лестницу, по которой он сам поднялся к богатству и славе”.
Зато в прогрессивистской и молодежной среде он избавился от ярлыка бездушного финансового магната и превратился чуть ли не культовую фигуру.
Что ж, захватывающая жизненная игра миллиардера и философа не закончена. Противоречия и парадоксы стали основой его биографии, натуры и в особенности публичного имиджа. Но ведь это отлично вписывается в картину “открытого общества”, которую он намеревается превратить из персональной мечты в универсальную реальность.