Из цикла «Жизнь и подвиги Наполеона Бонапарта»
Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2006
Аркадий Анатольевич Бартов — прозаик, драматург, эссеист. Родился в 1940 году в г. Ленинграде, закончил Ленинградский политехнический институт и Ленинградский государственный университет. Печатался в самиздате Ленинграда, Москвы, Риги и в эмигрантских изданиях, в журналах “Аврора”, “Нева”, “Звезда”, “Собеседник”, “Комментарии” и др., в ряде сборников и альманахов. Вошел в “Антологию мирового рассказа” (Белград, 1992), антологию писателей ленинградского андеграунда “Коллекция” (СПб., 2004) и в антологию “Русский рассказ XX века” (М., 2005). В России вышло шесть книг. Печатался и переводился в Австрии, Германии, США, Франции, Израиле, Югославии, странах Балтии. Живет в Санкт-Петербурге.
Письмо первое.
29 мая. Половина четвертого утра. Дрезден.
Прощание императора
Ранним утром 29 мая император Наполеон I выступил из Дрездена на Москву. Накануне ряд королей и великих герцогов вассальных государств приехали в Дрезден проститься с Наполеоном, отправлявшимся в русский поход. В присутствии Наполеона все провожающие стояли с обнаженными головами, и только один Наполеон был в своей знаменитой треугольной шляпе. Наполеон благосклонно обошелся со своими вассалами: он милостиво брал их за ухо, шутя, дразнил их, а своего тестя, императора австрийского Франца I, похлопал по спине и лишь некоторым, кем был недоволен, сделал публичные замечания и выговоры. Короли и герцоги были в восторге от императорской ласки и желали Наполеону быстрой победы и скорейшего возвращения из России.
Перед отправлением из Дрездена Наполеон I начал писать письмо императрице Марии-Луизе. Письмо он закончил писать и отправил через восемь часов из Райхенбаха.
— Моя добрая Луиза, — писал император, — у меня все хорошо, еще лучше, чем в Париже, дела мои продвигаются отлично, ты должна только радоваться, беспокоиться тебе не о чем, все обещания, которые я тебе дал, я сдержу, наша разлука будет совсем короткой.
Письмо второе.
24 июня. Два часа ночи. Восточный берег Немана.
Взгляд императора
24 июня ночью Наполеон приказал начать переправу через Неман. 300 поляков 13-го полка первыми переправились на ту сторону реки. Затем вся старая гвардия, вся молодая гвардия, потом кавалерия Мюрата, а за ними один маршал за другим со своими корпусами непрерывной чередой переходили на восточный берег Немана. Наконец через Неман перешел и сам император. Взгляд его устремился вдаль. Перед ним простиралась зловещая картина: бурая, желтоватая земля с чахлой растительностью и далекими лесами на горизонте. После того, как ранним утром из вида скрылись сторожевые казаки, на всем необозримом пространстве за Неманом до самого горизонта не было видно ни одной живой души.
Переправившись через Неман, Наполеон I в своей неизменной треугольной шляпе начал писать письмо императрице Марии-Луизе. Письмо он закончил писать и отправил через восемь часов по дороге на Вильну.
“Моя милая Луиза, — писал император, — мои дела идут хорошо, еще лучше, чем в Париже, все продвигается отлично, ты должна только радоваться, волноваться тебе не о чем, все обещания, которые я тебе дал, я сдержу, наша разлука продлится совсем недолго”.
Письмо третье.
13 июля. Восемь часов вечера. Виленский замок.
Размышления императора
13 июля после ужина в Виленском замке императору доставили донесение. В меню ужина входили: пюре из каштанов, суп из макарон, бычий хвост с гарниром, щука а-ля Шамбер, куропатка а-ля Монгля, утка с овощами, фрикасе из цыпленка а-ля Шевалье, бараньи котлеты а-ля Субиз, жаркое из каплуна и ягненка, апельсиновое желе, кофе со сливками по-французски, бисквитный торт и другие десерты. Все это император запивал своим любимым вином — красным шамбертеном из Бургундии. Наполеон поужинал не без удовольствия, хотя считал еду скучной, но необходимой процедурой.
В донесении императору сообщили, что в Великой армии начался падеж лошадей из-за нехватки корма. Прочитав донесение, Наполеон задумался о том, что поход в Россию пройдет не без трудностей, и принялся писать письмо императрице Марии-Луизе.
“Моя любезная Луиза, — писал император, — мои дела идут отлично, еще лучше, чем в Париже, поход продолжается успешно, и, хотя я все дальше от тебя, ты должна только радоваться, тревожиться тебе не о чем, все обещания, которые я тебе дал, я сдержу, наша разлука не будет долгой.
Дописал и отправил это письмо император только через пять часов из монастыря “Глубокое” в шестидесяти милях от Вильны”.
Письмо четвертое.
28 июля. Восемь часов утра. Предместье Витебска.
Беспокойство императора
В восемь часов утра 28 июля армия императора подошла к Витебску. Наполеон сделал все приготовления к большой битве под Витебском, в которой он задумал уничтожить армию русского главнокомандующего Барклая-де-Толли. Выехав на позиции, император, одетый в свою неизменную шинель и знаменитую треугольную шляпу, обнаружил, что русская армия ушла дальше на восток. Это вызвало у Наполеона большое беспокойство. Настроение у императора испортилось. К тому же стояла страшная жара. Солдаты были измучены жарой и трудными переходами. Жара была такая, что побывавшие на Востоке ветераны утешали молодых только тем, что в Египте и Сирии бывало еще жарче. Фуража не хватало. В некоторых эскадронах со времени выхода из Вильны пало больше половины лошадей. В Великой армии появились признаки разложения и мародерства.
Император велел подать себе бювар и начал писать письмо императрице Марии-Луизе, которое закончил и отправил через несколько дней по дороге на Смоленск.
“Моя дорогая Луиза, — писал император, — дела мои идут хорошо, еще лучше, чем в Париже, мы продвигаемся в глубь России, все дальше от тебя, но тебе не надо переживать, все обещания, которые я тебе дал, я сдержу, наша разлука не затянется”.
Письмо пятое.
18 августа. Пять часов утра. Смоленск.
Ошибка императора
На рассвете 18 августа после ожесточенного двухдневного боя и отступления из Смоленска армий Барклая и Багратиона в город вошли французские войска. Трупы людей и лошадей валялись по всем улицам. Стоны и вопли тысяч раненых оглашали город: они были брошены на произвол судьбы. После бомбардировки часть города пылала. Наполеон в своей непременной треугольной шляпе медленно проезжал со свитой по улицам Смоленска, вглядываясь в окружающее, пытаясь понять произошедшее, делая распоряжения о тушении пожаров, об уборке трупов и о помощи громко стонавшим раненым, о подсчете найденных припасов. Наблюдатели утверждают, что он был сумрачен и не разговаривал со свитой. Войдя после этой верховой прогулки в дом, где ему была наскоро приготовлена квартира, император бросил свою саблю на стол и сказал маршалу Даву: “Кампания 1812 года окончена”. Император ошибался: кампания продолжалась.
В этот же день император написал письмо императрице Марии-Луизе и тут же его отправил.
“Моя драгоценная Луиза, — писал император, — у меня все великолепно, мои дела обстоят как нельзя лучше, даже лучше, чем в Париже, кампания завершается, ты должна только радоваться, все обещания, которые я тебе дал, я сдержу, мы скоро увидимся, наша разлука заканчивается”.
Письмо шестое.
8 сентября. Половина третьего ночи. Бородинское поле.
Разочарование императора
Ночью 8 сентября Наполеону доложили, что русская армия отходит от Бородина. Император был разочарован. Хотя 45 тысяч русских и 30 тысяч французов остались лежать на поле боя, Кутузову, новому русскому главнокомандующему, удалось сохранить половину своего войска. Император был угрюм и не отвечал ни на какие вопросы своих генералов и маршалов. Глядя на горы трупов людей и лошадей, Наполеон потребовал бумагу и начал писать письмо императрице Марии-Луизе.
“Моя бесценная Луиза, — писал император, — у меня все замечательно, не хуже, чем в Париже, поход продолжается, скоро будем в Москве, все дальше от тебя, но ты не расстраивайся, все обещания, которые я тебе дал, я выполню, мы скоро увидимся, наша разлука будет недолгой”.
Закончил и отправил это письмо Наполеон через шесть дней у Драгомиловской заставы Москвы, где ждал депутацию жителей Москвы с ключами от города, которая так и не появилась.
Письмо седьмое.
17 сентября. Девять часов утра. Кремлевские палаты.
Бледность императора
Утром 17 сентября император Наполеон в своей привычной шинели и неизменной треугольной шляпе обходил Кремль. Из окон дворца, куда бы император ни посмотрел, он видел бушующий огненный океан. По словам графа Сегюра, доктора Метивье, маршалов Дюрока и Мортье и целого ряда других свидетелей, Наполеон побледнел и долго молча смотрел на пожар, а потом произнес:
— Какое страшное зрелище! Это они сами поджигают… Какая решимость! Какие люди! Это — скифы!
Между тем Троицкая башня уже почти сгорела, а из некоторых ворот Кремля уже нельзя было выйти. Маршалы стали настойчиво просить императора немедленно переехать в загородный Петровский дворец. Перед тем, как согласиться, Наполеон начал писать письмо императрице Марии-Луизе, которое закончил и отправил через десять часов из Петровского замка.
“Моя ненаглядная Луиза, — писал император, — мои дела обстоят отлично, даже лучше, чем в Париже, наконец-то я в Москве, в древнем дворце царей, в Кремле, порядочно далеко от тебя, но тебе не стоит огорчаться, здесь довольно тепло, ты должна только радоваться, обещания, которые я тебе дал, я исполню, мы увидимся даже быстрее, чем я ожидал, наша разлука скоро закончится”.
Письмо восьмое.
27 ноября. Восемь часов утра. Переправа через Березину.
Простуда императора
27 ноября утром Наполеон, его гвардия и остатки Великой армии после сорокадневного отступления переправлялись через реку Березину в Литву. Два понтонных моста были наведены французскими саперами, стоящими по пояс в ледяной воде. Никто из понтонной команды после этого не остался в живых. Императора мучила простуда, которая началась еще на Бородинском поле. Переправившись, император велел сжечь мосты. Перед этим, не снимая свою знаменитую шляпу, он начал писать письмо императрице Марии-Луизе:
“Моя любезная Луиза, — писал император, — все хорошо, даже лучше, чем в Париже, стало холоднее, но тебе не о чем беспокоиться, все обещания, которые я тебе дал, я сдержу, мы скоро увидимся, наша разлука заканчивается”.
Наполеон дописал письмо и отправил его через несколько дней по дороге на Вильну среди страшных морозов.
Письмо девятое.
6 декабря. Двенадцать часов дня. Местечко Сморгонь.
Отъезд императора
В полдень 6 декабря в Сморгони Наполеон покинул армию, передав командование Мюрату. Император отправлялся в Варшаву, а оттуда во Францию. Он категорически потребовал от маршалов временно сохранить в тайне факт своего отъезда. Важно было проехать по Германии раньше, чем узнают правду о гибели Великой армии и о том, что император следует без охраны.
В одном маршалы не сомневались — в том, что император едет создавать и непременно создаст новую армию, что он сделает очень скоро, и еще много раз он поведет своих маршалов и эту будущую армию под картечь.
Перед тем, как сесть в своей неизменной треугольной шляпе в сани, где уже ждал его Коленкур, Наполеон написал письмо императрице Марии-Луизе.
“Моя дорогая Луиза, — писал император, — все обстоит хорошо, даже еще лучше, чем в Париже, в котором я уже скоро буду, не тревожься, ты должна только радоваться, все обещания, которые я тебе дал, я сдержу, наша разлука завершается”.
Наполеон отправил это письмо только через четыре дня уже из Варшавы.
Письмо десятое.
18 декабря. Двенадцать часов ночи. Париж.
Появление императора
За двенадцать суток, сначала в санях, а потом в экипаже, Наполеон промчался по Польше, Германии, Франции и 18 декабря явился в Тюильрийский дворец. Перед выходом из экипажа император написал письмо императрице, которое он сам ей и вручил.
Мария-Луиза уже легла. В полночь в ее спальне распахнулась дверь, и вошел Наполеон в своей обычной шинели и треугольной шляпе, обросший щетиной, которую он не брил уже двенадцать дней. Император сразу лег к Марии-Луизе в постель.
Содержание десятого письма императора Наполеона I императрице Марии-Луизе так и осталось истории неизвестным.
Неторопливое описание пятнадцати дней
из жизни маршалов императора Наполеона I
2 декабря 1805 года. Аустерлиц.
По дороге на поле сражения
По дороге на поле сражения под Аустерлицем император Наполеон I обратил внимание маршалов Бессьера и Бернадота на луг, где росло много цветов: тюльпанов, полевых гвоздик и ромашек, а когда позже император вошел в свою палатку и увидел красивый кувшин с цветами, он надолго задумался.
14 октября 1806 года. Ауэрштадт.
Во время боя
Император надолго задумался о том, что умение действовать в сложной обстановке проверяется в боевых условиях. В бою под Ауэрштадтом возникло много трудностей, о которых император раньше и не помышлял. Внезапно пошел холодный дождь, а потом разыгралась пурга. И во время этой испортившейся погоды, оказавшись в самом пекле боя, маршал Даву был ранен в спину, руку и обе ноги. Обстановка сложилась так, что в пекле боя оказался не только маршал Даву, но и много солдат, пять из которых — три француза и два неаполитанца — мгновенно подхватили маршала и вынесли его с поля боя. Маршал был в полном сознании и слышал голоса то одного, то другого солдата: “Быстрее, быстрее!” Солдаты сами себя поторапливали, и никто словом не обмолвился хотя бы о небольшой передышке. Так примерные солдаты старались выполнить свой служебный долг.
5 января 1807 года. Восточная Пруссия.
О взаимоотношениях маршалов и солдат
во время походно-полевой жизни
Так примерные солдаты старались выполнить свой служебный долг, чтобы не огорчать маршалов. Маршалы же Мюрат, Ней и в меньшей степени Ожеро заботились об отдыхе солдат во время невзгод походно-полевой жизни на территории польских и восточнопрусских земель. Солдаты отдыхали в добротных палатках, где постелью служил душистый еловый лапник, а у очага можно было посушить портянки и обмундирование. Маршалы наблюдали за тем, чтобы солдаты не отбирали грубые ветки для лапника и потолще его стелили. А в ответ солдаты следили за тем, чтобы в долгие и холодные ночи не погас огонь в печурках маршальских палаток. Не давали, не позволяли также солдаты, чтобы маршалы сами ходили к полевой кухне. Зимним январским днем сбегали солдаты к поварам и предупредили, подавая тарелки: “Это для маршалов”.
6 февраля 1807 года. Прейсиш-Эйлау.
Закон жизни маршала
“Это для маршалов”, — сказал себе на следующий день маршал Лефевр, когда изучил наполеоновский кодекс. Изучая кодекс, Лефевр внимательно присматривался к другим маршалам и, вглядываясь в их лица, обнаружил в них много достоинства. Это Лефевр ровно через месяц в сражении при Прейсиш-Эйлау сочинил свои знаменитые стихи: “Действуй по уставу — завоюешь честь и славу!”
17 декабря 1808 года. Сарагоса.
Охраняя важный пост
“Действуй по уставу — завоюешь честь и славу!” — повторял драгун Виктор, которому во время испанского похода его однофамилец маршал Виктор поручил охрану важного объекта при осаде Сарагосы. Строго следуя уставу, не отвлекаясь ни на минуту, Виктор охранял пост. Вдруг со стороны ограждения ему послышался какой-то шорох. “Стой, кто идет?” — громко крикнул часовой. Никто ничего не ответил. Пристально всматриваясь в ночную тьму, солдат ничего не увидел. Но если бы он увидел неприятеля-испанца и если бы испанец бросился на него с пистолетом, Виктор ловким приемом отразил бы нападение, выбил бы пистолет из рук испанца, сбил бы его с ног и держал бы под прицелом, пока не подоспела бы помощь из караульного помещения. Поединок длился бы считанные секунды, но это был бы самый настоящий бой, и выиграл бы его Виктор, потому что он нес службу по уставу. А шорох, послышавшийся солдату, был вызван дождем, который бойко лопотал между деревьями.
6 июля 1809 года. Ваграм.
Всегда быть готовым к подвигу
Дождь бойко лопотал между деревьями, а ранним июльским утром началось сражение под Ваграмом. Войска были построены. Взгляд зеленоватых глаз Наполеона пробежал по рядам. “Чей корпус выступит первым?” — спросил император. “Мой, сир!” — ответил маршал Ланн. Он был готов к подвигу.
6 сентября 1809 года. Варшава.
Письмо с родины и на родину
К подвигу был готов и маршал Даву, который через два месяца в Варшаве, уже вылечившись от ран, получил письмо с родины. Он сразу сел писать ответ. За этим занятием Даву застал император. Увидев вошедшего императора, Даву встал и начал собирать со стола бумаги. “Да вы не вставайте, маршал, пишите”, — сказал император. “Да мне не к спеху”, — смутился маршал и, внезапно решившись, добавил: “Сир, я хочу с вами посоветоваться!” — “Пойдемте, маршал, посоветуемся”, — думая о чем-то своем, сказал император, и они вышли в соседнюю комнату. Когда Даву вернулся, он дописал письмо на родину, где в это время стояла жаркая летняя погода.
В этот же день, 6 сентября 1809 года. Париж.
Пропажа кошелька
На родине стояла жаркая летняя погода, и маршал Бертье, находясь в отпуске, пил не торопясь сельтерскую воду. Допив воду, маршал полез за кошельком, чтобы расплатиться, и обнаружил, что его украли. Маршал еле уговорил продавца поверить в долг, послал за деньгами, а сам в тот же вечер был вызван на заседание генерального штаба и уехал из Парижа, куда ровно через восемь месяцев прибыл император Наполеон со своей восемнадцатилетней женой Марией-Луизой.
6 апреля 1810 года. Булонский лес.
Затянувшаяся прогулка
Император Наполеон I прибыл в Париж со своей юной женой Марией-Луизой и попросил остановить карету на холме при въезде в Булонский лес. Поддерживая Марию-Луизу под локоть, император совершил прогулку в лес, а карета осталась ждать на холме. Императора долго не было, кучер заснул, и карета скатилась с холма, зацепилась за пень, торчащий на склоне, и получила небольшую вмятину. Кучер проснулся как раз перед возвращением императорской четы из леса. Император был в хорошем настроении и не заметил вмятины на карете. Настроение императора несколько испортилось, когда при въезде в Версальский дворец к нему навстречу вышел маршал двора Дюрок.
14 февраля 1811 года. Версальский дворец.
Отдых императора
Навстречу императору вышел маршал двора Дюрок в костюме из алого бархата, расшитом золотыми пчелками, и сообщил, что в императорской спальне протекает потолок. “Франция нуждается в отдыхе!” — сказал император свою знаменитую фразу, и настроение его испортилось. Он смог по-настоящему отдохнуть только через десять месяцев в том же Версальском дворце, выиграв у Дюрока девять робберов в карты. Следующая игра с Дюроком состоялась сентябрьским вечером в Москве, в Оружейной палате Кремля.
17 сентября 1812 года. Кремлевские палаты.
Отступление из Москвы
Следующая игра с Дюроком состоялась сентябрьским вечером в Москве в Оружейной палате Кремля. Игра шла с переменным успехом, как вдруг император заметил, что Дюрок с интересом смотрит в окно. “Пожар, сир”, — заметил Дюрок и деловито принялся складывать карты в колоду. По совету маршала Мюрата, партнеры перешли доигрывать в Петровский замок, а через три недели, когда наступили холода и пожары прекратились, покинули Москву. По дороге император молча ехал впереди своей гвардии, не отвечая на вопросы и предложения маршалов. У него было страстное, непреодолимое желание понять свою жизнь, разобраться в ней.
16 октября 1813 года. Лейпциг.
Хорошо проснуться в своей постели
У императора было страстное, непреодолимое желание понять свою жизнь, разобраться в ней. Случай представился во время битвы под Лейпцигом. Наблюдая поле боя с вершины холма, смотря, как одни народы с оружием в руках бросаются против других, император сказал маршалу Макдональду: “Маршал, я понял, что мы живем среди людей и перед нами обширнейшее поле деятельности, где есть место и широким интересам. Не все сразу обретают себя, свои настоящие взгляды на жизнь, но никакое чувство не может сравниться с радостью победы над обстоятельствами, над преградами и невзгодами, а главное — над самим собой, но на этот раз победа будет не за нами. Я не хочу здесь больше оставаться. Хорошо бы проснуться сейчас в своей постели в замке Фонтенбло, выпить кофе и сыграть в бильбоке”.
4 апреля 1814 года. Замок Фонтенбло.
Бесстрастный поцелуй
Проснуться в своей постели, в замке Фонтенбло, императору удалось только через полгода. Выпив кофе и послушав, как звенит за окном весенняя капель, Наполеон предложил своему брату Жозефу сыграть партию в бильбоке. Игра была прервана приездом бывшей жены императора Жозефины. Войдя, Жозефина сообщила взволнованным голосом, что дворец ее сына, Евгения Богарне, в Милане находится в аварийном состоянии. Нужны деньги на ремонт. Император приказал Жозефине успокоиться и пообещал рассмотреть этот вопрос. Жозефина уже собралась уйти, но Наполеон привлек ее к себе и запечатлел на ее челе бесстрастный поцелуй. Как только Жозефина вышла, в замок ворвалась толпа маршалов.
В тот же день, 4 апреля 1814 года. Тот же замок Фонтенбло.
Отречение от престола
В замок ворвалась толпа маршалов. Увидев императора, они перешли на шаг. Впереди шел маршал Ней, чуть поодаль маршалы Удино, Бертье, Макдональд, Мортье, Монсей и Лефевр. Завершал шествие маршал Мармон. Маршалы предъявили императору ультиматум из пяти пунктов:
1. Уважать права других на собственное мнение, даже если оно отличается от Вашего.
2. Вдумчиво и терпеливо выслушивать своих оппонентов, стараясь понять их.
3. Замечать в высказываниях противников не только слабые, но и сильные стороны.
4. Быть готовым признать правоту других.
5. Не горячиться и не торопиться с выводами.
В случае невыполнения этих требований маршалы заявили, что будут настаивать на отречении от престола. Наполеон, ни слова не говоря, подписал отречение.
Две недели спустя темной прохладной ночью, когда тишину нарушали лишь легкие порывы ветра и чуть слышная поступь лошадей, Наполеон уехал на остров Эльба, где росло много цветов.
5 мая 1814 года. Остров Эльба.
Перед последней битвой
На острове Эльба росло много цветов: тюльпанов, полевых гвоздик и ромашек. В день приезда на остров, не обращая внимания на скромную встречу, Наполеон стал собирать цветы. Поставив их в красивый кувшин, Наполеон надолго задумался. Он ждал встречи с маршалами. Впереди было 18 июня 1815 года. Впереди было Ватерлоо.
Четырнадцать вопросов и тринадцать ответов
на эти вопросы, которые задавал себе и сам на них отвечал император Наполеон I в последние годы своей жизни на острове святой Елены
Вопрос первый
— Когда был открыт остров Святой Елены, на который меня сослали? — мучительно спрашивал себя в конце своей жизни император Наполеон I, самый могущественный, упорный и грозный враг Англии.
Ответ императора на свой первый вопрос
— Остров Святой Елены был открыт португальским мореплавателем в начале XVI века, 21 мая 1501 года. Васко де Гама впоследствии стал вице-королем Индии, до которой я так и не добрался. Самый близкий берег от острова Святой Елены, африканский, находится почти в двух тысячах километрах от острова. Расстояние от Англии до острова составляет для парусного флота 2,5–3 месяца пути. На этом острове Святой Елены я и поселился в конце своей жизни. Я не ошибся ни в одной дате, — гордо сказал себе император.
Такой ответ на этот первый свой вопрос, просматривая исторические справочники и роясь в географических картах и атласах, нашел император Наполеон I, самый могущественный, упорный и грозный враг Англии.
Иногда после ответа на свой вопрос взор Наполеона туманился. Император вспоминал, как в битве при Ульме, он говорил маршалу Нею: “Каждый маршал в моей Великой армии должен быть здоровым и сильным!” — и в знак расположения слегка трепал маршала за ухо.
Вопрос второй
— Где расположен остров Святой Елены, на котором я оказался? — напряженно спрашивал себя в конце своей жизни император Наполеон I, самый могущественный, настойчивый и страшный враг Англии.
Ответ императора на свой второй вопрос
— Остров Святой Елены расположен под 15,5 градусами южной широты в Атлантическом океане, самом большом по величине после Тихого океана. Его площадь составляла 82 441,5 квадратных километров, а с прилегающими морями — 106 463,2 квадратных километров. На этот остров меня и выслали в конце моей жизни. Все цифры, которые я сообщил, точны, — даже несколько надменно сказал себе император.
Такой ответ на этот второй свой вопрос, просматривая множество исторических справочников, роясь в географических картах и атласах и производя при этом необходимые вычисления, дал император Наполеон I, самый могущественный, настойчивый и страшный враг Англии.
Бывало, после ответа на свой вопрос взор Наполеона туманился. Император вспоминал, как в сражении чуть западнее Аустерлица он сказал маршалу Лефевру: “Каждый маршал в моей Великой армии должен уметь приносить жертвы!” — и ласково потрепал маршала за ухо.
Вопрос третий
— Кому же принадлежит остров Святой Елены: Англии или мне? — недоуменно спрашивал себя в конце своей жизни император Наполеон I, бывший в свое время самым могущественным, неуклонным и ужасным врагом Англии.
Ответ императора на свой третий вопрос
— Остров принадлежал некоторое время, в XVII веке, голландцам и окончательно был отнят у них в 1673 году англичанами. Английская Ост-Индская компания тогда же устроила здесь стоянку для судов, направляющихся из Англии в Индию и обратно. Англичане напрасно уверяют, что передали остров в мое полное распоряжение. На этом вот острове я и оказался в конце своей жизни. Я не считаю это справедливым, но я привел исторические факты, — сказал себе император.
Такой ответ на этот третий свой вопрос, копаясь в массе исторических справочников и атласах, нашел император Наполеон I, бывший в свое время самым могущественным, неуклонным и ужасным врагом Англии.
Порой после ответа на свой вопрос взор Наполеона туманился. Император вспоминал, как в бою при Шлейце он сказал маршалу Бернадотту: “Каждый маршал должен уметь быть скромным!” — и в знак благоволения слегка потрепал маршала за ухо.
Вопрос четвертый
— Что побудило англичан отправить меня на остров Святой Елены? — усиленно спрашивал себя в конце своей жизни император Наполеон I, самый могущественный, упрямый и свирепый враг Англии.
Ответ императора на свой четвертый вопрос
— Географическое положение острова Святой Елены, вследствие своего положения в океане находящегося далеко от любой суши, гарантировало невозможность возвращения меня в Европу. По этой причине я и был, вероятно, сослан на этот остров в последние годы своей жизни. Эти мотивы были достаточны для англичан, чтобы поселить меня здесь, — с горечью, но с некоторым сомнением сказал себе император.
Такой не совсем уверенный ответ на этот свой четвертый вопрос, роясь в бездне географических атласов и карт, дал император Наполеон I, самый могущественный, упрямый и свирепый враг Англии.
Время от времени после очередного ответа на свой вопрос взор Наполеона туманился. Император вспоминал, как в битве под Заальфельдом он сказал маршалу Ланну: “Каждый маршал в моей Великой армии должен быть выносливым!” — и в знак симпатии слегка потрепал маршала за ухо.
Вопрос пятый
— Каковы климат и природа на острове Святой Елены? — чувствуя себя не совсем специалистом в этом вопросе, но, не боясь себе в этом признаться, спрашивал себя император Наполеон I, постоянно наводящий ужас на всю Англию.
Ответ императора на свой пятый вопрос
— Климат острова Святой Елены очень здоровый. В самом жарком месяце, январе, средняя дневная температура на острове — около 24 градусов по Цельсию. В самом холодном месяце, июле, — около 18,5 градусов. В начале XIX века на острове было много лесов. Питьевая вода здесь очень вкусная и здоровая, орошение острова обильное, много травы, густых кустарников и зарослей, где водится дичь. Весь остров занимает 122 квадратных километров и базальтовыми темно-зелеными, почти отвесными скалами как бы поднимается из океана. Вот на такой остров я и был сослан в завершающие, наверное, мои годы, — с определенной надеждой на сносное окончание собственной бурной жизни сказал себе император.
Этот ответ на свой пятый вопрос, чувствуя себя не совсем специалистом в нем и не боясь в этом признаться, но перерыв кучу английских справочников и объехав верхом большую часть острова, нашел император Наполеон I, могущественный и постоянно приводящий в ужас всю Англию.
Случалось, после ответа на собственный вопрос взор Наполеона туманился. Император вспоминал, как во время побоища в Иене он сообщил маршалу Сульту: “Любой маршал в моей Великой армии должен уметь владеть собой!” — и в знак благосклонности потрепал маршала за ухо.
Вопрос шестой
— Каким образом я сдался Англии? — с трудом вспоминая подробности этого события, задавал себе вопрос император Наполеон I, решительный и бескомпромиссный враг Англии.
Ответ императора на свой шестой вопрос
— 15 июля 1815 года я, император Наполеон I, решил свою судьбу. Я сел на французский бриг “Ястреб”, капитан которого Лас Каз отправился на английский корабль “Беллерофон” и сообщил его капитану Мэтленду, что император сдается Великобритании. На мне были надеты мой всегдашний любимый мундир гвардейских егерей и треугольная шляпа. Матросы “Ястреба” выстроились во фронт, командир брига рапортовал императору. Матросы кричали: “Да здравствует император!” “Ястреб” подошел к “Беллерофону”. Капитан Мэтленд встретил меня низким поклоном на нижней ступеньке лестницы. Поднявшись на борт, я увидел весь выстроенный передо мной экипаж английского военного корабля, и Мэтленд представил мне свой штаб. Я сейчас же ушел в лучшее помещение на корабле, предоставленное мне Мэтлендом. Самый могущественный, упорный и грозный враг Англии, какого она имела за все свое историческое существование, был в ее руках. “Беллерофон” довез меня до острова Святой Елены, где, очевидно, я и закончу свои дни, — горько признался себе император.
Такой ответ на этот свой шестой вопрос, тяжело вспоминая подробности своей сдачи английскому капитану, дал император Наполеон I, решительный и бескомпромиссный враг Англии.
Почти после каждого ответа на свой же вопрос взор Наполеона затуманивался. Император припоминал, как во время столкновения вблизи Ауэрштадта он произнес маршалу Даву свою ставшую знаменитой фразу: “Моя Великая армия — без вредных привычек!” — и в знак одобрения чуть-чуть потрепал маршала за ухо.
Вопрос седьмой
— Когда и как я, император Наполеон I, попал на остров Святой Елены? — не без трудностей вспоминая детали своего прибытия на остров, задал себе вопрос император Наполеон I, самый грозный враг Англии до самой своей смерти.
Ответ императора на свой седьмой вопрос
— Когда мне объявили о том, что моим местопребыванием будет остров Святой Елены, я вначале возмутился и протестовал, что меня заранее об этом не предупредили. Но потом решил, что уже все равно после поражения при Ватерлоо и сдачи Парижа, где закончить свои дни. С “Беллерофона” я пересел на фрегат “Нортумберленд”, который после двух с половиной месяцев плавания и привез 15 октября 1815 года меня, пленного императора, на остров, где мне и суждено будет дожить свои годы. Так это и произошло, — с небольшим желанием говорить даже себе самому об этом признался себе император.
Такой ответ на свой седьмой вопрос, не без затруднений вспоминая детали своего прибытия на остров, дал император Наполеон I, который так и остался самым грозным врагом Англии до самой своей смерти.
После любого своего ответа, за немногим исключением, взор Наполеона туманился. Император почти наизусть вспомнил свою знаменитую фразу, сказанную им маршалу Массена при Пренцлау: “Всякий маршал в моей армии так же, как и лошадь под ним, должен быть красивым и свежим!” — и в знак похвалы сильно дернул маршала за ухо.
Вопрос восьмой
— Кто это состоит в моей свите на острове Святой Елены? — спрашивал себя император Наполеон I, оглядываясь на всегда сопровождающих его придворных, так же, как он, ненавидящих всю жизнь Англию.
Ответ императора на свой восьмой вопрос
— Меня, императора, сопровождала в изгнание очень небольшая свита, так как англичане отказали большинству домогавшимся следовать за мной на остров Святой Елены. Со мной — маршал Бертран с женой, генерал граф Монтолон с женой, генерал Гурго и капитан Лас Каз со своим сыном. Здесь я вижу также моего слугу Маршана и кое-кто еще из прислуги. Вот и мой любимый корсиканец Сантини. Это все, кого мне позволили взять с собой на остров англичане. Мой маленький двор, последовавший за мной на остров и поселившийся с ним в Лонгвуде, ссорится, интригует, обожает меня и ревнует друг к другу точно так же, как если бы все они были еще в Тюильрийском дворце в Париже, — с улыбкой сказал себе император.
Так ответил на свой восьмой вопрос, оглядываясь на окружающих, император Наполеон I, который так же, как его свита, всю жизнь жгуче ненавидел Англию.
После своего ответа Наполеону доводилось задумываться. Император вспоминал, как после сдачи без единого выстрела Штеттина, он сказал маршалу Бертрану, одному из теперешней его свиты: “Маршал в моей Великой армии должен уметь двигаться в нужном направлении сам и посылать, куда нужно, своих солдат!” — и в знак благорасположения потрепал своего маршала за ухо.
Вопрос девятый
— В каком доме я живу? — император Наполеон I, упорно ненавидящий Англию, так спрашивал себя в самом начале и в самом конце своего пребывания на острове Святой Елены.
Ответ императора на свой девятый вопрос
— Сначала мне, императору Наполеону I, английский адмирал Кокбэрн предоставил чертовски неудобное помещение, всего из нескольких комнат. Потом в более вместительный дом в части острова Святой Елены, называемой Лонгвудом, меня поселил губернатор острова Гудсон Лоу. Я все время чувствовал, что оба они меня не любят, хотя и несколько боятся. Они сознают свою ответственность передо мной, императором, а также перед Англией и страх перед возможностью моего побега, несмотря на отдаленность острова от Европы, — самоуверенно, но не без оснований, сказал себе император.
Такой ответ на свой девятый вопрос дал, оглядываясь на окружающую его обстановку, император Наполеон I, упорно не любящий Англию.
Иногда после ответа на свой вопрос взор Наполеона затуманивался. Он вспоминал, как в отчаянной рубке у Любека император сказал маршалу Сульту: “Маршал, рубить с плеча в моей Великой армии можно, используя мышцы бедер, ягодиц и всего туловища!”, и снисходительно потрепал маршала за ухо.
Вопрос десятый
— Как провожу я свое свободное от написания мемуаров время, с кем встречаюсь в течение дня? — такой вопрос задавал себе, задумчиво припоминая события дня, император Наполеон I, смертельно ненавидящий весь свой век Англию.
Ответ императора на свой десятый вопрос
— Я совершаю верховые прогулки по острову и принимаю у себя, кого мне заблагорассудится, кроме губернатора Гудсона Лоу. Я, император Наполеон I, отказываюсь принимать губернатора и не отвечаю на его приглашения на том основании, что они всегда адресованы генералу Бонапарту. Я понимаю, все дело в том, что Англия была с Наполеоном в войне с 1803 года, когда Наполеон Бонапарт еще не был императором. Но это не оправдывает губернатора. Я принимаю также иногда путешественников англичан и неангличан, которых по пути в Индию или Африку или из Индии и Африки в Европу заносит на остров Святой Елены. Все они прекрасно знают, что Наполеон I был и остается самым могущественным, упорным и грозным врагом Англии, — такой ответ на свой десятый вопрос дал, задумчиво припоминая события каждого дня, император Наполеон I, ненавидящий Англию.
Часто бывало, после ответа на свой вопрос Наполеон задумывался. Он вспоминал, как при осаде Магдебурга император сказал маршалу Нею: “Маршал, искусство воевать состоит в том, чтобы быть в нужное время в нужном месте!”, и небрежно потянул маршала за ухо.
Вопрос одиннадцатый
— О чем я пишу в своих мемуарах? — этот вопрос, сомневаясь в том, все ли, что требуется, отмечает он в своих мемуарах, задавал себе император Наполеон I, всю свою жизнь стремящийся не только разорить, но и разбить Англию.
Ответ императора на свой одиннадцатый вопрос
— Все свое основное время на острове Святой Елены я пишу мемуары. Я описываю свои великие битвы, свою великую политику и все великие события, очевидцем и творцом которых я был. Вначале мои воспоминания записывал под диктовку капитан Лас Каз, служивший мне беззаветно. Мелочные и досадные придирки губернатора Гудсона Лоу выжили капитана с острова. Я лишился образованного и преданного мне секретаря, поэтому последние годы жизни императора Наполеона I будут мало известны моим читателям и потомкам. Основные размышления в моих мемуарах состоят в том, что врага нужно не только разбить, но и добить. Цель любых военных действий — сокрушение противника, — твердо сказал себе император.
Этот ответ на свой одиннадцатый вопрос дал с уверенностью в своей правоте, но, сомневаясь, все ли он записал в своих мемуарах, император Наполеон I, всю свою жизнь стремившийся не только разорить, но и разбить Англию.
Случалось, после ответа на свой вопрос глаза Наполеона покрывала пелена. Император вспоминал, как в битве на реке Нареве он сказал маршалу Даву: “Каждый маршал должен стараться уничтожить неприятеля!” — и ласково подергал маршала за ухо.
Вопрос двенадцатый
— О чем я почти все время думаю во время прогулок, чтения, бесед на острове Святой Елены? — такой вопрос задавал себе, часто не находя правильного ответа, император Наполеон I, вечный враг Англии.
Ответ императора на двенадцатый вопрос
— Во время конных и пеших прогулок, чтения, бесед на острове Святой Елены меня все время не покидает мысль о причинах моего мрачного настроения, даже угрюмой тоски, не покидающей меня почти все время. Часто я прихожу к решению, хотя и не уверен в верности ответа, что причиной моего пессимизма является праздность. Я много читаю, катаюсь верхом, диктую воспоминания Лас Казу, но это существование — сущее безделье по сравнению с тем образом жизни, к которому я привык. Всю жизнь я привык к неустанной работе. Я всегда работал по 15–18 часов в день с небольшими перерывами. Переход к теперешнему существованию для меня невыносим. Я думаю, что моя угрюмость — это результат моей теперешней жизни, к которой привели меня происки англичан, — к такому выводу часто приходил, задавая себе свой двенадцатый вопрос и не всегда находя верного решения, император Наполеон I, вечный враг Англии.
Отвечая на очередной вопрос, Наполеон нередко задумывался. Он вспоминал Бородинскую битву, во время которой он, сильно простуженный, сказал маршалу Мюрату: “В здоровом теле — здоровый дух!” — и небрежно ущипнул маршала за икру.
Вопрос тринадцатый
— О чем я сожалею, вспоминая прошедшую жизнь? — такой вопрос задавал себе на острове Святой Елены император Наполеон I, самый могущественный, упорный и грозный враг Англии.
Ответ императора на тринадцатый вопрос
— Чем бы я ни занимался на острове Святой Елены, вспоминая прошедшую жизнь, я не переставал сожалеть, что покинул завоеванный им Египет и что, сняв осаду с Акра, вернулся из Сирии в Европу. Мне следовало остаться на Востоке, завоевать Аравию, Индию, быть восточным императором, а не западным. Я уверен, что тот, кто владеет Египтом, будет владеть и Индией. Если бы я даже с малым отрядом добрался до Индии, то скоро выгнал бы оттуда ненавистных англичан. Об этом я неоднократно диктовал в своих воспоминаниях капитану Лас Казу, графу Монтолону и генералу Гурго. Теперь Англия, а не я владеет миром, а могло быть иначе, — твердил себе император.
Такой ответ на свой тринадцатый вопрос нашел, просматривая карту Азии и Африки, император Наполеон I, бывший самым могущественным, упорным и грозным врагом Англии.
Случалось, отвечая на свой же вопрос, взор Наполеона туманился. Он вспоминал, как в битве народов на равнине у Лейпцига он сказал маршалу Понятовскому, гарцующему на благородном коне: “Каждый маршал моей Великой армии должен быть быстр, как птица!”, и благожелательно потянул маршала за ухо.
Вопрос четырнадцатый
— Зачем я прожил свою жизнь? — такой вопрос ставил перед собой на острове Святой Елены император Наполеон I, впрочем, так и не успев найти на него ответа.
Этот вопрос неоднократно ставил перед собой император Наполеон I, так, впрочем и не найдя на него ответа. С марта 1821 года он все хуже и хуже себя чувствовал.
Последнее, что успел продиктовать для мемуаров графу Монтолону император, было воспоминание, посетившее его во время битвы при Ватерлоо. Он вспомнил о своих словах маршалу Мармону, предавшему его: “Лучше два хороших маршала, чем один плохой!”
После этих слов Наполеон уже не приходил в сознание. Он шевелил губами, но почти ничего нельзя было услышать: на океане свирепствовал шторм, вырывавший с корнем деревья, снесший несколько домов на острове и сотрясавший всю лонгвудскую усадьбу. Последние слова, которые удалось расслышать стоявшим близко от постели Наполеона, были: “Франция… армия… авангард…”
5 мая 1821 года в шесть часов вечера император Наполеон I скончался.
Вспомнил ли перед смертью император о своих двух женах — Жозефине и Марии-Луизе?
Жозефина скончалась за много миль от острова Святой Елены в своем дворце Мальмезон 29 мая 1814 года. Последними ее словами были: “Бонапарт… Эльба… римский король”.
Марии-Луизе император завещал свое заспиртованное сердце, а своему законному сыну, римскому королю, — старую шинель, в которой Наполеон был еще в битве при Маренго, шпагу, которой император сражался при Аустерлице, кривую саблю, которую носил генерал Бонапарт во время египетской кампании, и часы Фридриха Великого, привезенные из Потсдама и остановившиеся в день смерти императора Наполеона I.
Со смертью Наполеона эти часы остановились, но в памяти человечества продолжает жить образ императора, который в представлении одних перекликается с образами Аттилы, Тамерлана и Чингисхана, в душе других — с тенями Александра Македонского, Ганнибала и Юлия Цезаря. В результате вопросов, которые задавал себе Наполеон I, и его ответов на них, ставших известными истории, этот образ все более и более проясняется в своем неповторимом своеобразии и поразительной сложности.
История возникновения, распространения
и тушения пожара в Москве
во время пребывания там императора Наполеона I
Пожар в Москве, то есть процесс горения городских зданий, возник по замыслу московского генерал-губернатора графа Федора Васильевича Ростопчина, который 14 сентября 1812 года вооружил горожан, передав жителям арсенал, открыл казенные кабаки, отворил тюрьмы и распустил арестантов, разбросал по городу антифранцузские афишки, вывез все пожарные насосы, которых в Москве было числом до 1600, снабдил поджигателей горючими веществами и банками с керосином, а 40 французов и немцев, живших в городе и отказавшихся поджигать, выслал из Москвы в Нижний Новгород, предварительно некоторых из них окатив водой, заставив принять слабительное и наказав розгами, сказав при этом принцу Евгению Вюртембергскому: “Лучше разрушить Москву, чем отдать ее”, а своему сыну: “Поклонись Москве в последний раз, через полчаса она запылает”, то есть Ростопчин имел в виду, что начнется химический процесс, при котором освободится столько тепла, что продукты реакции будут накаливаться и светить, образуя пламя. Кроме того, пожар в Москве начался также из-за беспечности отдельных жителей города, разводивших огонь в печах, хотя полицейскими распоряжениями в теплое время года это было запрещено, и бросавших окурки и спички в домах, которые, за исключением кремлевских дворцов, церквей и нескольких сот домов, принадлежавших богатым дворянам, были в основном деревянными, и поэтому огромный город, правда, большей частью покинутый жителями и лишенный всякой защиты от огня, сделался жертвой первой же искры, последствия от которой обнаружил утром 15 сентября Наполеон, при звуках Марсельезы вступивший со своей гвардией в Кремль. “Наконец-то я в Москве, в древнем дворце царей, в Кремле!” — воскликнул он и поднялся на колокольню Ивана Великого, чтобы на досуге посмотреть на Москву. Было уже тепло, погода стояла хорошая, подынималось солнце, и были отлично видны Кремль с Китай-городом и Гостиным двором, Белый город, окруженный каменной стеной, и Земляной вал, и только император собрался все хорошо рассмотреть, как вдруг увидел, что над Гостиным двором показался дымок, который все увеличивался.
Наполеон послал графа Сегюра и маршала двора Дюрока с несколькими генералами выяснить, в чем тут дело. “Пожар, сир”, — сказал вернувшийся первым маршал двора Дюрок и пояснил, что загорелся казенный винный склад в Гостином дворе, который горел весь день 15 сентября, а затем пожар перекинулся на другие части Гостиного двора, где были навалены колониальные товары и всякие богатства Азии, которые представляли из себя горючие вещества. Эти вещества соединились с кислородом, причем реакция шла так быстро, что образовалось огромное пламя. Совсем скоро пожар вспыхнул в Кремле, расположенном неподалеку, а в Кремле стояло 400 муниционных повозок гвардейской артиллерии, да в русском арсенале было 400 000 фунтов пороха, не считая ружейных патронов и пушечных зарядов.
К концу дня 15 апреля поднялся ветер, и загорелись Замоскворечье и Солянка, огонь объял западные кварталы, самые богатые в Москве.
Рано утром 17 сентября маршал двора Дюрок разбудил Наполеона, сказав ему: “Пожар, сир” — и пояснив, что горит уже почти весь город и что схвачены поджигатели, ими оказались переодетые русские солдаты и полицейские. “Да это скифы!” — воскликнул побледневший Наполеон. Вскоре пламя настолько разбушевалось, что во дворце Екатерины II, где жил Наполеон, накалились оконные рамы, искры падали на крыши, даже на муниционные повозки артиллерии, и тогда маршал двора Дюрок вместе с генералами, вне себя от ужаса, стали умолять Наполеона оставить дворец Екатерины, который вот-вот взорвется. Император обошел Кремль и из окон дворца, куда бы он ни посмотрел, видел бушующий огненный океан. Подумав, Наполеон решил удалиться в загородный Петровский дворец, но из некоторых ворот Кремля уже трудно было выйти, так как пламя относило ветром в сторону Наполеона и его свиты. Из-за недостатка воздуха происходило неполное сгорание углеродосодержащих веществ, образуя сажу и окись углерода, сажа и искры сыпались на императора.
Для выхода из Кремля необходимо было использовать лестницы, а ехать по улицам пришлось между двумя стенами огня. “Мы шли по огненной земле под огненным небом”, — повторяли позже граф Сегюр и маршал двора Дюрок. Все французские войска очистили свои городские квартиры, последние жители города убежали.
17 сентября ветер подул с юго-запада, потом с запада, и ни одна часть города не уцелела.
18-го сентября пожар продолжался, Москва была окутана таким густым облаком дыма, что не было видно солнца. Все дни пожара солдаты императорской гвардии с ведрами в руках образовали цепь вокруг Кремля, и Кремль удалось отстоять, хотя многие гвардейцы получили травмы, отравления угарным газом и ожоги, хорошо лечившиеся цветками бузины и корой дуба. Точно так же гренадерами и обитателями французской колонии был спасен и район Кузнецкого моста, все остальные части города сгорели, и от некоторых из них остались только груды дымящихся развалин, которые временами снова вспыхивали, ведь всякий процесс окисления, например, гниение и тление, тоже можно назвать горением. Однако 19 сентября ветер стих, пошел дождь, и за неимением пищи пожар прекратился.