Мистификация в двух частях
Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2006
Григорий Ефимович Фукс родился в 1936 году в Одессе. Школу окончил в Ленинграде, Педагогический институт — в Петрозаводске. В течение многих лет работал преподавателем истории и литературы в школах-интернатах Петрозаводска. Автор книг “КГБ в семейном интерьере”, “Двое в барабане”, “Мелодия механического топора”, “Синдром Катеньки”. Публиковался в журналах “Звезда”, “Нева”, “Новый журнал”, “Карелия”. С 1995 года живет в Лос-Анджелесе, США.
В этом месяце Григорию Ефимовичу исполняется 70 лет. Редакция “Невы” сердечно поздравляет нашего постоянного автора с юбилеем.
Действующие лица
Булгаков Михаил Афанасьевич — драматург.
Булгакова Елена Сергеевна, она же Люси — его жена.
Раввинов Евлампий Самсонович — их сосед по балкону.
Государев-Конский Иван Васильевич — их сосед сверху.
Сталин — генеральный секретарь.
Юдина Мария Вениаминовна — пианистка.
Дирижер симфонического оркестра.
Первый, Второй — сотрудники НКВД
Действие происходит в Москве летом 1939 года на квартире Булгаковых в Нащокинском переулке.
Некоторые подлинные исторические факты смещены во времени.
Действие первое
Занавес открыт. На сцене полумрак. Угадываются очертания комнаты с дверьми в спальню, кабинет и на балкон. Справа видна прихожая. В глубине комнаты — рояль. На переднем плане — бильярд. Слева — журнальный столик. На шнурах с потолка опущены стеклянные таблички с надписями. Балконная дверь открыта и с улицы доносятся шум и звуки патефона. За журнальным столиком на авансцене Булгаков, что-то увлеченно пишет, напевая арию из оперы “Иоланта” (“Кто может сравниться с Матильдой моей…”), молча перечитывает написанное, улыбается и с удовольствием смеется. Он в узбекском роскошном халате и серой шапочке “Мастера”. Под халатом только трусы. На противоположном краю сцены Елена Сергеевна Булгакова читает полученное письмо. Она ярко освещена солнцем, в сарафане и пляжном полотенце на плечах. За балконом мужской голос поет с
патефонной пластинки: “Любимая, помнишь дни золотые…”.
Елена Сергеевна (читает письмо). Дорогая Люсенька! Ты можешь не поверить, но представь, что это факт. Я этим жил последние девять лет. После телефонного звонка товарища Сталина в апреле тридцатого года в моем сердце зажглась надежда, оставался только один шаг: увидеть его и узнать судьбу. Мечта об этой встрече стала моей идея-фикс…
Булгаков (пишет). Было у меня мучительное несчастье. Это то, что не состоялся мой разговор с генсеком. Это ужас и черный гроб. А ведь он обещал встречу и личное знакомство (пауза). За эти годы я много раз вступал в воображаемый диалог с генсеком. Мы о многом переговорили. Можно сказать обо всем. Не было ни каких запретных тем. Не обходили острые углы. Товарищ Сталин вел разговоры сильно, ясно, государственно и элегантно. У нас шли беседы большого масштаба.
Елена Сергеевна. Помню, помню. Ты будил меня среди ночи и пересказывал свои видения. Мы обсуждали и потом не могли уснуть.
Булгаков. Это письмо тебя, наверно, тоже позабавит. Но отнесись к нему, по возможности, серьезно. Пусть оно поднимет настроение и даст новые надежды. А то ты, кажется, совсем скисла в своей скучной Лебедяни. Там, кроме кваканья лягушек, никаких особых впечатлений.
Елена Сергеевна (читает). Представляешь, дорогая Люси, если только сумеешь представить. Через неделю после Вашего с Сережей отъезда, в первых числах июня, за полночь, звонок в дверь. Думаю, кого черт несет без предупреждения. Уж не дамы вспомнили? Как был в трусах и халате, пошел открывать.
Булгаков (идет в переднюю). Кто?
Елена Сергеевна (читая письмо). Слышу покашливание. Приятное такое. Глуховатое.
Булгаков. А все-таки? Вещи собирать? (За дверью снова слышится покашливание, но уже настойчивое и длительный звонок).
Елена Сергеевна. Миша, зачем ты так. Мало ли кто пришел.
Булгаков. Да! Отзовитесь, наконец! Кто?
Сталин. Кто, кто! Может быть пароль назвать. Так вы гостя встречаете. Открывайте, увидите.
Елена Сергеевна (читает письмо). Похолодело у меня, Люсенька, внутри. Даже пот прошиб. Может, быть, предполагаю, Миша Яншин лицедействует или Качалов Василий Иванович. Нашли кого изображать.
Булгаков открывает дверь. За дверью Сталин и двое сотрудников НКВД
с большой корзиной провизии и напитков, накрытых скатертью.
Сталин (улыбаясь и поглаживая усы. Он в белом френче, брюках, заправленных в сапоги). Здравствуйте, уважаемый Михаил Афанасьевич (оглядывая Булгакова). Вот вы какой, наш Жан-Батист Мольер (пауза). Свиделись, наконец. Как говорят в народе: “Лучше позже, чем никогда”. (Затянувшаяся пауза).
Елена Сергеевна. Что ты, Миша, стоишь столбом. Гостя в комнаты не зовешь?
Сталин. Именно. Или вы, Михаил Афанасьевич, не рады нам. Незваный гость — хуже татарина. Да простит нас трудовой татарский народ. Что же вы стоите, действительно, столбом.
Булгаков. Товарищ Сталин, извините. Я… Проходите, Иосиф Виссарионович. И вы, товарищи, тоже.
Сталин (обслуге). Обувь снимите.
Гости входят в прихожую. Сотрудники НКВД снимают сапоги.
Сталин. Тоже разуюсь. (Сталин постоянно говорит так, что трудно понять — он шутит или нет).
Булгаков (смущенно). Воля ваша!
Сталин. По-крестьянски, чтоб не наследить. (Садится на стул. Сотрудник снимает с него сапоги. Сталин остается в плотных носках. Булгакову). Что краснеете, как красна девица. Или вы не один. Если дама в гостях — скажите прямо. Товарищ Сталин поймет и ретируется. Раньше этот товарищ был изрядный ходок.
Елена Сергеевна. Миша, оденься. Неудобно… в халате.
Сталин (будто слышит Елену Сергеевну). Не нужно церемоний, Михаил Афанасьевич. Будьте как дома. Товарищи уйдут, я тоже сниму френч. (Обращаясь к сопровождающим). Оставьте провиант и ступайте. (Все проходят в большую комнату. Нкаведисты вносят корзину и, козырнув, обувшись, уходят).
Булгаков. Располагайтесь, Иосиф Виссарионович (пауза). Не могу поверить. Сон какой-то.
Сталин (оглядывает комнату, заглядывает в другие двери, на балкон). А вы ущипните себя, Михаил Афанасьевич. Да посильнее. Вижу не ждали товарища Сталина. Совсем разуверились, надежду потеряли. А он, вот — явился, не запылился. Выкроил минутку и нагрянул.
Булгаков. Я взволнован. Все кругом идет!
Сталин (смеется). Не писал двух слов и будто грянул с облаков. Так, кажется, у классика (пауза). Мы давно собирались. Стыдно признаться — лет девять. Текучка заела: “левые”, “правые”, Магнитка, шмагнитка. Сами знаете из газет (пауза). Если честно, не кривя душой — коллеги не пускали. Как эти три бабы у Пушкина. Не хотели пустить у Гвидона погостить. Чего тебе, говорили, у него делать. Пусть доволен будет, что во МХАТ ходишь, “Турбиных” смотришь. Все глаза проглядел. (Пауза). Ревнуют.
Булгаков (с интонацией Мольера из своей пьесы “Кабала святош”). Душевно тронут. Такая честь. Голову потерял…
Сталин (пристально взглянув на Булгакова). Да, вы, наверно, заметили — тов. Сталин большой театрал в отличие от Владимира Ильича. Он сильно нервничал, а мы кайф ловим.
Булгаков (с прежней интонацией). Только этим и живем. Уповаем.
Сталин (доверительно). Не лицедействуйте. Мы нахалов не любим, но и робких не жалуем. У этих стен нет ушей. Мы вдвоем: тэт-а-тэт. Тов. Сталин решил на все плюнуть. Узнал, что супруга в отъезде и сбежал с глаз долой. Лаврентий думает, что мы в Зубалово, а не здесь, под боком.
Булгаков. Я так хотел с вами поговорить, Иосиф Виссарионович. Мечтал. Представлял. Засыпал с этой мыслью и просыпался. Писательское мое мечтание проявлялось в том, чтобы оказаться в Кремле перед Вами.
Елена Сергеевна. Подтверждаю. Все как есть, без прикрас.
Сталин (с усмешкой). Если гора не идет к Магомеду… У товарища Сталина тоже накопилось. Ему давно хотелось кое-что уточнить. (Пауза).
Сталин рассматривает таблички, развешенные в комнате, с цитатами
из ругательных статей о творчестве Булгакова.
Сталин (читает). От пьесы “Дни Турбиных „идет вонь, там атмосфера собачьей свадьбы“, Луначарский. Кто бы мог подумать. Называется интеллигент. Драматург. Популизатор, как Ильич его величал (смеется). Сам умер.
Елена Сергеевна. Такой милый. Вежливый.
Сталин (читает). “Мы случайно дали возможность под руку буржуазии Булгакову пискнуть. Больше не дадим…”, Маяковский. И он туда же. А потом “Баню” сочинил. Своих покусал (пауза). А “Зойкина квартира” сильней. Михаил Афанасьевич пишет острей. Крепко берет.
Булгаков. Маяковский — поэт! Лучший, талантливейший.
Сталин (усмехаясь). Ладно, ладно. Для чего этой дрянью стены портить. Собака лает, — караван идет.
Булгаков. Достали. Двести девяносто восемь ругательных рецензий из трехсот одной. Сукиным сыном обозвали, одержимым собачьей страстью, литературным уборщиком, подбирающим объедки после того, как наблевали гости.
Сталин (улыбаясь). Паршивцы. Политбюро переплюнули. Хотя мы тоже выражений не выбираем.
Елена Сергеевна. Мишу погубили писатели, критики — из зависти. (Пауза). Верноподданная челядь погубила. (Пауза). Написано двенадцать пьес и ни копейки на текущем счету.
Сталин (улыбаясь). Алмазная донна, не в деньгах счастье. У товарища Сталина тоже на счету ни копейки. Мы с вашим супругом пролетарии умственного труда. (Пауза). Мне, поверьте, тоже достается. Лева написал: “Гениальная посредственность”. С Троцким ясно. А за что Пастернак? Такое ляпнул: “Что этот усатый карлик тут делает? По росту мальчик лет двенадцати, но с лицом старика”.
Елена Сергеевна (смущенно). У поэтов случается. Творят метафорами. Ради красного словца…
Сталин (с доброй усмешкой). Понимаю. Нашел предмет для словотворчества. А Осип Эмильевич пошел еще дальше. Слышали, наверно: “Мы живем, под собою не чуя страны”.
Елена Сергеевна. А-а!
Сталин (иронично). Бе-е! “А где хватит на пол разговорца — там припомнят кремлевского горца. Тараканьи смеются усища и сверкают его голенища”. Как?
Елена Сергеевна. М-м! Выпукло!
Булгаков. Хорошие стихи! (Читает дальше). “А вокруг его сброд тонконогих вождей, он играет услугами полулюдей: кто свистит, кто мяучит, кто хнычет. Он один лишь бабачит и тычет”. (Пауза). Очень хорошие!
Елена Сергеевна. Миша… Не увлекайся.
Сталин. Знаю, что хорошие! (Пауза). “Сброд тонконогих вождей”. (Смеется). Это Славика с Мишкой зацепил. (Пауза). Все мы, Михаил Афанасьевич, под огнем критики! (Пауза). Соловья баснями не кормят. Предлагаю перекусить.
Булгаков. Мне так неловко. Вы, как снег на голову. Люси нет, запасы кончились. К соседям сбегаю, соберу что-нибудь (пытается уйти).
Сталин (шутливо). Как же вы так оплошали, дорогой. В закромах пусто, хоть шаром покати. А нам говорили…
Елена Сергеевна. Да, да, Иосиф Виссарионович. Извините. Миша в делах. А так у нас просто трактир — лучший в Москве.
Сталин. Беда поправимая. Товарищ Сталин кавказец все-таки. С пустыми руками в гости не ходит (снимает с корзины скатерть, расстилает на столе. Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна помогают накрыть на стол).
Елена Сергеевна (радостно, принимая от Сталина провизию). Миша, все, что мы любим: икорка, севрюжий бочок, рябчик жареный, миноги, печенка налимья, хванчкара, цоликаури…
Сталин. Подбирали по вашему вкусу.
Елена Сергеевна (растерянно). Штопор не найду.
Сталин. А руки на что. Не забыли руки, что к чему (ударом снизу выбивает пробку из бутылки). Выпивохой товарищ Сталин никогда не был, но пригубить хорошее вино любит. (Разглядывает бильярд). Вы играете, Михаил Афанасьевич?
Булгаков. Учусь. Иногда до петухов стучим.
Елена Сергеевна. Его Бейлис учит.
Сталин. Знаю. Отменный мастер. По паспорту Березин. (Пауза). Почему мне не доложили про бильярд? Обо всем стучат, а главное упустили.
Булгаков. Не сочли. Стучим и стучим.
Сталин. Я бы свои шары прихватил: костяные, из бивня мамонта — желтые, как айва. У самого императора Николая Александровича позаимствовали. Звенят, когда бьешь. Шесть лет выдержки.
Булгаков. У меня тоже не простые (постукивая шарами). В комиссионке на Остоженке взяли. Ими Чехов играл.
Сталин. Откуда информация. Трёп, наверно.
Елена Сергеевна. Доподлинно, Иосиф Виссарионович. Ольга Леонардовна сдавала. Говорят, она Антона Павловича обыгрывала.
Сталин. Вы меня, Михаил Афанасьевич, переплюнули (пауза). Предлагаю обмен и два кия впридачу — палисандровых.
Булгаков(замявшись). Заманчиво…
Елена Сергеевна. Миша… Уступи.
Сталин. Выручите чехолюба.
Булгаков (смеясь). По закону гостеприимства…
Сталин. Вот уважили. Не в службу, а в дружбу. Не ошибся я в вас. Я вам такой карамболь покажу — всех переплюнете. Товарищ Сталин не останется в долгу (усаживаются к накрытому столу. Сталин разливает вино).
На сцене гаснет свет. Только видны огоньки сталинской трубки и папиросы Михаила Афанасьевича. Слышен звон бокалов и постукивание ножей и вилок.
На авансцене Елена Сергеевна пишет письмо Булгакову.
Елена Сергеевна. Дорогой Миша! Твое письмо перечитываю с огромным удовольствием и часто смеюсь. Ты не раз сочинял любопытные истории о встречах с товарищем Сталиным, но тут превзошел себя. Ты в ударе. Как тебе пришло в голову поместить его в нашу квартиру, да еше с корзиной деликатесов. Представляю тебя в узбекском халате рядом с генсеком. Такая заманчивая картинка, что вижу себя рядом с вами. Как жаль, что обо всем этом не напишешь пьесу. Вот было бы разговоров… Запретят, как обычно. Но чего не помечтать…
Та же комната. Тов. Сталин, Булгаков и Елена Сергеевна продолжают
ужинать. Сталин без френча в нижней рубашке, с подтяжками.
Булгаков (прочувствованно). Я так ждал нашей встречи. А теперь не в себе. Перегорел, наверно. Боюсь забыть о главном.
Елена Сергеевна. Целая жизнь: клевета, наветы…
Сталин. Ничего. Товарищ Сталин не торопится, ночь впереди. Мы оценили ваше давнее прочувствованное письмо. Крупный, талантливый автор антисоветского толка не посчитал зазорным вступить в диалог с властью. Слава богу не заискивал и не говорил дерзости, как некоторые (пауза). Нам пришлось по душе ваше предложение. Помните.
Булгаков. Конечно, Иосиф Виссарионович. Готов подтвердить: я хотел бы просить вас стать моим первым читателем.
Сталин (обнимая Булгакова). Зная вас, тов. Сталин не посчитал это подхалимством. Честно говоря, он был сердечно тронут. Таких примеров, насколько ему известно, в истории два-три. Прочитав ваше письмо, тов. Сталин осушил бокал цоликаури и даже танго с покойной Наденькой станцевал. Мои коллеги, видимо, решили, что Лева Троцкий умер. Где им понять (промокает платком глаза). Не стесняйтесь, обнимите старика. Будет, что вспомнить. Друзьям, коллегам расскажите (смеется). Все равно не поверят.
Булгаков. Нет, это личное.
Сталин. Личное, общественное. Сталин не трибуне и Сталин гость — две большие разницы. Мне тоже не верится, что мы рядом (пауза). Поцелуйте меня, Михаил Афанасьевич, в усы!
Елена Сергеевна (закрывая лицо руками). Ой, какая мизансцена!
Булгаков (растерянно). Такая честь. В сознании не укладывается. Даже Людовик Мольеру не позволял. Руку — не больше.
Сталин. Естественно. Товарищ Сталин не Бурбон какой-то, а сын сапожника и прачки, во всяком случае, по документам (подставил Булгакову усы. Тот слегка касается их губами).
Елена Сергеевна (взволнованно). Фантазия фантазией, но это перебор. Зачем такой флирт. Что люди скажут. Интеллигенция.
Булгаков (ей). Будто не знаешь. Позавидуют. Что они еще могут.
Сталин. Верно сказано. Вот Владимир Ильич презирал интеллигентишек — лакеев капитализма, считающих себя мозгом нации. На деле, говорил, это не мозг, не при вас будет сказано, Елена Сергеевна, — говно.
Елена Сергеевна. Извините, Иосиф Виссарионович, насчет старой он ошибался. А советская — точно — по Ленину — воспитали.
Сталин (смеясь). Не стесняйтесь, королева. Мы знаем, как вы выражаетесь. Назовите слово. Просим.
Елена Сергеевна. Ну да, как вы сказали — это самое — говно.
Сталин. Прослойка. И вашим и нашим. Почти у всех на языке одно, в голове наоборот.
Булгаков. Зинаида Гиппиус угадала: вся интеллигенция, особенно литературная, так или иначе поползет к большевикам.
Сталин. Куда денутся. Кроме Миши и еще нескольких (пауза). Джигит, орел, настоящий Мастер (пауза). Остается выпить на брудершафт. (Сталин разливает вино). По правилам переходим на “ты”.
Елена Сергеевна. Миша, остановись. Оригинально. Но тебя не поймут.
Сталин. Автор “Мастера” и “Мольера” выше любых пересудов (Сталин и Булгаков чокаются и пьют на брудершафт. Где-то за стенкой играют свадебный марш Мендельсона).
Булгаков. У меня есть право: Ваш звонок, Иосиф Виссарионович…
Сталин. Почему, Миша, ваш. Твой. Переступи…
Булгаков (после паузы). Ваш…
Сталин. Не пойдет. Ну, войди в роль.
Булгаков. Твой…
Елена Сергеевна. Ой! С ума сойдешь. Переступил.
Булгаков. Твой звонок, товарищ Сталин…
Сталин. Ээ! Не туда. В огороде бузина, а в Киеве дядька.
Булгаков. После твоего звонка у меня словно крылья выросли. С неукротимой силой во мне загорелись новые творческие замыслы, эти замыслы были широки и сильны…
Елена Сергеевна. Он не лукавит, поверьте. Мне говорил, как на исповеди.
Сталин (оглаживая Булгакова). Какая музыка. Будто Глинка в финале “Сусанина” (Откуда-то доносится мелодия “Славься” Глинки). Товарищ Сталин не избалован неподдельными чувствами. За это следует выпить. (Наливает вино). Волнительно сознавать, что с именем товарища Сталина связаны не только Конституция и победа социализма в целом, но и творческий подъем лучшего, талантливейшего драматурга, сатирика его эпохи.
Елена Сергеевна. Щедрый тост.
Булгаков. Сильно, высоко, непривычно. Четвертая похвала за десять лет. (Пауза). Я в сомненьях: неужели обо мне?
Елена Сергеевна. Странно. Заманчиво. Тревожно…
Сталин. Благодарствую. К сожалению, об этом не заявишь громогласно, как об усопшем поэте Маяковском. Но признание тэт-а-тэт тоже многого стоит. Особенно от первого лица. Неужели потомки, если не круглые дураки, этого не поймут и не оценят. Пушкин тоже не увидел в печати “Медного всадника”, Грибоедов на сцене “Горе от ума”. А теперь эти творения не слуху.
Булгаков. Когда Пушкина пристрелили — на теле нашли тяжелую пистолетную рану.
Сталин. При товарище Сталине Александр Сергеевич творил бы сто лет.
Булгаков (волнуясь). Когда через сто лет будут раздевать одного из пушкинских потомков перед отправкой в дальний путь, найдут несколько шрамов от финских ножей. И все на спине.
Елена Сергеевна. Смертельных.
Сталин (поглаживая Булгакова по спине). Миша, знаем всех твоих недругов наперечет. Одних уж нет — другие далече. Скажи нам, кто еще твои враги?
Елена Сергеевна. Не скрывай, говори. Они заслужили!
Булгаков. Есть десятки людей, готовых меня растерзать.
Сталин. Уцелели все-таки. (Пауза). Вишневского, Безыменского, Белоцерковского — мы терпим. Это наши подельники. Кто еще?
Булгаков. До них НКВД не дотянуться.
Сталин. Миша, ты их не знаешь… Лаврентия, например.
Булгаков. И ему не по зубам.
Сталин. А все-таки…
Булгаков. Турбин Алеша, профессор Преображенский, Хлудов, Мастер, Иешуа… Вот они мои враги (Сталин раскуривает трубку, быстро ходит по комнате).
Сталин. Да. Конечно, с ними сложней.
Булгаков. Во время бессонниц приходят они ко мне и говорят со мной: ты нас породил, а мы тебе все пути преградим. Лежи фантаст с загражденными устами.
Сталин (сам себе). Эх, Миша, Миша! Что нам с тобой делать?
Елена Сергеевна. Как ему жить? Сердце болит.
Булгаков. У меня перебито крыло. Невозможность писать равносильна погребению заживо (пауза). Дети мои не живут.
Сталин (себе). Вай ме! За что ему такое? (Пауза). Не на той улице родился.
Елена Сергеевна. Кому Миша сделал плохое?
Булгаков (убедительно, но спокойно, нервно дергая головой). Я мистический писатель. Мои краски — черные. Я пишу бесчисленные уродства нашего бытия, не радуясь революционным процессам в моей отсталой стране, изображаю страшные черты моего дикого народа, которые задолго до революции описывал мой учитель Салтыков-Щедрин.
Елена Сергеевна. Если не вы, то кто поможет?
Булгаков. Я первым в СССР призвал к свободе печати. Борьба с цензурой — мой писательский долг. (Пауза). Если бы кто-нибудь из писателей вздумал доказывать обратное, он уподобился бы рыбе, уверенной, что ей не нужна вода.
Сталин (кивает, разводит руками). Всякий сатирик в СССР посягает на советский строй!
Булгаков. А как же творили Пушкин, Гоголь, Некрасов, Салтыков…
Сталин (иронично). Ума не приложу. Самодержавие — и такое.
Елена Сергеевна. Их жали, но они печатались (пауза). “Выдь на Волгу, чей стон раздается…”.
Сталин (иронично). Открыто, без подтекста: храбрецы!
Булгаков (иронично). При жизни автора книжки выходили.
Сталин. Миша, дорогой, чем тебя утешить. Крепись!
Булгаков (смеясь). Мудро. Я доволен, я доволен, я доволен!..
Сталин (подойдя к Булгакову вплотную. Доверительно). Миша, только откровенно, за что ты так не любишь большевиков изначально?
Булгаков. А за что их любить? Мои симпатии были всегда на стороне белых, на отступление которых я смотрел с ужасом и недоумением.
Сталин (смеясь). И то верно. (Пауза). За что тогда тебя так уважает товарищ Сталин?
Елена Сергеевна (порывисто). Об этом не надо вслух. Пусть останется тайной и домыслом.
Сталин. Почему домыслом? Факты упрямая вещь. Товарищ Сталин семь раз говорил за Мишу не где-нибудь — на Политбюро. Давил своих сапожников и землемеров. Можно сказать, сеансы гипноза проводил. Все, как и он влюбились в “Турбиных”, убедить, что белые — не белые — не легкая агитация.
Булгаков. Это большевики умеют…
Елена Сергеевна. Вот бы на Политбюро поприсутствовать…
Сталин (смеясь). Товарищ Сталин — не трибун, но златоуст. Заставил “Турбиных” восстановить. Так и сказал реперткомовцам: “Безобразие, почему не идет хорошая пьеса Булгакова”. Не мог товарищ Сталин обходиться без этой приятной семейки. Как-то сказал актеру Хмелеву: “Когда ваши усики на сцене, могу спать спокойно”.
Елена Сергеевна. Говорите, говорите. Для Миши бальзам.
Сталин (хитро). А почему бы не приделать такие усики шахтеру Стаханову Алексею — тезке полковника. Хороший парень — труженик. Или трактористке Паше Ангелиной — мужик в юбке.
Булгаков. На крестьянские темы писать не могу, потому что деревню не люблю.
Сталин. Золотые слова. Крестьяне — шкурники и контра. Колхозники — другое дело. Они работают не на себя.
Булгаков. Из рабочего быта мне писать трудно. Знаю его плохо. Я остро интересуюсь бытом интеллигенции русской, люблю ее, считаю хотя и слабым, продажным, но очень важным слоем в стране.
Сталин (серьезно). Товарищ Сталин весь в раздрае. Не верит ей, видит фигу в кармане, а тянется.
Булгаков. Отрицательные явления жизни привлекают мое пристальное внимание, потому что в них я вижу большую для себя пищу.
Елена Сергеевна. Миша всегда пишет по чистой совести. Он, как мальчик из сказки Андерсена.
Сталин (усмехаясь). Опасный мальчик. Не туда смотрит.
Булгаков. Казню себя, но так устроен. Испорченный мальчик.
Сталин. Например.
Елена Сергеевна. Миша, помолчи.
Булгаков. Кому еще скажешь? Народ в массе понимает: большевики — жулики.
Сталин (хохочет). Ай, да мальчик. Переплюнул Андерсена. Конечно, жулики, но во благо России.
Елена Сергеевна. Как это?
Сталин. Если бы большевики не лукавили, оставались добренькими, не оказались бы у власти никогда.
Булгаков. К добру не зовут кулаками.
Сталин. Миша, как ты не понимаешь, о вреде репрессий могут говорить лишь те, кто не был до революции с большевиками.
Булгаков. С вами до февральской революции было сорок тысяч из ста восьмидесяти миллионов.
Елена Сергеевна. Какая арифметика!
Сталин. Массы, уважаемые, сами хотели, чтобы ими управляли жестко. Царя им подавай, хоть в короне, хоть в фуражке, хоть в ленинской кепке (пауза). Товарищ Сталин однажды корону примерил в Успенском соборе. Глянул в зеркальце, чуть с трона не упал. Фуражка надежней.
Булгаков. Зло не в короне, а в сердцах.
Сталин. Разве старый мир был добрым? Как замаскировались десятки миллионов, которые по социальному положению, воспитанию, психике не могли принять большевиков (пауза). В какие дебри мы залезли.
Елена Сергеевна. Насильно мил не будешь
Сталин. Как сказать. Мы никогда не прикидывались святыми. Открыто говорили, что мы власть одного класса.
Булгаков. Если б только говорили.
Сталин. Апостол сказал: к одним будьте милостивы, отличая их. Других же страхом спасайте, исторгая из огня (пауза). Мы не стрижем под одну гребенку.
Булгаков. Когда стрижете, то вместе с головами.
Сталин. Царь страшен не для благих, а для зла.
Булгаков. Куда махнули: к Ваньке Грозному в средневековье.
Сталин. Страна погибнет без твердых решений.
Булгаков. Не гони коня кнутом…
Сталин. Миша, геноцвали, время не ждет (мягко), по сравнению с Лениным товарищ Сталин мягкотелый либерал, гнилой интеллигентишка. Сечь бы его, да некому. (Пауза). Был Осип Эмильевич и Миша остался.
Елена Сергеевна. Толку что. Ему рот завязали.
Сталин. Честно говоря, случаются перегибы, головокружение от успехов. Но зато отсутствует частная собственность на орудия труда и средства производства. (Пауза). У единственных в мире — пока.
Булгаков. Посмею возразить. Просто всю страну превратили в частную собственность партаппаратчиков.
Сталин (смеется). Это уже уклон. Троцкизм. Партия и народ — едины! (Дружески). Дай народу волю — заведет, как Сусанин поляков. (Пауза). Не дорос русский народ, без поводыря пропадет.
Елена Сергеевна. Какой пассаж!
Сталин. Мы чистим авгиевы конюшни. Безграмотность ликвидировали. Зажгли лампочку Ильича. Разве это плохо?
Булгаков. Жизнь — не куплеты “Интернационала”. К чему было рушить великую страну. Хватило бы убрать царя. Так это сделали без большевиков.
Сталин (иронично). Чем твой, Миша, Воланд не большевик? У него, а не товарища Ленина партбилет под номером один. У нас с ним одни задачи: избавиться от хапуг, олигархов, стяжателей.
Елена Сергеевна. Пусть Воланд душка, но в принципе — дьявол, сатана, исчадие ада.
Сталин (лукаво). Королева, его придумал не я, а писатель Булгаков. Вызвал заступника из преисподней.
Булгаков (смеется). Я их быстренько убрал из Москвы, чтоб не покусились на устои.
Сталин (иронично). Мы это по достоинству оценили.
Елена Сергеевна. Да. У Миши всё без крови.
Сталин (посмеиваясь). Даже скучно, мягкотело. Добрый ты человек, Миша.
Булгаков. Я? Скорее — колючий.
Сталин. Кому-нибудь расскажи. Проходимца Лиходеева почему-то переправили в Ялту. Это же наша здравница, а место ему в заполярном Туруханске, где товарищ Сталин зимовал три года.
Булгаков. Виноват. Фантазии не хватило.
Елена Сергеевна. В Ялту — смешно, а в Туруханск — не понятно. И намек.
Сталин (лукаво). Тогда на Колыму или Соловки. (Пауза). Так, Миша, дела не делаются. Правде жизни не соответствует. Для писателя Булгакова минус.
Булгаков. Каюсь. Не тот уклон мысли.
Сталин (смеясь). А вот история с конферансье Бенгальским товарищу Сталину по душе. Оторвать голову на какое-то время, и потом водрузить на место — гениальный трюк. Нам бы Воланда в подельники, мы бы избежали многих крайностей. Одно дело — решать вопрос безвозвратно — другое — на определенный срок. Вряд ли наши оппозиционеры, оставшись без головы, и, получив ее обратно, снова продолжали гнуть свою линию. Как ты считаешь, Миша?
Булгаков. Я в замешательстве. Не представляю. Наверно…
Сталин. Такой либерализм нас бы устроил. Надо озадачить нашу медицину. Не станут молоть чушь, как высказался уважаемый Фагот. (Извиняясь). Болтают, болтают, а дело стоит. (С иронией). Мы, большевики, чернорабочие, ассенизаторы.
Булгаков (иронично). Откуда свалились?
Сталин. Как вы думаете, уважаемые, почему товарищ Сталин зачастил на “Турбиных”? Некоторые утверждают, чтоб куражиться над беляками. Представьте, наоборот. Он любуется этой компанией, особенно Алексеем и Еленой. Мечтал бы с ними подружиться, войти в их дом. Толковые ребята, не хитрые, честные, ничего не просят, не строят козни, старшего уважают…
Елена Сергеевна. Сказка какая-то. Неужели Вы с ними?
Булгаков. Да, да. Я в глубине души это чувствовал!
Сталин. Судьба играет человеком. Мы — жертвы случая. (Пауза). Попал к Турбиным, пригрелся, выпил (Елена Сергеевна садится к инструменту, играет “Лезгинку”, Булгаков на столе отбивает такт. Сталин с азартом танцует: “Асса! Асса!”. В изнеможении становится на колени. Целует Елене руки).
Елена (перестав играть). Иосиф, я сама из-за вас напилась (пытается встать). Боже, ноги не ходят.
Сталин. Осторожно (поддерживает Елену). Можно мне сесть рядом?
Елена. Садитесь… Чем же все это кончится? А? Я видела дурной сон. Вообще кругом за последнее время все хуже и хуже…
Сталин. Елена Сергеевна! Все будет благополучно. А снам вы не верьте. (Пауза). Кто вам мешает жить?
Елена. Разве это жизнь?
Сталин. Вы посмотрите на себя в зеркало. Вы красивая, умная, как говорится — интеллектуально развитая. Женщина на ять. Вы будете счастливы.
Елена. С кем?
Сталин (пылко). Со мной, королева.
Булгаков (ревниво). Не по тексту.
Елена. Вы — случайный гость. Впервые в доме, и такие авансы.
Булгаков. Отсебятина.
Сталин. Ваш голос, ваши глаза…Всю жизнь ждал. Это, как удар кинжала (пытается поцеловать Елену).
Елена (отталкивает его). Вы ловелас! Я догадываюсь… Всем одно и то же говорите.
Булгаков (смеясь). Это — по тексту.
Сталин. Значит, у вас никакого чувства ко мне?
Елена. К несчастью, Вы мне тоже понравились. Для первого раза слишком. (Целуются. Елена вырывается). Отпусти меня. Я боюсь бросить тень на свою семью!
Булгаков. Браво! Каков экспромт!
Сталин (посмеиваясь). Жаль, что сценический.
Елена Сергеевна. Ну, Миша, авантюрный поворот. Такое не приснится! Твоя жена целуется со Сталиным!
Сталин. За мной многие приударяли. Особенно, певички из Большого. Естественно, не стану называть. У меня взгляд магнетический (пауза). Товарищ Сталин, вероятно, донкихотствует, когда мечтает, как Чехов, о людях, у которых должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли, как у Мишиных персонажей. (Пауза). Ради этого и живет. Ведет толпу, как горьковский Данко. (Пауза). А пока надо рубить и корчевать. Новый человек рождается в муках. Руками и ногами цепляет за старое. Но мы его выведем, куда надо — на широкую, ясную. За ценой не постоим. Как сказал Маяковский — работа адовая. Это не груши, как Мичурин, околачивать.
Булгаков. Хотите из Шариковых вывести Турбиных.
Елена Сергеевна. Смело — до чертиков. Одинаковых, как пуговицы.
Сталин (улыбаясь). Не сразу — поэтапно. В третьем поколении.
Булгаков (иронично). Сначала Швондеров…
Сталин. Толпа имеет здравый смысл, а в остальном — ни гу-гу!
Булгаков. Не в силе Бог, а в правде! (Пауза). Трагедия русского народа в том, что власть никогда не держала слова.
Сталин (обнимая Булгакова). Горячая голова! С твоим талантом к чему философствовать. Одно лишь важно — сам творец, его творение и вера, действующая любовью. Не мои слова, апостола Павла. Но в точку. (Пауза).
С верхней квартиры доносится топот, крики, люстра над столом начинает
покачиваться и несколько лампочек гаснут.
Елена Сергеевна. Началось!
Сталин. Что за бардак?
Елена Сергеевна. Уже с месяц поэт орден обмывает. Миша в отчаянии — не может работать. Он же сова!
Булгаков (напевает). Ни сна, ни отдыха измученной душе… В голове стучит…
Из открытой двери балкона доносятся выкрики: “Пора кончать с формализмом в музыке, литературе, живописи. Товарищ Сталин конкретно указал. Это директива…”.
Елена Сергеевна прикрывает балконную дверь.
Сталин. Кто это ночью митингует. Уснуть не могут без товарища Сталина.
Булгаков. Сценарист за стеной живет, а балкон совмещенный.
Сталин. Почему совмещенный?
Елена Сергеевна. Общий балкон на две квартиры.
Сталин. Тебя это устраивает, Миша? На твоем балконе кто-то воздух портит.
Булгаков. А что делать? Мы по-соседски.
Сталин. По-соседски. Захочешь воздухом подышать, помечтать, а на балконе — сценарист. Кто такой?
Булгаков. Вы, наверно, не знаете — Евлампий Раввинов — из молодых.
Сталин. Если Раввинов, то почему Евлампий? Совсем с ума сошли.
Булгаков (смеется). Нет, нет — русский из Торжка.
Сталин. Дурдом. Раввинова знаю, не слыхал, что Евлампий. Не проявился пока. Без балкона проживет.
Елена Сергеевна. Он петуньи там разводит.
Сталин. Не нужен тебе, Миша этот цветовод. Крупный писатель, а должен ужиматься. Мы завтра же половину уберем.
Елена Сергеевна. Как это уберете?
Сталин. Как Воланд сразу не сможем, но за день управимся.
Булгаков. Неудобно…
Сталин. Добрый человек, Миша. В книжках сердитый, а в жизни мягкий. Балкон — не проблема, о другом мучаюсь. Как на сцену протолкнуть “Бег”, “Мольера”… Пьеска из французской жизни, а не прошибить. Хоть с купюрами, хоть без — абсолютно невозможно. Все равно, что признать ошибкой Октябрьский переворот.
Булгаков (иронично). Факт очевидный: так и есть (пауза). Пусть я былинка, щепка в бурном потоке. Но я барахтаюсь, барахтаюсь и пытаюсь изменить течение.
Сталин. Дай Господь тебе сил. Не бросай весел, греби против волны.
Булгаков. Насилие можно объяснить, можно узаконить, но нельзя оправдать. Тут нужно искупление, если ты человек.
Елена Сергеевна. Верно, верно, как по писаному.
Сталин. Миша, ты ставишь нас к стенке. Или-или…
Булгаков. Придут другие времена. Рукописи не горят.
Сталин. Не успокаивай меня, Миша! Товарищ Сталин, как титан Прометей скован по рукам и ногам классовыми цепями. А соратники по партии выклевывают ему печень.
Булгаков. Как я вас понимаю, Иосиф Виссарионович!
Елена Сергеевна. Миша, ты фантаст!
Сталин. Партийность в литературе, конечно, аксиома, но выглядеть идиотом в собственных глазах — бред собачий (Садится, закрыв глаза рукой).
Булгаков. Конечно, писать в стол равносильно погребению заживо. (Пауза). Мне сулят посмертное признание. Спасибо на этом.
Сталин (сквозь слезы). Почему, Миша, жизнь такая несуразная, такая дурацкая? Вот попки трезвонят: Сталин великий, Сталин могучий. А что он может? Днепрогэс простроить? ХТЗ, ЧТЗ, а великому писателю орден дать, в Кремль пригласить, в президиум усадить — не получается. Ночью к нему крадется, как шакал на брюхе. (Пауза).. Пол балкона может срезать!
Булгаков (подыгрывая Мольеру). Мне как-то не по себе. Чувствую себя виноватым. При твоих заботах еще и мои неприятности.
Сталин (вздыхая). Видно, прав французик Жозеф де Местр: “Государей нужно оценивать по тому, чего они не могут сделать”.
Булгаков. Мне ничего не надо. Только бы пьесы шли.
Сталин. Э-э! Чем ты, Миша, хуже других. Ты, дорогой, пишешь умно, достойно. Кто у нас… так пишет?
Булгаков. Я стараюсь, а все не ко двору. (Пауза). Художник должен быть чумой для власти.
Сталин (серьезно). Может быть, твой Воланд и прав, когда толкует Матвею: что бы делало твое добро, когда бы не существовало зла, и, как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени. Таланту на пользу страдания. Молоту не лучше, чем наковальне. Еще мудрец Достоевский признал: “Для счастья нужно столько же несчастья”.
Булгаков. Тяжело. Иногда я чувствую себя русским князем после битвы при Калке. Монголы уложили помост на пленных князей и пировали на нем.
Сталин (быстро бегает по комнате). Язычники. Варвары. (Говорит сам с собой. Подходит к Булгакову, обнимает). Миша, дорогой, послушай политического ссыльного: когда становилось совсем плохо, он говорил себе — бывает хуже. Сразу становилось хорошо.
Булгаков. Удачный совет. Обязательно воспользуюсь.
Сталин. Эмигрируй писатель Булгаков в двадцатом году, вряд ли создал бы “Мольера”, “Бег”, “Собачье сердце”. В лучшем случае — “Турбиных”.
Булгаков. Вероятно. Русский писатель без родины жить не может.
Елена Сергеевна. Но сколько можно терпеть. (Пауза. Подойдя вплотную к Сталину). Я любящая женщина. Мишу практически ослепили. (Пауза). Я хочу, чтоб Миша был на виду, стал услышан, признан… Радовался премьерам… Отбивался от поклонниц.
Булгаков. Люся, это ты от себя. Я не хочу. Не проси. Он в курсе.
Елена Сергеевна (Сталину). Я знаю, что с вами можно разговаривать только откровенно.
Сталин. Непременно, алмазная донна!
Елена Сергеевна. Я хочу, чтобы сейчас же, сию секунду к Мише вернулись уверенность и здоровье.
Булгаков. Люся, это пустое. Не плачь. Я тяжко болен. У меня галлюцинации.
Сталин. Не надо бояться. Мы с тобою. (Наливает в рюмку вино). Выпей рюмку цоликаури.
Булгаков берет рюмку и роняет ее.
Елена Сергеевна (радостно). Разбилась. Это к счастью!
Сталин. Успокойтесь. Главное — роман написан — в нашу советскую эпоху. (Елене Сергеевне). Имеете ли вы к нам еще какую-нибудь претензию.
Елена Сергеевна. Выпустите нас в Ниццу, Париж — на два месяца. Мы не останемся, как Замятины.
Булгаков(грустно). Париж! Памятник Мольеру! Здравствуйте, господин Мольер. Я о вас книгу и пьесу сочинил! Рим! Здравствуйте, Николай Васильевич, не сердитесь. Я ваши “Мертвые души” в пьесу превратил. Очень старался. Вот мы оба в Риме. Балкон, как у вас: пинны, розы, благоухание.
Сталин. Неужели балкон совмещенный? Извините. (Елене Сергеевне, взяв ее за руки). Без Миши мне гроб. Не смогу без него. Он мой якорь спасения. Ветерок с гор. Напоминает меня в молодости — такой же упрямый, гордый, но вежливый. (Пауза). Тут он пишет в стол, а там замолчит навеки, как Куприн, Бунин, Алексей Толстой!
Елена Сергеевна. Мы точно вернемся. У меня в Москве дети.
Булгаков. Какие разговоры.
Сталин (прочувствованно). Без Миши затоскую. Взвою. (Пауза). Душа моя раскалывается надвое. Далась эта заграница. Пушкин не ездил, Лермонтов — обошелся. Ленин там долго проживал, а что получилось! Всем миром расхлебываем!
Елена Сергеевна (превращаясь в Серафиму из пьесы “Бег”). Кто здесь Роман Хлудов? (При этом нелепом вопросе Булгаков и Сталин сначала удивляются, а потом подыгрывают).
Сталин (лукаво). Хлудов — генерал? По всей видимости — я.
Булгаков. Люся, успокойся. Выдержки никакой! (Сталину). Не слушайте ее. Сорвалась. Переживает за меня. Нервы разболтались.
Елена Сергеевна. Семь лет просим. Пишем, умоляем, надеемся. Мечтаем: в Париж, в Париж. Не умереть — одним глазком взглянуть — Нотр-Дам, Лувр. (Пауза). Попасть к Хлудову под крыло. Все Хлудов, Хлудов… Даже снится Хлудов Мише, мне. Вот удостоилась лицезреть. Стоит в подтяжках. А за окном висят мешки. Мешки да мешки!
Булгаков(Сталину, пытаясь зажать Елене Сергеевне рот). Она с ума сошла. Себя не помнит.
Елена Сергеевна (вырываясь). Зверюга, шакал (бросается с кулаками на Сталина). Скоро всех прикончит.
Булгаков. Хватит. Это перебор. (Сталину). Она не отдает себе отчета в том, что говорит.
Сталин (лукаво). Браво. Узнаю прекрасную королеву бала. Какой темперамент. Что не отдает себе отчета — хорошо, потому что когда у нас отдавая отчет говорят, ни слова правды не добьешься.
Елена Сергеевна (Сталину, Булгакову). Извините, в роль вошла. Я Мишины тексты помню назубок.
Сталин. Красавица жена, верный друг. Что еще мужчине надо.
Булгаков. Все мои жены были такие.
Сталин (иронично). Классовую борьбу придумал не Иосиф Виссарионович и даже не большевики. (Пауза). Но с тобой, Миша, мне приятно быть добрым и даже нежным. Несуразица какая-то.
Булгаков. Писателю все можно простить: двоеженство…
Сталин. Нежелательно.
Булгаков. Кражу, убийство…
Сталин. Тебе, Миша, да. (Смеется). Потому, что ты на такое не способен.
Булгаков. Не только на это! На самопредательство.
Сталин. Верно-верно. Политику — тоже.
Булгаков. Цилиндр мой с голодухи на базар снесу, но сердце и мозг не понесу на базар, хоть подохну.
Сталин (лукаво) Успокойся, Миша, все не так плохо. Случается хуже. Ночью люди не спят, ждут стука в дверь. В твоем доме — тоже. (Где-то слышится стук в дверь. Оба прислушиваются).
Булгаков. Кому-то стучат.
Сталин (глядит на часы). Два часа. Еще рано. Это возвращаются из гостей.
Булгаков (продолжая взволнованно). Не верю в светильник под спудом. Рано или поздно писатель скажет то, что хочет сказать. (Пауза). Главное не терять достоинства.
Сталин. Главное — сохранить талант. Бог тебе его дал, а товарищ Сталин уберег. (Пауза). Одних метит Бог, а других марксизм-ленинизм.
Елена Сергеевна (искренне). Господи, как это верно!
Сталин. Не сыграть ли нам на бильярде чеховскими шарами.
Булгаков. Пожалуй (берет оба кия, устанавливает шары).
Сталин (потирая руки). Давно я кия в руки не брал.
Булгаков. Знаем, знаем, как Вы играете.
Сталин (рассматривая шар, разглаживает сукно на бильярде, пытается его ущипнуть, то есть приподнять пальцами). Так себе сукнецо. Не Симонис, но играть можно. На безрыбье и рак рыба. (Пауза). Не найдется ли у тебя, Миша, в хозяйстве влажная суконка и прокисшее молоко.
Булгаков. Молоко, кажется, имеется, а суконку поищем. (Уходит на кухню).
Сталин (подходит к Елене Сергеевне). Бесценная Маргарита, мы делаем почти невозможное: можно сказать, антисоветчика привели в Союз писателей, устроили жилье в престижном доме, здесь в Нащокинском, дали приятную работу в Большом, запретили органам приближаться на пушечный выстрел: никаких обысков, никаких перлюстраций. Пиши, дорогой Михаил Афанасьевич, сколько хочешь, о чем хочешь и читай кому захочешь. (Пауза). Вы знаете, сколько человек слушали главы из “Мастера”?
Елена Сергеевна. Нет, не задумывалась.
Сталин. А товарищ Сталин в курсе…
Елена Сергеевна. Да, любопытно.
Появляется Булгаков с суконкой и склянкой кислого молока.
Сталин (прикладывая палец к губам). Потом. (Булгакову). То, что надо. Еще бы тряпочку.
Булгаков (достает носовой платок). Платок.
Сталин. Нормально. Ты, Миша, протри шары кислым молоком. А мы приготовим стол. (Булгаков протирает шары, а Сталин — влажной суконкой стол). В любом деле нет мелочей. На столе — ни пылинки. Еще бы утюжком пройтись.
Булгаков. Первый раз слышу.
Сталин. Учись, Миша, пока мы здесь. Разыграем малую русскую пирамиду.
Булгаков. Только шар — луза. Я не мастак.
Сталин. Хорошо. На что?
Булгаков. На интерес.
Сталин. Нет. Мы же не пионеры. На под стол.
Булгаков. А если?
Сталин. Никаких если. Кто проиграет, тот лезет и кричит петушком.
Елена Сергеевна (в азарте, но сомневаясь). Вот это номер. Такое придумать. Генеральный секретарь петушится под столом.
Сталин. Во-первых, это вопрос, во-вторых, вы его плохо знаете, только по “Краткому курсу”. (Булгакову). Разрешите разбить. (Разбивает шары. На сцене темно. Слышатся удары шаров и голос Сталина). Играю пятого в середину (пауза); играю пятнадцатого в угол (пауза); десятого в ближний правый, тринадцатого в середину, одиннадцатого в дальний левый. (Напевает: “Все боятся меня, все трепещут вокруг, только один ты меня не боишься”).
Булгаков. Вот это глаз, это рука. Оставьте на развод.
Сталин. Пошла масть. Все: семьдесят одно.
Булгаков (лезет под стол). Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!
Елена Сергеевна (помогает Булгакову выбраться из под стола). Не взет тебе, Миша. И тут не везет.
Сталин. Главное не унывать. Первый блин комом (расставляет шары. Елене Сергеевне). Он еще себя покажет.
Булгаков (храбрится). Цыплят по осени считают. Еще не вечер. (Свет гаснет. Слышны удары шаров и голоса играющих). Девятого в левый угол. Пошел. Четырнадцатого от борта в середину.
Сталин. Браво, Миша! Какой карамболь. Играй восьмой дуплетом в угол. Бери левый боковик.
Булгаков. Вижу. Не слепой. (Бьет).
Сталин. Прошел. Ловко.
Елена Сергеевна. А я что говорила!
Сталин. Колдуете, ведьмочка. Еще Воланда призовите.
Булгаков. Это мы можем. Четырнадцатого на себя.
Сталин. Миша. Зачем. Девятого гони.
Булгаков. Пожалуй.
Елена Сергеевна. Миша, живи своим умом.
Сталин. Рискни, Миша. Порадуй себя. Сыграй от двух бортов — девяткой. Сделай триплет.
Булгаков (целясь). Была не была. (Бьет. Попадает).
Елена Сергеевна (весело). Не все коту масленица. (Азартно, звонко). Миша, фарт пошел. Держи жар-птицу. Переломи судьбу.
Сталин (потирая руки). Браво, ведьмочка. Бей своих, чтоб чужие боялись.
Булгаков. Спокойно, господа, без паники. Седьмого труабан на себя в левую лузу (бьет).
Сталин (иронизируя). Бей вождей.
Булгаков. Круазе двенадцатым в середину.
Сталин (потирая руки, пританцовывая). Э-э, Парамоша, ну ты и азартен! Вот где твоя слабая струна.
Булгаков (потирая конец кия мелком, напевает). Получишь смертельный удар ты… три карты, три карты… Карамболь одиннадцатого в правый угол от себя (бьет). Готов. (Наливает рюмку вина, выпивает несколько глотков). На удачу. (Сталин отворачивается. Булгаков бьет и попадает).
Сталин. Ай!
Булгаков (поет). Пусть неудачник плачет…
Сталин (ворчит). Каждый кузнец своего счастья. Артист Черкасов хорошо говорил: “Куй, куй, получишь …то, что хочешь”.
Булгаков. “Ловите миг удачи”. (Долго целится. Бьет и попадает).
Сталин (тихо). Наконец-то! (Булгакову). Поздравляю! Твоя партия (Обнимает Булгакова).
Елена Сергеевна (целует мужа, целует Сталина. Сталину тихо). Спасибо. (Радостно). Мы победили. Наше солнышко взошло!
Булгаков (иронично). Вселенский успех! (Булгакову). Пустячок на общем фоне, а тепло.
Сталин (усмехаясь). Жарко! Уговор дороже денег. Теперь под стол.
Елена Сергеевна. Это перебор. Мы не жаждем крови.
Сталин (подчеркнуто серьезно). Долг чести. Лучше пулю в лоб (лезет под бильярд, кричит петушком: “Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!”).
В балконную дверь заглядывает Раввинов.
Раввинов. Кто там петушится?
Елена Сергеевна (бросается к балкону; выталкивая гостя). Евлампий Самсонович, вечно вы с вопросами. Много знать будете…
Сталин (вылезая из под стола). Надо было сказать… Под столом товарищ Сталин.
Булгаков (смеется). Лучший вариант.
Елена Сергеевна. Не сообразила.
Сталин. Насчет пустячка. Да ты знаешь, Миша, кого обыграл? Товарищ Сталин все Политбюро под стол загонял. Первых маршалов, такой им карамболь устроил.
Булгаков. Пардон.
Сталин. Ты, Миша, не поверишь, но товарищ Сталин рад. Наконец-то ему нос утерли. А то всё проигрывают и проигрывают. Попробуй догадайся: по делу или лижут зад. (Пауза). А тут герой нашелся. На кого кий поднял! Раз и клюнул таракана, вот и нету великана (смеется до слез).
Елена Сергеевна. Миша, Миша, это жестко!
Булгаков. Прости, Люся, занесло! Люблю эти строчки.
Сталин. Твой успех, Миша, надо крупно отметить. Юбилейно. (Пауза). А не пригласить ли для помпы Юдину Марию Вениаминовну. Большая скандалистка, но играет гениально.
Елена Сергеевна. Машу к нам? Третий час ночи. Она спит, наверно.
Сталин. Спит, не спит, какая разница, если мы на ногах. (Пауза). Поклоны бьет, наверно: мои грехи замаливает — такая сумасбродка.
Булгаков. Заманчивое предложение. Золотые руки. Моцартовский фортепианный концерт номер двадцать один в ее исполнении — чудо.
Елена Сергеевна. Особенно анданте.
Сталин. Какое совпадение. Пластинка с концертом у меня на даче. Когда дышать нечем — ставлю и плачу (пауза). Удивлены? Что вы о товарище Сталине знаете… (Подходит к телефону. Набирает номер). Дежурный? Скажите номер Юдиной Марии Вениаминовны. (Пауза). Ж-2-90-50. Благодарю (усмехаясь). Господи, пронеси (набирает номер). Алло! Добрый вечер. С кем я говорю? Домработница Аня. А по отчеству. Уважаемая Анна Соломоновна, позовите к телефону Марию Вениаминовну. Молится! (Булгаковым). Что я говорил! Очень нужно. Кто ее спрашивает? Хороший человек. Кто именно? Скажите, самый хороший. Конкретно? Какая вы пунктуальная. Если вам это имя что-то скажет — товарищ Сталин (Булгаковым). Пошла все-таки. (Пауза). Мария Вениаминовна, здравствуйте. Не сомневайтесь, никакого розыгрыша. Он самый, не извольте беспокоиться. А, говорите, легок на помине. Спасибо. Не за что? Вашими молитвами (сдерживая смех). Не велите казнить. У нас тут с писателем Булгаковым возникла глобальная идея: послушать в вашем исполнении двадцать первый концерт Моцарта. (Пауза). Прямо сейчас. Зачем откладывать на завтра. Машина уже вышла. Без оркестра не играете? Большого симфонического. Какие вопросы. Будет оркестр в полном составе. (Пауза). Только ради Михаила Афанасьевича. И на том спасибо (вешает трубку, отдувается). Пронесло. Ну и ведьма! (Звонит по телефону). Товарищ Самосуд. Узнали? Мне нужен через тридцать минут ваш оркестр к Нащокинскому три с партитурой 21-го фортепианного концерта Моцарта. Транспорт будет. До свидания.
Елена Сергеевна. Мистика. Куда мы их рассадим?
Сталин. Не волнуйтесь, королева. У нас есть опыт! (Подходит к столу. Сталин разливает вино). Мы поднимаем тост не только за гениального бильярдиста, одержавшего блистательную победу, но, в первую очередь, за главного антисоветчика, требующего общественного признания. (Пауза). Товарищ Сталин не боится ни черта, ни дьявола. Он сам для кого-то, как твой, Миша, Воланд. Хотя с нашего ведома взорван храм Христа Спасителя, но мы благоговеем перед божественным началом. Дело не в нашем почти законченном церковном образовании, а в преклонении перед необьяснимым. Все лучшее начинается с того, что невозможно понять. Это начало выше любой власти, даже рабоче-крестьянской. Да простит меня Политбюро за греховное двоедушие. (Пауза). Выпьем за родство душ, отмеченных божественным присутствием и чистой незапятнанной совестью. За тебя, Миша, за вас, королева (целуются, чокаются).
Елена Сергеевна. Какой нарядный тост!
Булгаков (надев монокль). Аловерды, уважаемый тамада. Да, а я хочу признаться, что в своем отношении к Вам, Иосиф Виссарионович, давно повинуюсь чему-то тайному, что привязывает к Вам. (Пауза). Моя душа для Вас открыта.
Елена Сергеевна. У Миши это какое-то наваждение. Во сне бредит Вами.
Сталин (проникновенно). Взаимно. За отмеченных невидимым нимбом. Это наша “тайная кабала”, но не классовых святош, а служителей всевременной субстанции.
Елена Сергеевна. За Мастера.
Сталин. За свет и тень (пьют до дна). А теперь позвольте приступить к протокольной части.
Елена Сергеевна. Что еще за протокольные церемонии. От каких инстанций?
Сталин. К сожалению, не от Совнаркома и Верховного Совета, а от себя лично. Для восстановления справедливости разрешите провести вручение высоких правительственных наград выдающемуся русскому драматургу Михаилу Афанасьевичу Булгакову. Так как многие артисты и литераторы уже имеют орден Ленина или Трудового Красного знамени — мы с удовлетворением вручаем товарищу Булгакову оба ордена сразу, а так же знак депутата Верховного Совета СССР. (Сталин извлекает из карманов брюк коробочки с вышеназванными знаками).
Елена Сергеевна. Какая честь. А ты, Миша, в халате.
Булгаков. Действительно. Очень неудобно. Просто конфуз, разрешите надеть брючки.
Сталин. Пустяки. К чему чиниться.
Булгаков. Хотя бы пиджак.
Сталин. Не будь формалистом. Дело не в форме, а в содержании. Учим вас, учим…
Сталин прикрепляет почетные награды на халат Булгакова.
Булгаков (иронично). Служу свободе печати.
Елена Сергеевна. Орден нам к лицу. Вот пройдемся по Тверской. Не представлю, что будет.
Сталин. Что будет? Будто не понятно. Кое-кого кондрашка хватит. Могу сказать, кого.
Булгаков. Не плохо бы взглянуть.
Сталин (грустно). По Тверской в таком виде не пройти. Это так же невозможно, как вынести Ильича из Мавзолея.
Елена Сергеевна. Какая дикость лицезреть давно усопшего.
Сталин (усмехаясь). Чего доброго рядом уложат. Куда денешься. Только свистни (заложив два пальца в рот, свистит).
Булгаков. Музыкально. В ухе зазвенело.
Сталин. Добрая примета. Надеюсь, Миша загадал желание.
Булгаков. Да. В каком ухе звенит?
Сталин. Если рассуждать диалектически — в том, что ко мне ближе. В левом.
Булгаков. Не угадали.
Сталин. Ты уверен? Товарищ Сталин обычно не ошибается. (Пауза). Давайте переиграем. Мы извинимся и скажем — в правом. Теперь я, надеюсь, не ошибся.
Булгаков. Как говорит товарищ Сталин: “В яблочко”.
Сталин. Позволь полюбопытствовать, что за желание загадано?
Булгаков. Открыть желание — против правил.
Сталин. Если бы большевики действовали по правилам, они бы по сей день бегали от жандармов. Колитесь, Михаил Афанасьевич. Мы постараемся выполнить все, что вы загадали.
Булгаков. Мне кажется, это даже генеральному секретарю не по плечу.
Сталин (с иронией). А недооценивает ли писатель Булгаков возможности вождя мирового пролетариата.
Булгаков. Мне очень хотелось бы верить, но это не тот случай.
Елена Сергеевна. Очень, очень хотелось.
Сталин. Вы меня существенно заинтриговали. Мы сказку делаем былью, пространство и время покоряем. В Америку через полюс слетали… и т. д. и т. п.
Елена Сергеевна. Миша, не тяни. Выскажи наше сокровенное.
Булгаков. Хорошо. Не хотел бы еще раз огорчить ни себя, ни товарища Сталина (пауза). Я мечтал бы увидеть свой роман о Мастере, напечатанным при жизни! (Тут же слышатся сильные раскаты грома, сверкает молния. Сталин стоит на авансцене, курит трубку и молчит. Гаснет свет).
Конец первой части
действие второе
На сцене обстановка первого действия. Балконная дверь открыта. В антракте через нее доносятся звуки настраиваемого оркестра. За журнальным столиком Булгаков и Сталин играют в карты в вист. Елена Сергеевна прислушивается к оркестру.
Елена Сергеевна. Божественные звуки. Прелесть. Настройка оркестра — чудная симфония. Люблю с детства. Прислушиваешься и ждешь невероятного (напевает мелодию Моцарта. Выходит на балкон). Весь переулок заняли. Не пройти, не проехать. Человек сто. Милиция конная. Ой, Самосуд появился. Машет. Здравствуйте, здравствуйте Самуил Абрамович. (Сталину). Иосиф Виссарионович, Вы кудесник, не хуже Воланда. Оркестр в третьем часу ночи посреди Нащокинского. Поприветствуйте музыкантов.
Сталин. Надоели крикуны (смеется). Ваш балкон станет историческим, как балерины Кшесинской в Ленинграде. Вы этого, королева, хотите! Но мы не подготовили, как Владимир Ильич, апрельских тезисов, а повторяться не с руки.
Елена Сергеевна. Марию Вениаминовну привезли (ахает, вбегает в комнату). Какая выходка! (Булгакову). Мишенька, слов нет. Начудачил!
Булгаков. Все по жизни, никакой отсебятины.
Сталин. Будет нам на орехи! У вас иконки не найдется?
Булгаков. Во всем доме не сыскать. Писательский дом. Одни Бездомные и Берлиозы…
Сталин. Пропали! Надо приодеться (надевает френч). Сапоги в прихожей. Вай! Оплошал.
Елена Сергеевна. Пойду встречу гостью (уходит в прихожую).
Сталин (посмеиваясь). Ублажите боярыню.
В прихожей появляется пианистка Юдина. Она в одежде монахини, черном платке, на плечах видны вериги, икона на груди, большой крест. Войдя в прихожую,
крестит углы, бьет поклоны.
Елена Сергеевна. Здравствуйте, Мария Вениаминовна. Здравствуйте, дорогая. Рада, рада вас видеть. Проходите в дом.
Юдина. Здравствуйте, богоугодная мученица Елена! Милости и здравия вашей обители. Антихрист здесь?
Елена Сергеевна. Вас все ждут с нетерпением.
Юдина. Антихрист где?
Сталин (приближаясь к Юдиной). Здравствуйте, любезная барыня! Милости просим.
Булгаков. Здравствуйте, очень рад!
Юдина (крестит троекратно Сталина). Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.
Сталин (посмеиваясь). Хотя на товарище Сталине давно креста нет, но он не чужд крестного знамения. Аминь.
Юдина (ищет в комнате икону). Дьявольщина. Не на что крест положить.
Сталин (Булгаковым). Что вам говорил…
Юдина (крестит угол, где обычно находится икона, опускается на колени). Господи, помилуй нас, на тебя уповахом, не прогневайся на нас зело, ни же помяни беззаконий ниша: но прозри и ныне, яко благоутробен и избави нас от врагов наших. Ты Бог, если Бог наш, мы люди твои, вся дели руку твоею, и имя твое призываем! Ты бо ест спасение рода христианского. Аминь.
Сталин (в тот же угол). Стопы мои направи по словеси Твоему, и да не обладает мною всякое беззаконие. Избави меня от клеветы человеческая и сохрани Заповеди Твои. Лицо Твое просвети на раба твоего и научи мя оправданиям твоим. Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя!
Елена Сергеевна (сквозь слезы). Не сотвори себе кумира и всякого подобия его. Нельзя считать за Бога на Ангелов, ни людей, ни солнце со звездами, ни зверей, ни деньги, ни пищу, ни платье…
Булгаков. Люди, чисты сердцем увидят Бога и ждет их вечное блаженство праведников.
Юдина (бьет поклоны). Прости, Господи, прегрешения его, изгони из души антихриста, очисти помыслы, обрати к добру. Ниспошли вечное покаяние и спасение души.
Сталин (пытается поднять Юдину). Любезная Мария Вениаминовна! Мы все-таки не в храме Божьем. Так недолго лоб расшибить. Ваша голова и золотые руки — достояние народа.
Юдина (продолжая молиться). Господи, прости меня смиренную за службу дьяволу. Сними грех.
Булгаков. Бесценная. Порадуйте ваших почитателей.
Юдина (поднимаясь с колен). Только для вас, Михаил Афанасьевич, Елена Прекрасная, с любовью и благолепием.
Сталин. Хорошо, хорошо. Богу Богово, кесарю кесарево! Вы молитесь за спасение царя Ирода. А пушкинскому юродивому богородица не велела. И на том спасибо. (Юдина подходит к инструменту, проверяет звучание).
Елена Сергеевна. Вас устраивает?
Юдина. Пожалуй. Где будет дирижер?
Сталин. Где надо, любезная.
Юдина. Я должна его видеть.
Сталин. Королева, пригласите Самосуда. (Елена Сергеевна выходит на балкон и зовет дирижера: “Самуил Абрамович… Вас просят подняться”. Тут же, на уровне балкона появляется “люлька” с Самосудом). Пожалуйста, уважаемые, приступайте.
Юдина (крестит инструмент. Усаживается к нему). Господи, вразуми! (Кивает Самосуду. Тот стучит по пюпитру, взмахивает дирижерской палочкой. Сцена погружается в темноту. Освещены только Самосуд и Юдина. Звучит 21-й фортепианный концерт Моцарта, который переходит в анданте. После анданте слышны несколько тактов оркестра. Люлька с дирижером исчезает). Промокните мне глаза. У меня нет сил!
Елена Сергеевна (подходит к Юдиной, вытирает ей глаза. Сама плачет. Целует Юдину). Дорогая, бесценная, разве так возможно. (Пауза). Мы не в Москве. Мы там (показывает вверх). Свободны…
Сталин (прикрывая глаза рукой, бормочет). Бедный Моцарт. Подлец Сальери. Меня тоже отравят (пауза). Святой ангеле, помолися о мне грешном. Возвести мне конец мой, да покаюсь дел злых. Напои мне чашею спасения. Весело возри на мя окаянного. Не устраши мне приход твой. Дай мне ангеле, где покаяться. Прежде страшного и грозного возвести мне конец мой.
Церковный хор тихо подпевает молитве Сталина. Юдина, Елена Сергеевна начинают подпевать тоже. Булгаков, завернувшись в халат, стоит в позе Воланда.
Юдина крестит Сталина, бьет поклоны, вешает свою икону на Сталина.
Юдина. Господи, напои его чашею спасенья.
Сталин. Аминь! Очистились и хватит. Сохрани господь ваши таланты, а мы ему поможем.
Юдина (подходит к Булгакову. Целует его в лоб). Мужайтесь и уповайте (крестит Булгакова. Уходит. Елена Сергеевна провожает Юдину).
Сталин (подходит к роялю. Извлекает несколько звуков). “Чижика” могу и “Сулико” одним пальцем. Да еще социализм построил в одной взятой стране. Ильич, называя профессию, написал — революционер. А мы теперь кто?
Булгаков. Генеральный секретарь.
Сталин. Миша, не шути. Это не профессия. Профессия, интересуюсь, какая?
Елена Сергеевна. А Грозный Иван, Петр Алексеевич?
Сталин. Помазанники божьи. А генеральный секретарь — выборная должность. Если скинут — кем стану? То-то. (Пауза). Пойду воду мутить, как Лева, Гриша, Коля. Где они? (Пауза). Не полез бы в политику — стал бы Щедриным, как Миша. Мы с ним одной крови — творческой.
Елена Сергеевна. У вас, Иосиф Виссарионович, просматривается сатирическая жилка. Из докладов видно. Желчь и ирония.
Сталин. Благодарю, королева. Мы сами пишем, без референтов. Крепко берем, против шерсти (смеется).
Булгаков. Перо у вас тонкое, почерк с уклоном.
Сталин. Похвала Мастера дорого стоит! Заброшу кресло, подамся в щелкоперы. Надоело слышать: гениальный, гениальный. Начал, как помнится, наш бывший сапожник. Давай Лазаря петь (смеется). Лазарь — Лазаря. Потом пошло поехало — кто громче. Стал в зеркало глядеть: неужели сын сапожника и прачки — гений. Уши большие, лицо щербатое, лоб не ленинский. Глаза красивые, въедливые, когда надо. Решил — гений, так гений. Черт с вами. Что с болванов взять. Царей так не величали. Отцом — не больше. Даже всевышний не удостоился, а тут — извольте. (Пауза). На выставке Рембрандта — мой большой бюст (наливает вина, выпивает).
Елена Сергеевна. Сущая нелепость. Мы с Мишей заметили.
Сталин. Слепой бы заметил. Размером — зад лошади (забегал по комнате). Великий композитор совсем ума лишился: включил в свою кантату цитаты из сталинских речей. Цитаты, разумеется, верные, но в кантате — как чирий на заднице. (Пауза). Перепишусь в писатели. Их при жизни не возводят в гении (опять пьет).
Елена Сергеевна. Миша, снова отсебятина. По жизни товарищ Сталин сам пьет мало — гостей ублажает.
Булгаков. Успокойся, любимая! Если пьет — значит надо. Для чего — узнаешь (в балконной двери появляются Раввинов и Государев-Конский. Одеты по-домашнему, но с орденами Знак почета).
Раввинов. Соседи, ау. К вам можно?
Государев. У вас музыка, Моцарт. А у нас патефон (напевает: “У самовара я с моей Наташей…”).
Елена Сергеевна (Булгакову). Вот ты что надумал (гостям). У нас в квартире гость…
Государев. А у нас сегодня кошка родила вчера котят.
Булгаков. Знакомьтесь. Гость из Тбилиси… товарищ.
Сталин. Сталин (здоровается).
Раввинов (смеется). Правда, одно лицо! Раввинов Евлампий.
Государев (смеется). Почти. Государев Иван.
Елена Сергеевна. Присаживайтесь к столу. (Все усаживаются). Чем богаты.
Сталин. Меня, случается, путают. Обращаются по имени отчеству: Иосиф Виссарионович, дайте прикурить. Особенно когда выпьют (раскланивается). Вассо Яковлевич Эгнатошвили, сын купца из Гори.
Елена Сергеевна. Миша, можно я тебя поцелую! (Целуются).
Раввинов (он явно взволнован, заметив у Булгакова ордена и знак депутата. Государеву). Иван, убей меня, не помню Указов о его наградах.
Государев (тоже озадаченно). Сам ломаю голову. Ладно бы Знамя, еще орден Ленина, знак депутата. Нас переплюнул. Наверно, проморгали.
Сталин (лукаво). Что вы там шушукаетесь, как заговорщики.
Государев. Шараду отгадываем.
Раввинов. Неувязка получается. Мы, видно, прозевали вручение Михаилу Афанасьевичу высоких правительственных наград.
Сталин (смеется). Прошляпили, получается, пока свои обмывали.
Государев (поднимается). Хотим от души поздравить нового дважды орденоносца и народного избранника.
Елена Сергеевна. Браво, браво! Сон, но сладкий.
Сталин. Своевременная мысль. Сразу и отметим. Сначала Знамя, потом орден Ленина и все остальное.
Булгаков. Мне неловко. К чему такая помпа!
Государев. Что же вы помалкивали, дорогой Михаил Афанасьевич? Никому заслуженных наград не показывали (показывает на свой орден Знак почета). Я вот даже ночью не расстаюсь.
Раввинов. Мы тоже. Ребячество, а греет.
Сталин. Еще бы на пальто нацепили.
Государев. Простите, Василий Яковлевич, вы что-то имеете против правительственных наград?
Сталин. А вот товарищ Сталин наград не носит.
Раввинов. У товарища Сталина их, по-моему, нет.
Сталин (хитро). Тонко подмечено. С этим надо разобраться. Не нам, конечно, компетентным органам. (Пауза). Да причем тут товарищ Сталин. Ни слова без этого товарища. Дайте ему спать спокойно. Мы собирались пить за награды гениального писателя Булгакова (наливает всем вина).
Государев. Сначала напрашивается тост. Разумеется, за знакомство, а во-вторых, за нашего вождя, нашу совесть и нашу гордость, друга и наставника писательского содружества гениального Иосифа Виссарионовича Сталина и его детей.
Сталин. Оригинальный тост. Если за детей, нужно выпить. Никто за них не пил.
Раввинов. За товарища Сталина!
Сталин. А теперь наш тост за дважды орденоносца и депутата, хозяина этого дома и алмазную хозяйку. Прошу выпить стоя. (Все поднимаются, чокаются и пьют. Сталин подходит к Михаилу Афанасьевичу, Елене Сергеевне и трогательно целует их. Все садятся).
Государев. Извините, что вмешиваюсь. Но по-соседски. Вы назвали Михаила Афанасьевича гениальным! Это — к слову или по существу?
Булгаков (Елене). Началось!
Сталин. Странный вопрос. По существу! Что не так?
Государев (тихо Сталину). Дело в том, что гением его называют скрытые недруги советской власти.
Раввинов. Учтите на всякий случай. Вы, очевидно, не часто в Москве? Не в курсе событий?
Сталин. Случайный гость. К брату заезжаю. Он в “Арагви” служит поваром.
Государев. А-а. Папа повар, что ж такого. Папы всякие нужны, папы всякие важны (смеется).
Сталин. Так чем вам Миша не угодил, простите, Михаил Афанасьевич.
Раввинов. Не нам лично. У нас с ним лады. Советской власти. Не жалует он ее.
Сталин (иронично). А за что ему ее любить?
Государев. То есть!
Сталин. Он же не мужик безлошадный или беспорточный пролетарий. Профессора Преображенского с себя писал. Он не любит Шариковых со Швондерами…
Раввинов. А кто Швондеров любит?
Сталин (сердито). Запишитесь в прения, Вам дадут слово. Терпеть не может этих красных туземцев с грязными ушами, в рваных носках, которые захотели избавиться от богатых вместо бедных. (Пауза). Веди таких к новой жизни. Голова идет кругом, руки опускаются даже у товарища Сталина.
Государев (громким шепотом). Я вас не понимаю. Товарищ Сталин плоть от плоти народа. Вышел из низов. Сын сапожника и прачки.
Сталин (иронично). Ах! Ах! Вы думаете, он этим гордиться? Он, ходят слухи, сын путешественника Пржевальского или купца из Гори, их соседа.
Булгаков (Елене Сергеевне). Люся, отойдем в сторонку. Пусть сами разбираются, кто чей сын.
Елена Сергеевна. Карамболь получается. (Оба отходят к роялю. Булгаков садится за инструмент).
Раввинов, Государев (затыкают уши). Провокация… Бабьи сплетни.
Сталин. Без огня дыма не бывает!
Государев. Мы, советские литераторы, не копаемся в грязном белье!
Раввинов. Уважаем и ценим руководство — лучшее в мире.
Сталин (выпивает рюмку). Агитаторы нашлись. Народ — толпа. В революцию пошел, чтоб пограбить, пошуметь — особенно мужики. Крепко большевики их на мякине провели.
Раввинов (Государеву). Ваня, уйдем-ка от греха.
Государев. Любопытно говорит, как Михаил Афанасьевич. Видно, начитался.
Сталин. Много ли толпе надо. За понюшку табаку царю голову снесли. Февральские беспорядки в Питере не из-за голода начались. Прилавки ломились. Белый хлеб имелся. Черный исчез. Вот толпа и забузила. Большевики об этом помнят, с этим у них порядок.
Раввинов. Это, уважаемый Вассо Яковлевич, поклеп и очернительство.
Сталин. Досточтимый Евлампий, не ломайте язык. Зовите меня просто — Васей.
Государев. Вы метро не пользуетесь, бесплатной медициной, путевками санаторными?
Сталин (иронично). Что правда, то правда. В метро не езжу, в поликлиниках не просиживаю.
Государев. А лишнее высказываете.
Сталин. Правда глаза колет. Нацепили розовые очки и радуетесь (поет фальцетом): “Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек”. А писатель Булгаков выкинул розовые очки и режет правду по живому. (Пауза). За вас, между прочим, старается.
Раввинов. Мы с Иваном его не просили, и другие вряд ли. Мы любим свою страну и этого не скрываем, а он ее кусает.
Государев. Унижает. Выставляет в дурацком свете. Он даже не попутчик, а чужак.
Раввинов. Обратите внимание, любезный Василий, в его квартире ни одного портрета нашего вождя.
Сталин. Ха! Разве товарищ Сталин кинозвезда или любимая женщина?
Раввинов. Из благодарности и уважения.
Сталин (сердится). Попки безголовые.
Государев (сдержанно, но с вызовом). Я надеюсь, вы не нас имеете в виду.
Раввинов. Мы известные литераторы — орденоносцы. Мне сам товарищ Сталин руку пожимал.
Сталин. Ну и что? Он многим пожимал: Бухарину, Тухачевскому — всех не упомнит. Работа такая!
Раввинов. А вот Булгакову не пожимал.
Государев. Бесспорно.
Сталин (после паузы, встав из-за стола). Много вы, уважаемые, понимаете. Может быть, он пил с Михаилом Афанасьевичем на брудершафт?
Булгаков (играет активный пассаж). Как, Люся?
Елена Сергеевна (целует Булгакова). Славно!
Государев. Ну, вы и фантазер, любезный. Скорее забудут Октябрьскую революцию.
Раввинов. Или дорогу к коммунизму.
Сталин. Миша пишет и слава Богу.
Государев. Для кого пишет?
Раввинов. Кто его читает?
Сталин (бурчит). Все вам расскажи.
Государев. Пусть сотня, две. Разве это для писателя жизнь? Мой тираж — полмиллиона.
Раввинов. И мой!
Сталин (насмешливо). “Дело было вечером, делать было нечего!”.
Государев. Вечером — да. А дело было днем.
Сталин. А сколько у нас детдомов, вы знаете? А детей больных трахомой?
Раввинов. Странный поворот. Причем тут трахома? Мы не медики. Мы — инженеры человеческих душ. Товарищ Сталин так назвал.
Сталин. Некрасов тоже для детей сочинял: Деда Мазая, мужичка с ноготок.
Государев. Помним. Лес рубят — щепки летят.
Сталин. Но Некрасов еще и призывал: “Выдь на Волгу, чей стон раздается”. При царе писал. Не боялся кандалов. (Пауза).
Раввинов. Раньше песня тоску нашу пела, а теперь нашу радость поет… У нас лира — романтически-реалистическая.
Сталин. Не лира, а кадило. Почему бы про нашего Ваньку Жукова не написать. Чехов мог, а им не с руки (читает наизусть). “А вчерась мне была выволочка. Хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать”. (Пауза). А жаловаться некому. На деревню, дедушке… (утирает слезы). Лакировщики хреновы.
Государев. Какой Ванька в наше время!
Сталин (зло). Печальная судьба реализма при всех видах диктатуры, не исключая пролетарской. Что за время, которое таланты делает посредственностью?
Елена Сергеевна (Булгакову). Какая умница! Его посадят.
Раввинов. О какой диктатуре речь, когда мы ежедневно едим пироги с визигой, красную икру, белугу с осетриной и ездим в Сочи в мягком купе.
Государев. Я за такую диктатуру!
Сталин (аплодирует). Браво! Веселые ребята! С вами не заскучаешь. Литературу делают безумцы, отшельники, юродивые, скептики. А не подъялдычники!
Раввинов. Кто с этим спорит? Патриоты, мечтатели — верные сталинцы.
Сталин. Что вы из него дурака делаете! Любить Родину — не значит подпевать власти. Михаил Афанасьевич ее кусает, потому что любит. Он не типичный интеллигентишка, не рыхлой, а бетонной кладки. (Пауза). Говорят, товарищ Сталин зачитывается Булгаковым.
Булгаков (играет что-то маршеобразное). Наступил на мозоль.
Елена Сергеевна (обнимает мужа). Кипятком в муравейник!
Государев. У вас язык без костей. Вы — житель гор. Великого вождя решили впутать. Что между ними общего? Один — чужак, другой — Ленин сегодня. Каждое его слово — творческий алмаз.
Сталин (в сторону). Глаза б мои вас не видели (собеседникам). Творчество должно быть свободным. У нас же всё по указке.
Раввинов. Я совпадаю с указкой.
Государев. Надо чувствовать запросы эпохи. Для этого голова на плечах.
Сталин. А у писателя Булгакова для другого. Остро писать, честно писать — кулаком по темечку.
Раввинов. Вася, уважаемый, но его не печатают и ничего не ставят, кроме “Турбиных”.
Сталин. Нашли чему радоваться. Это беда. (Пауза). Писатель должен быть чумой для власти.
Государев. Дико слышать. Для родной советской?
Раввинов. Власти народа?
Сталин. А вы как думали?
Раввинов. Слыхал бы товарищ Сталин.
Государев. Расстроился до слез.
Раввинов. Или кулаком стукнул.
Сталин. А как с вами по-другому? Заболтаете любого. (Пауза). Писатель Булгаков пишет в стол. Но пишет. Славен будет он, доколь в подлунном мире жив будет хоть один… драматург…
Раввинов. Поживем — увидим. Пьесы — средненькие.
Елена Сергеевна. Вот симпатичный поросенок. Зачем так, Миша?
Сталин. Ну-ну! Блажен, кто верует.
Государев. Что вы имеете в виду?
Сталин. Еще не решил. Пушкин говорил: от судьбы защиты нет!
Раввинов. Сегодня ты, а завтра я! (Прислушивается. Где-то стучат в дверь. Все прислушиваются). Началось! Господи, пронеси. Береженого Бог бережет.
Сталин. Жаль, что вы не знакомы с писателем Берлиозом. Он тоже так считал. А Аннушка пролила масло. (Пауза).. Сколько вам лет?
Государев. Двадцать шесть.
Сталин. Может быть, успеете прочитать о Берлиозе. (Пауза). Хотя вам это не обязательно. (Раввинову). Вы смогли бы писать в стол?
Раввинов. Никогда. У меня к советской власти нет вопросов.
Государев. Товарища Сталина надо читать.
Сталин. Какие вы, извините старика, скучные. Пишите, пишите о нашей буче, как Вишневский, Безыменский — вам с руки. Кропайте уродливые докладные — литературным языком.
Государев. Куда вы гнете, дедушка! Повторяем, чтоб все слышали: мы любим Родину, партию, товарища Сталина. А Булгаков его не любит.
Раввинов. Поплевывает свысока.
Сталин. Откуда такая информация? Он, что вам говорил?
Государев (иронично, похлопав Сталина по спине). Василий, как вы наивны. Любил бы, славил как Маяковский “отечество, которое есть, но трижды, которое будет”.
Государев. Как весь писательский цех — кроме нескольких отщепенцев.
Сталин (бурчит). Тут не поспоришь. Крой, Ванька, бога нет!
Раввинов. По-моему, у Булгакова в Кремле рука.
Государев. Лапа волосатая.
Сталин. Расскажите поподробней.
Государев. Знал бы товарищ Сталин, оттяпал по плечо.
Сталин. Разумеется оттяпал. Сначала руку, потом остальное.
Раввинов. Сами посудите. В голове не укладывается. Как объяснить происходящее? Был момент, когда в трех лучших московских театрах шли постановки четырех явно антисоветских пьес.
Государев. У Эрдмана, фактически, не шли, а его в ссылку упекли!
Раввинов. Пьес отнюдь не выдающихся.
Сталин. Вы говорили: средненьких.
Государев. Потому что Репертком — важный орган пролетарского контроля, бессилен в отношении Булгакова.
Раввинов. А коммунистические авторы подчинены контролю реперткома.
Сталин. Писать пусть научатся, а не кормят снотворным.
Государев. Как прикажите смотреть на такое разделение авторов на “черную” и “белую” кость?
Раввинов. Причем, в выгоде оказывается “белая”.
Государев. Битая красными.
Раввинов. Кто-то водит товарища Сталина за нос, пользуясь его занятостью.
Елена Сергеевна. Миша, зачем ты так! Евлампию не сдобровать. Помнишь, Бухарин Сталина за нос дернул при Горьком. Бедный Бухарин!
Булгаков (наигрывая на фортепиано). Посмотрим, посмотрим.
Сталин. Совсем слепой стал. Рехнулся. Белых с красными путает. (Раввинову). Подскажите, уважаемый, номер вашей квартиры. (Государеву). И, любезный, тоже, если еще помните.
Раввинов (робко). Это вы сказали: “рехнулся”. Ваня, подтверди.
Сталин (иронично). Доказателя нашли! Вертитесь, как кефаль на сковородке. Чего вы к Мише прицепились!
Государев. Откуда такое панибратство? Миша, Миша. Он хоть не в чести, но маститый.
Сталин. Что вы знаете, молодой человек! Мы с Мишей против красных воевали на Северном Кавказе в двадцатом.
Раввинов. А-а!
Елена Сергеевна. Ну и поворот. Уперлись в стеночку.
Булгаков (наигрывая). Все хорошо, все по интриге.
Сталин. Если хотите, Миша с меня Турбина Алексея писал. Не буквально, а по сути. И усики на месте.
Государев (озадаченно). Понятно…
Сталин. Что вам понятно? (Пауза). На травле Булгакова делали карьеру разные литературные проходимцы.
Государев. Кто дал вам право шельмовать пролетарских авторов? Многие кровь проливали на Гражданке: у Перекопа, под Спасском.
Сталин (показывая на таблички с ругательными рецензиями). Ознакомьтесь!
Раввинов. Наслышаны. В курсе творческих дискуссий.
Сталин. Хороша дискуссия! (Читает табличку). “Этих Турбиных, благородных негодяев, мы расстреливали. Мы расстреливали их на фронтах и здесь могучей рукой, именуемой ВЧК”. Александр Безыменский. А это: “Булгаковский Мольер убогая и лживая пьеса… Поносит великого драматурга, а французское посольство помалкивает”. Осаф Литовский.
Раввинов. Литовский — эрудит!
Сталин (посмеиваясь). Он свое получил. (Елене Сергеевне). Алмазная донна, подтвердите.
Елена Сергеевна (гладит Булгакова). Отвела душу!
Государев. Гм. Мы вчера с ним ели раков в Камергерском.
Сталин. Будут ему раки до седьмого колена.
Раввинов. Поясните.
Сталин. Если доживете — узнаете (пауза). За последние десять лет отыскалось три порядочных человека, похваливших Мишу. А двести девяносто восемь раз — хаяли (сердито). А вас не трогают шедевры Миши? Не вызывают смеха, даже улыбки?
Государев. Смеяться то смеялись, Мы не Шариковы. Но не радовались.
Сталин. А вот нам говорили, товарищ Сталин и смеялся и радовался. “Зойкину квартиру” девять раз смотрел, а “Турбиных” — пока пятнадцать. (Пауза). Почему не порадоваться, если талантливо.
Раввинов. Мы же коммунисты, а не обыватели.
Государев. С обывателя какой спрос? А мы — авангард.
Сталин. А вот граф Толстой сравнил “Турбиных” с “Вишневым садом”. А Горький обещал “Бегу” анафемский успех.
Раввинов. У нас иной полет, то есть подход.
Сталин. Не окажитесь в дураках, как один красный поэт: “Большой живот и малый фаллос — вот все, что от него осталось”. (Пауза). Классовая преданность никому таланта не прибавляла. Скорее — наоборот.
Государев. Что вы нас морочите? Она востребована великим временем.
Сталин. Пушкина бы чаще перечитывали: “Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман”. Буденный к красным из-за этого подался.
Раввинов. Обижаете, дедушка, обижаете. Сталин и Пушкин — настольные книги.
Сталин. А вот Миша сталинские опусы, слава Богу, не жалует, а пишет — по-стахановски.
Государев. Потому шагает с правой.
Раввинов. Если откровенно: кто себе враг.
Государев. Все мы у времени в плену.
Сталин. Пастернаки нашлись! Вы не у времени в плену, а собственной гордыни. (Пауза). Гений в беде, а вы — в кусты. Идеей прикрываетесь (пауза). Как в банке пауки. Один сдает другого. Даже Пастернак не устоял — отрекся от Осипа Эмильевича. (Пауза). Нехорошо бросать товарища в беде: Лев Толстой учил в сказочке про медведя. Помните: два товарища пошли в лес… К Сталину бы обратились. Он читает такие письма. (Проникновенно). Эх, вы! Совесть народа! Миша — единственный лучший художник эпохи, самый советский из всех писателей лбом прошибает большевистскую стену. Он задыхается, потерял здоровье, голова дергается, боится темноты, почки отказывают. (Булгакову). Правда, Миша! Но никто открыто не протянет руку… Только цацки умеет считать свои и у других.
Раввинов. Не только. Мы — слуги народа и партии.
Сталин. Нашлись слуги с павлиньими хвостами.
Государев. Булгаков сам виноват: луну захотел при диктатуре пролетариата.
Раввинов. Не так уж ему плохо. “Турбины” прошли восемьсот раз. Деньжата капают.
Государев. На Западе ставят одно, другое. В посольства приглашают. Гостей невпроворот…
Елена Сергеевна (возмущенно). Соседи называется. Гостей считают. А мы-то к ним со всей душой.
Сталин. Мелкие людишки, королева, — не Турбины. (Раввинову, Государеву). Много вы знаете. Миша, конечно, не голодает, но на счету ни копейки, в отличие от вас. Заграницу не пускают, пьес не ставят, балкон общий. (Пауза). Завтра чужую половину снесут.
Раввинов (в ужасе). Позвольте. Как снесут? Это — моя часть. Кто приказал?
Сталин. Кто-кто. Дед-пыхто. Воланд приказал.
Раввинов. Ваня, бред какой-то. Что за Воланд? У нас завкооперативом Свекольников. (Пауза).. Неужели сняли? Такой молчун. (Пауза. Сталину). Вы склонны к розыгрышу, уважаемый. Что за шутка?
Сталин. Какие шутки? Решение принято, завтра снесут.
Государев. Мы, орденоносцы, будем жаловаться.
Сталин. Ваше право. Хоть в ЦИК, хоть в Совнарком. А лучше, прямо товарищу Сталину.
Раввинов. Мы, пожалуй, пойдем. Такая новость!
Булгаков. Пообщались бы с Вассо Яковлевичем еще. Он большой оригинал.
Государев. Даже очень. Сказал — из белых. (Булгакову). Вы с ним поосторожней: подведет под монастырь.
Елена Сергеевна. Уходите? Так рано! До петухов. Поболтали бы еще. У вас был жаркий разговор! Попили бы чайку. Мне китайский из Риги сестрица привезла.
Сталин (иронично). Надо уточнить. Вы за свободу слова или за контроль?
Раввинов (целует руку Елене Сергеевне). Мы — за! Спасибо за хлеб-соль!
Государев (целует руку Елене Сергеевне). Ну у вас и гость! В голове шумит!
Сталин (добродушно). Не бойтесь кандалов. Писатель с перепуганной душой — это уже живой труп (кивает уходящим Раввинову и Государеву. Булгаков играет марш из “Аиды”). Живешь, как в тайге. Слово скажешь — эхо в ответ. Что Политбюро, что толпе. Скажешь: “А” — в ответ: “А”. Крикнешь: “Г” — тут же — “Ге-е”. С ума сойдешь. Дикий народ — ничего своего. Жалкие флюгера. Генеральному секретарю — такое по душе. А в остальном — беда… (Пауза. Бегает по комнате). С виду нормальные люди. Вот этот — Государев-Конский (смеется). Почему еще и Конский? Из дворян, наверно. А строит пролетария. (Пауза). Стишки детям пишет. Моей Светанке нравятся. А в голове — дважды два. С тоски помрешь. (Пауза). Неужели марксизм с ленинизмом такая чушь? Или я не тот (усмехается), или Миша охмурил.
Булгаков. Никакого шаманства. Как чувствую — так пишу.
Сталин. Миша, Елена Прекрасная, только вам признаюсь. К товарищу Сталину являются видения: Анна Андреевна, например, читает стихи: “Хор ангелов великий нас восславил, и небеса расплавились в огне…”, а он держит ее тонкие пальцы и даже украдкой целует каждый. (Пауза). Пол Советского Союза отдал бы за такое наяву. (Горько). Но вольная белая птица летает высоко и корма из рук не берет. (Пауза). К чему мне торчать на мавзолее, если душе пусто!
Елена Сергеевна (увлеченно). А вы сделайте шаг. Нагряньте к ней в гости, как к Мише (смеется). Только заранее позвоните.
Сталин (иронично). Рад бы в рай… еще не так поймут. (Пауза).
Булгаков. Литература — это святая святых, отдана на растерзание коммунистическим бюрократам.
Сталин. Подскажи, Миша, как с этим злом бороться? Мы их учим-учим, а все без толку.
Булгаков (иронично). Есть выход.
Сталин. Прелюбопытно. Политбюро не в курсе.
Булгаков. Тут подсказке не годится. Самим надо дойти.
Сталин (с хитринкой). На что ты намекаешь, Миша. Неужели один выбор: или Щедрин с Булгаковым или социализм (хохочет)? Это товарищ Сталин понимает. А нельзя ли совместить?
Булгаков. А Вы как думаете?
Сталин. Думай, не думай. Назвался груздем — полезай в кузов. Как генсек понимаю, а с души воротит. Запретный плод сладок. Зощенко нравится, Анна Андреевна, куплетисты Вертинский, Лещенко Петр, Утесов Леонид (напевает): “У самовара я и моя Маша, вприкуску чай пить будем до утра…”. А мне говорят: “Не наша Маша — не рабоче-крестьянская, мещанская Маша”… (Пауза). А нам нравится. (Пауза.Наливает рюмку, пьет). Почему я не хозяин себе? То не так, это не то. Хожу по одной половице (смеется). Знал бы, в абреках остался.
Елена Сергеевна. Миша, плакать хочется, а не кричать “ура”. Знал бы народ, как у товарища Сталина не ладно.
Сталин (иронично). Ему лучше не знать. Разбегутся, кто куда! Лопни, а фасон держи! Ищешь уголки, где душе тепло. Захандрю — Моцарта кручу, “Турбиных” гляжу или Чаплина Чарльза просматриваю в “Огнях большого города” и, признаюсь, королева, плачу (пауза). “Мастера” пять раз перечитал, смеялся и тоже нервничал. (Обнимает Булгакова). Какое перо! И острое и бархатное.
Елена Сергеевна. Если хотите, Миша прочитает.
Сталин. Не смел мечтать. Есть одно местечко. Интимное, нам кажется.
Елена Сергеевна. Даже интимное?
Сталин. Извините, королева, точнее, личное. Нам не нужны изысканные фортели, воспевающие “лепное, сложное крутое веко” Ленина сегодня. Веко, как веко. Еще бы плешь воспели. Вот Миша доставляет удовольствие.
Елена Сергеевна. Прелюбопытно.
Сталин. Позвольте намекнуть: “Основное, что определяло его (Афрания) лицо, это было, пожалуй, выражение добродушия (подходит к зеркалу, рассматривает себя).
Елена Сергеевна (радостно бросается к Булгакову). Что я говорила, узнал, узнал!
Булгаков. Разглядел (продолжает отрывок). “Обычно маленькие глаза свои пришелец держал под прикрытыми немного странноватыми, как будто припухшими веками”.
Сталин (глядя в зеркало). В яблочко.
Булгаков. “Тогда в щелочках этих светилось незлобивое лукавство. Надо полагать, что гость прокуратора был наклонен к юмору”.
Сталин. Конечно. Миша, когда и где ты уловил эти деликатные подробности?
Булгаков. “Но по временам совершенно изгонял поблескивающий этот юмор из щелочек… широко открывал веки, взглядывал на своего собеседника внезапно и в упор, как будто с целью быстро разглядеть какое-то незаметное пятнышко на носу собеседника”…
Сталин. Именно, именно. Незаметное для всех, кроме него.
Булгаков (улыбаясь, поглядывая на Сталина). А ведь верно схвачено. “Это продолжалось одно мгновение, после чего веки опять опускались, суживались щелочками, и в них начинало светиться добродушие и лукавый ум”.
Сталин (аплодирует) Браво! Во, как надо писать. Один абзац стоит целой книги. Никакого жополизательства, а как умно. Ярко.
Елена Сергеевна. Я так рада за Мишу.
Булгаков. Уж сколько раз твердили миру, что лесть вредна… А все-таки греет.
Елена Сергеевна. Миша Вас, Иосиф Виссарионович, интересно показывает.
Булгаков. Люся, ты выходишь за рамки.
Елена Сергеевна. Что Люся, нельзя слова от себя сказать. Миша отменный лицедей.
Сталин (потирая руки). Имеем информацию. А если мы попросим. Хотелось бы взглянуть впервые в жизни.
Булгаков. А стоит ли? Не каждому по вкусу.
Сталин. Дружеский шарж нас не обидит.
Елена Сергеевна. Конечно дружеский.
Булгаков (Сталину). Можно вашу трубку? (Сталин отдает свою трубку, Булгаков ее раскуривает и звонит по телефону). Главрепертком? Здравствуйте. Барышня, можно к телефону председателя товарища Литовского? Кто его спрашивает? Скажите — товарищ Сталин. Какой? Сколько у нас этих товарищей! Алло, алло! Барышня, куда пропали? (Пауза). В обморок упала. Какая нервная!
Сталин (смеется). Неужели это мы? Забавный старичок!
Булгаков. А, это вы товарищ Литовский? Почему не идут замечательные пьесы писателя Булгакова? Разное дерьмо идет, а они нет. (Пауза). Думать надо меньше, а понимать больше. (Пауза). Ждете указаний? Сами чем думаете? (Пауза). А нам кажется, задницей (пауза). “Турбиных” разрешить по всей стране. Остальные — в репертуар и выпустить к годовщине Октября. (Пауза). Запамятовал. Во МХАТе Мольера пусть играет не Станицын, а Москвин (вешает трубку).
Сталин (утирая слезы). Дадим тебе, Миша, звание народного. А почему бы тебе самому не позвонить в Главрепертком (смеется)? Пока разберутся — спектакли пойдут.
Елена Сергеевна (с улыбкой). Попробуй, Миша!
Булгаков. Не решаюсь. Товарища Сталина снимут с должности. А мне — крышка. (Пауза).
Сталин. Я с юности пытался понять, что к чему. Взялся за марксов “Капитал”. Переписывал в тетрадку. Но всякий раз засыпал… Катехизис интересней. За душу берет. А “Капитал” за какое место?
Булгаков (задумчиво). Жизнь совсем беспросветная.
Сталин. С тобой я не циник. Уважение толпы — химера. Принц датский у Шекспира утверждал — важно лишь мнение знатоков. А они читают вас и ценят. Мне говорили, что художник Иогансон в знак любви тебя прилюдно целовал.
Елена Сергеевна. И меня пытался тоже.
Булгаков. А, на вечере в ЦДРИ. Он изрядно выпил. Так же мог расцеловать колонну.
Сталин. Но он выбрал тебя (гладит Булгакова). Ты в почете среди избранных.
Булгаков. Мое творчество под домашним арестом. Я незаконнорожденный.
Елена Сергеевна. Иосиф Виссарионович, представьте свое выступление в пустом кремлевском зале. Без аплодисментов.
Сталин (серьезно). Лучше живым в гроб. (Пауза). Иногда мы кажемся себе мелкой пешкой в потоке истории. Сегодня ты на Мавзолее, завтра там другой. А толпа понесет его портреты, оклеит ими стены.
Елена Сергеевна. Какой черный прогноз.
Сталин. Я хотел бы иметь такого брата, как Миша, или соратника в Политбюро. (Булгаков за инструментом тихо наигрывает Шопена). Интересно бы знать, сколько времени сохранится Советская власть?
Булгаков. Я не волхв.
Сталин. Хотя бы приблизительно. Ты же угадал немецкий фашизм.
Булгаков. При русском терпении — лет двести. Как монгольское иго.
Сталин (смеется). Миша, обнадежил. Я думал, после меня — развалится.
Булгаков. Пройдет время слежки и лжи.
Сталин. Ветер истории уносит товарища Сталина. Что он выкинет, сам толком не знает. Пока есть Миша, держится на плову. Не будь его — закусит удила. Не зря меня в детстве в Гори называли — бецана — парень сорви-голова.
Елена Сергеевна. Перечитывайте “Мастера”. Там все есть.
Сталин. Все мы в одном большом обдирочном барабане. Попробуй сохраниться, уберечь импульс жизни. Поток несет в преисподнюю. Выпрыгнешь из общей тележки — костей не соберешь. Удержишься — забудешь, кто ты есть.
Булгаков. Выход всегда найдется. Я стоял на краю.
Сталин. Нам страшно, что свой закат встречаю пустым, и эту пустоту заполнить нечем.
Булгаков. Построить коммунизм.
Сталин (иронично). Дождаться миссии. Нам сейчас не до шуток (пауза). Миша, ты никогда не лизал королевские шпоры, как твой Мольер. Ты не льстил и не ползал у стремени. Забудь “Батум”. Мы не дали ход пьесе. (Пауза). Твоя стойкость нас греет больше Днепрогэса и даже сталинской Конституции.
Булгаков. Если меня лишат рук, я буду писать, держа перо в зубах.
Сталин (ласково). Нам хотелось бы подарить тебе, Миша, свои сапоги, брюки, френч и трубку с запасом табака.
Елена Сергеевна. Душевный презент. Не формальный.
Булгаков. Королевский подарок. А Людовик угощал Мольера только курицей.
Сталин (иронично). Не Людовик, а Булгаков. Король не скупился.
Булгаков (энергично). Хочется одного: вернуть людям справедливость.
Сталин. Хорошо бы. Мы живем в дни сведения счетов. (Наливает вино, пьет).
Булгаков. Слава строгого судьи никак не громче славы судьи милостивого.
Сталин. Из-за этой фразы не ставят твоего “Дон-Кихота”.
Елена Сергеевна. Разве мысль не справедлива?
Сталин. Для Советской России — нет!
Булгаков. Люди бросились стричь овец, а оказались сами острижен-ными.
Сталин (наливает рюмку и залпом пьет). Товарищ Сталин и раньше не был святым. Умел хитрить, но против чужих, а после Октября принялся за своих. (Пауза). Себя обвел вокруг пальца. (Подходит к балкону). Светает. Но луна на месте. Вечный свидетель (пауза). Что день грядущий нам готовит? (Где-то слышатся звонки и стук в квартиры).
Елена Сергеевна. Слышите, звонят. Почти каждое утро. Почти симфония.
Булгаков. Звон погребальный, звон печальный!
Сталин сначала затыкает уши. Потом начинает с чувством петь. Булгаков подыгрывает на инструменте и вместе с Еленой Сергеевной подпевает: “Славное море священный Байкал… / Славен корабль, омулевая бочка! / Гей, Баргузин… пошевеливай вал, / Молодцу плыть недалечко!” К ним присоединяются голоса из других квартир: “Долго я тяжкие цепи носил, / Долго скитался в горах Акатуя, / Старый товарищ бежать пособил, / Ожил я, волю почуя. // Шилка и Нерчинск не страшны теперь, / Горная стража меня не поймала…” / Раздается звонок в квартиру Булгаковых. “В дебрях не тронул прожорливый зверь…”. Слышится продолжительный
звонок в дверь.
Елена Сергеевна (продолжая петь). Кажется к нам. Почти пять.
Булгаков. Не кажется, а точно. К нам.
Сталин. Чепуха! Ошиблись квартирой. Старые кадры повыбили, а молодежь путает (снова долгий звонок).
Елена Сергеевна. Надо открыть. Дверь сломают.
Сталин. Устрою Лаврентию нахлобучку (слышен сильный стук в дверь).
Булгаков. Пойду, открою (идет в прихожую).
Сталин. Халтурщики. Сопляки.
Булгаков. Иду, иду (открывает дверь). Извините товарищи. Вы за мной? Давно не встречались. (В комнату входят два энкаведиста, которые сопровождали Сталина).
Первый энкаведист (козыряет). Товарищ Булгаков?
Елена Сергеевна (огорченно). Миша, к чему такой финал? Грустный. Все шло так изящно.
Булгаков(серьезно). Ничего не понимаю. Карамболь!
Сталин (спокойно). Чушь собачья! Оставьте в покое писателя Булгакова. У него и всех его родственников особая охранная грамота (пауза). Кто вам позволил врываться среди ночи и тревожить Михаила Афанасьевича? Убирайтесь прочь! Откуда свалились на нашу голову?
Первый энкаведист (Сталину). Закройте рот. (Булгакову). Вы подтверждаете, что вы писатель Булгаков?
Булгаков. Подтверждаю (показывает на Елену Сергеевну). Моя жена Елена Сергеевна, урожденная Нюрнберг.
Сталин. Миша, пошли их к чертовой матери. Совсем распоясались, как при Коле.
Первый энкаведист. Извините, товарищ Булгаков, за беспокойство. Служба (показывая на Сталина). Простите, это кто?
Елена Сергеевна. Как кто? Это слишком!
Булгаков. Люся, успокойся.
Сталин. Так их, алмазная донна!
Елена Сергеевна. Как вы можете! Что за комизм! Вы вместе приходили и несли корзину. Вот эту.
Первый энкаведист (будто не слышит). Еще раз извините. Кто этот товарищ и что тут делает?
Булгаков. Наш гость. Старый знакомый.
Первый энкаведист (напарнику). Товарищ старший политрук, разрешите альбом.
Второй энкаведист (роется в планшете, передает альбом). Слушаюсь.
Первый энкаведист (листает альбом). Дмитриев, Ахматова, Самосуд, Мелик-Пашаев, Бейлис, Бокшанская, Вересаев, Качалов, Яншин… Тут фото всех ваших гостей. Этот товарищ в альбоме не значится. (Сталину). Предъявите документы.
Сталин(сердится). Вы в своем уме? Какие документы? (Показывая на лицо). Вот мои документы. Читайте, завидуйте.
Первый энкаведист (напарнику). Обыщите.
Второй энкаведист. Слушаюсь (подходит к Сталину и начинает обыскивать).
Сталин. Идиот. Убери руки! (Энкаведист хочет ударить Сталина).
Первый энкаведист. Не здесь.
Елена Сергеевна (Булгакову). Миша, настоящий “Батум”.
Первый энкаведист (Булгаковым). Извините. Упрямый товарищ. (Сталину). Повторяю: назовитесь.
Елена Сергеевна. Иосиф Виссарионович, назовитесь. Пусть отстанут. Они же под приказом. (Энкаведистам). Сталин это, генеральный секретарь.
Первый энкаведист. Простите, Елена Сергеевна! Он Вам так назвался? Товарищ Сталин в таком виде, с иконкой.
Сталин. Дурдом какой-то. Совсем забыл. Это Юдина нацепила. (Снимает икону).
Булгаков. Товарищи, это действительно Иосиф Виссарионович.
Первый энкаведист. Этот человек ввел вас в заблуждение, используя сходство с нашим любимым вождем. По полученной информации — он бывший белый офицер, сын купца второй гильдии — некий Вассо Эгнатошвили, родственник белого полковника Турбина.
Сталин. Разумеется, и японский шпион.
Первый энкаведист. Товарищ Булгаков, нас просили передать в целях вашей безопасности, что бы Вы проявляли бдительность и избегали случайных знакомств. (Сталину). А Вы, товарищ Эгнатошвили, следуйте за нами.
Сталин. Шестой арест, не считая задержаний. От судьбы не уйдешь. (Натягивает сапоги, надевает френч). Прощайте, дорогие мои! Моя отрада и любовь. Я чувствую, мы больше в этой жизни не встретимся. Поверьте, мне нет покоя, и у меня плохая должность. Она уносит от себя, от молодости и надежд. Мы ненавидим свою неслыханную славу, будь она проклята. Поменялся бы своей участью с твоей, Миша. (Пауза).
Елена Сергеевна (энкаведистам). Отпустите его. Он в тумане!
Первый энкаведист. Не волнуйтесь. Там разберутся.
Сталин. Мы не договорили… Но все будет правильно, на этом построен мир.
Елена Сергеевна. Миша, закончи фантазию, как в романе.
Булгаков (Сталину). У нас нет претензий. Свободен, свободен!
Сталин(серьезно). Камень с плеч! (Обнимает Булгаковых). Да хранит вас издали ваше великое будущее. (Крестит Булгаковых. Запевает “Интернационал”: “Вставай проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов, кипит наш разум возмущенный, на смертный бой идти готов!”).
Первый энкаведист (Сталину). Замолчите! Писателей разбудите. (Улыбаясь Булгакову). Нашим писателям необходим покой. (Второму энкаведисту). Корзину не забудь и скатерть. (Булгаковым). Извините, казенное имущество.
Второй энкаведист. Слушаюсь (складывает скатерть и берет корзину).
Первый энкаведист (Булгаковым). Простите за беспокойство. Служба (козыряет). (Сталину). Руки за спину. (Сталина, подталкивая, уводят).
Появляется Юдина в концертном платье — красивая.
Юдина (обнимает, целует Булгаковых). Свободны. Свободны! (Садится к инструменту, играет Шопена).
Елена Сергеевна (обнимает Булгакова, нежно гладит). Мишенька, такой финал! Такой фейерверк! Ты его пожалел. Добрый, ироничный, трижды романтический Мастер!
Булгаков. Как причудливо тасуется колода. Он хотел для моего “Бега” дополнительных снов. Я придумал главный — последний.
Елена Сергеевна (иронично, изображая отчаяние). Миша, Миша, фантазер неугомонный (обнимает его), ну ты и накуролесил. Что теперь с нами будет, с тобой? Об этом ты подумал? (Стоят, обнявшись).
Гаснет свет, продолжает звучать музыка Шопена.
Занавес