Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2006
Я родился в лагере. Кто был мой отец — не знаю. Да и мать, конечно, не помню: мне не было и двух месяцев, когда из лагеря меня похитили и отдали в незнакомую семью. Хорошо хоть, что семья была небольшая и довольно дружная: мужчина, женщина и мальчик. Несмотря на библейский завет: “Не сотвори себе кумира”, из меня кумира они все же сделали. И это справедливо: я красив, умен и вообще хорош собой!
Вероятно, примерно так написал бы о себе Мюллер, если бы умел писать по-русски.
Но он не умел…
Поэтому его жизнь — детство, отрочество, юность и более зрелые годы — постараюсь описать я, Мария Мамырина.
Мюллер представлял нашу семью чем-то вроде маленького государства, где президентом был мужчина, а он, Мюллер, — вице-президентом. Роль народа играл наш сын. Я, по-видимому, кухарка, правда, любимая кухарка. Но поскольку на социальной лестнице я стояла ниже него, мне следовало об этом помнить, и поэтому время от времени он задавал мне трепку. Втянув голову в плечи, растопырив усы, он бросался на меня. Я подставляла согнутую в локте руку и отбрасывала его довольно далеко от себя. Он повторял этот номер еще и еще раз. Наверно, ему (а может быть, и мне) нравилась эта своеобразная игра.
Однако если он очень расходился, я призывала на помощь народ. Из своей комнаты выскакивал сын и, крикнув: “Мюллер, прекрати!”, без всякого уважения к вице-президенту бросал в него тапочку. Мюллер стихал. Правительство всегда опасается народа.
Но это было потом.
А что было вначале?
Мюллер действительно родился в лагере.
Но не в концлагере, а в пионерском лагере.
И вот один пионер, похитив очаровательного серого котенка, которого родила лагерная кошка, привез его домой.
Пионер учился в восьмом классе, и его мама (моя сослуживица) решила, что котенок отвлечет ее любимое чадо от занятий и предстоящих в конце восьмого класса экзаменов.
Поэтому она пришла ко мне, зная, что я люблю животных, и стала уговаривать взять этого котенка к себе. Все это было по ряду причин очень некстати, в том числе и то, что мы с мужем собирались на лето уехать.
— Тогда придется его усыпить, — сказала мама пионера.
Этого я перенести не могла, тем более Наденька, техник из моей группы, предложила уговорить свою маму приютить на месяц этого бедного кошачьего ребенка.
Но еще надо было получить разрешение у моего мужа, который трогательно кормил во дворе всех кошек, но в память о предыдущих любимцах иметь их дома категорически не хотел.
Созвонившись с мужем (у него отпуск начался раньше моего, и он жил на даче), я сообщила, что предлагают очаровательного котенка, причем с испытательным сроком: не понравится — заберут обратно.
— Ладно, бери, — сказал муж.
Когда на следующий день я принесла котенка домой и спустила его на пол, он тут же побежал на разведку, начал вынюхивать и выяснять, что где.
— Да это настоящий Мюллер, — сказал мой сын, — и такой пушистый, на Броневого похож!
Это было время, когда по телевидению шел первый русский сериал “Семнадцать мгновений весны”, и в честь героя сериала любимых животных стали называть Штирлицами.
Но раз сын сказал — Мюллер, пусть будет Мюллер! Так произошло “крещение” этого маленького разведчика.
Надо сказать, что все коты очень любопытны, любят разведывать все кругом, но разведчиками так же, как собаки, они даже в сказках быть не могут: их выдавал бы хвост: вилял у собак от радости при удаче, а у кошек от злости при провале.
В воскресенье пушистый комочек пепельного цвета в модной тогда дамской соломенной сумочке поехал на дачу. Муж был покорен. А был он (муж) прирожденный дрессировщик. С любовью дрессировал всех: и кошек, и собак, и птиц. Когда-то в Коктебеле он даже козу научил служить, становиться на колени, давать лапу (простите, ногу). Забавно, что в те времена я примерно через год повела сынишку в цирк, и там клоун Борис Вяткин выступал с козой, проделывавшей те же номера. (Уж не из Коктебеля ли он ее вывез?)
Я всегда говорила, что если бы мой муж не был хорошим физиком, то был бы он хорошим дрессировщиком.
Короче, когда я в следующее воскресенье приехала снова на дачу, это существо по имени Мюллер, величиной с мужскую ладонь, стояло перед мужем столбиком на задних лапках. Невозможно было смотреть на это без смеха.
А через две недели оно (существо) не только служило, но и давало лапку, а при слове “пожар” звонило в колокольчик, укрепленный на ножке табуретки.
Мы очень полюбили Мюллера, и он тоже любил нас. Во всяком случае, за мной он ходил буквально хвостиком.
Но пришло время нам уезжать в отпуск. Я отнесла кота к Наденьке с большой просьбой кормить его, только когда он дает лапу, служит или звонит в колокольчик при слове “пожар”.
Наденька строго выполняла наказ.
Мюллер стал Мюллерчиком и уже в таком возрасте проявил свои гениальные способности. Видимо, немного подумав, он сообразил, что глупо подымать звон при слове “пожар”, когда никакого пожара нет, а вот получить что-нибудь вкусненькое после звонка можно. И однажды, когда он был голоден, к изумлению всех, пошел и стал звонить в колокольчик. С тех пор всегда, всю жизнь, Мюллер, прося что-нибудь поесть, звонил в колокольчик, укрепленный теперь намертво на ножке плиты. При этом он, вероятно, считал, что выработал у нас условный рефлекс. А ведь, пожалуй, так и было!
…Прошел год с тех пор, как появился у нас Мюллер.
Нам снова надо было уезжать, и я опять отнесла его к Наденьке. Но в этот раз он уже не ребенок, а подросток. И очень он на меня обиделся. Посчитал предательницей. Когда, вернувшись из отпуска, я пришла за ним, он, как обычно, на звонок подошел к входной двери, посмотреть, кто это пришел. Увидев меня, отвернулся и ушел в комнату. Два месяца я замаливала свой грех и только через два месяца получила прощение.
Но самым любимым был у него хозяин (президент).
Садясь за письменный стол, тот обычно говорил:
— Мюллер, пошли заниматься!
И Мюллер часами мог лежать на столе, растянувшись под настольной лампой. Я подозреваю, что он уже начал разбираться в высшей математике, во всяком случае, знал, как выглядят интегралы. Знал, но не говорил (или не хотел?).
Животные многие не говорят, как было сказано в одном юмористическом рассказе, так как опасаются, что их в этом случае начнут эксплуатировать.
Письменный стол Мюллер считал территорией своего хозяина, которую он должен свято охранять.
Стоило мне в отсутствие мужа сесть за этот стол, чтобы позвонить по телефону, как являлась “охрана” и начинала кусать меня за руки. Я была вынуждена кричать, иногда с ногами забираться на диван, когда “охранник” отгонял меня подальше, напоминая, что территория вокруг стола тоже охраняется и вход туда запрещен.
Ах, это был гениальный кот (дрессировщик тоже был гениальный). Скоро Мюллер знал уйму команд: служил, ложился, прыгал через обруч, ходил по буму (бревну-рейке, лежащей между двумя стульями), одновременно прыгая через небольшое кольцо, конечно, давал лапу, приносил поноску, хватая ее на лету, как вратарь, лапкой крутил детскую шарманку, звонил в колокольчик, когда хотел есть и ел с ложечки или вилки, играл на пианино “в четыре ноги”. Вообще кот был музыкален. Любил слушать, как муж играет на музыкальных инструментах: скрипке, гитаре, мандолине, был еще азиатский инструмент — рубоб.
Больше всего Мюллер любил, когда хозяин играл на пианино. Подолгу сидел в кресле и слушал. Но совершенно не переносил, когда муж начинал пианино настраивать. Стоило тому начать снимать переднюю доску, как кот вставал и уходил.
У кошек не очень хорошее обоняние, но, по-видимому, замечательный слух. Пример: муж должен был приехать из командировки. Самолет прилетел, а его нет, хотя уже три часа ночи (оказалось, развели мосты). Я в волнении лежу, не раздеваясь, на диване, в ногах (что редко) — явно сочувствующий Мюллер. Вдруг он, точно из катапульты, подскочил и бегом к входной двери. Сел. Прошло несколько минут, и я услышала, что вниз вызвали лифт, и, слава Богу, лифт привез мужа. Но что поразительно: значит, на шестом этаже кот услышал и узнал шаги любимого хозяина, когда тот еще не вошел в парадную.
А может быть, какие-нибудь еще другие силы или инстинкты подвластны котам?
Многие относятся к кошкам как к малым детям или как к милым пушистым живым игрушкам, вот и все. Это далеко не так. Возможно, коты понимают что-то много глубже нас, но по-своему. Они своеобразны. У них, как и у людей, совершенно разные способности, разные характеры.
Вот у одной моей приятельницы кот внешне очень похож на Мюллера, но характер совершенно другой. Так, например, он терпеть не может гостей. Уходит в дальнюю комнату и ложится там на шерстяную кофточку своей хозяйки — то ли бережет ее от похитителей-гостей, то ли чувствует себя под некоторой ее защитой.
Только когда гости уходят, кот является в переднюю, причем хозяйка смеется — проверяет, не унесли ли что-нибудь. Присматривает за хозяйским добром!
Мюллер, наоборот, гостей обожал. Как только ставили большой стол и его накрывали скатертью, он тут как тут. Нет, не еда его интересует, он вообще ел мало. Его интересует общество. С удовольствием покажет свои фокусы: послужит, даст лапку, прыгнет через обруч. Под конец сыграет на пианино “в четыре ноги”.
Потом сядет послушать “умные речи”.
Если у стола есть свободный стул — сядет туда, рядом со всеми.
Если нет, сядет на диван, стоящий у стола и рядом со шкафом. Бывает, станет ему скучно, задремлет и смешно стукнется лбом о стенку шкафа, но тут же встрепенется и слушает дальше, вероятно, не хочет пропустить что-нибудь интересное.
Мы давно убедились, что кошки понимают человеческую речь, русские — русскую, английские — английскую. Мюллер был просто гений, и с ним можно было поговорить.
Вечером он требовал, чтобы его выпустили “погулять” на лестничную площадку (так, наверное, арестанты требуют прогулок по маленькому тюремному дворику). Но когда было тепло, кота выпускали на балкон. Стоило сказать: “Сегодня идем на балкон” или “Сегодня пойдем на лестницу”, и он тут же отправлялся в указанном направлении.
Или другой пример: Мюллер не очень любил ездить на машине. Его укачивало, у него начиналась настоящая “морская болезнь” (которая немного уменьшилась, когда по совету французского журнала его стали возить в коробке). Но на дачу надо ехать на машине. Как увидит, что мы туда собираемся (а ему достаточно было увидеть корзину с провизией или на муже кожаную куртку), — спрячется так, что найти его невозможно. Никакой обыск не помогал. Ни ФБР, ни КГБ не нашли бы! Поэтому всегда нужна была особая подготовка, чтобы его бдительность усыпить. Но стоило мне сказать сыну: “Знаешь, мы оставим Мюллера тебе на эти выходные, я устала от него в машине”. И если сын соглашался, тут же являлся Мюллер: он все слышал, выходил из своего убежища и садился рядом с дверью, смотря, как мы собираемся. Может быть, даже тайно завидовал: дачу-то он любил — машину не переносил.
Да, дачу он любил: на даче хорошо! Там у него даже отдельная маленькая комнатка — каюта для гостей, кровать, тумбочка, табуретка, полка с книгами.
А кругом лес, деревья, кусты, коты с соседних дач, птички. Однажды он поймал птичку. Я сидела в комнате, а он принес свой трофей к моим ногам. И гордо сел в стороне, мол, смотри, какой я охотник!
Я возмутилась, закричала и стала его стыдить:
— Ну, как тебе не стыдно, большой умный кот и убил такую хорошенькую маленькую птичку. Не смей больше так делать!
Мюллер внимательно слушал и трофеи ко мне больше не приносил. Впрочем, возможно, не попадались. Но при виде птичек у него очень смешно дрожала нижняя челюсть.
Именно на даче Мюллер скоро понял свое преимущество по сравнению с людьми: он видел в темноте, а люди — нет.
С наступлением темноты мы в сад его не выпускали.
Но однажды он нас перехитрил — спрятался, а с наступлением темноты исчез.
Я очень расстроилась: места незнакомые ему, а он кот домашний. Побежала искать на улицу (никогда этого не делала: темно, фонарей нет, пьяницы есть). С фонариком и камнем за пазухой (в прямом смысле этого слова) обежала всю округу. Кота нет. Увидела пьяницу. Спряталась за куст… Кота нет…
Ночью почти не спала. Чуть рассвело, часов в 5–6 утра решила снова отправиться на поиски. Открываю дверь, а наш беглец спокойненько сидит на крыльце, ждет, когда его впустят. “Мюллерчик!” — только и могла я сказать. Побежала порадовать мужа, а Мюллерчик — прямиком в свою комнату. А дальше… Хотите верьте, хотите нет, но вдруг он является в нашу комнату, прыгает на постель и начинает извиняться. Да, да, извиняться! Боднул мужа, боднул меня, даже лизнул обоих, помурлыкал нам минуты две и снова ушел в свою комнату, где без еды проспал почти целый день.
Мы были чрезвычайно тронуты его извинениями.
В другой раз я поехала в город. Муж остался с котом, упустил время, и тот опять отправился в “турпоход”. И не возвращается.
Часа в три ночи мужа разбудил стук в окно. Он встал посмотреть, в чем дело. Увидел, как Мюллер с разбега прыгает до окна и лапой стучит в стекло. И вот что интересно: откуда он знал, что это окно той комнаты, где спит муж? Ведь на даче четыре окна.
Но вот кончался отпуск или выходные дни. Надо было возвращаться в город. Начиналась та же история, что и в ленинградской квартире. Мюллер прятался, а пойди найди его в кустах или в бревнах, лежащих у соседей!
Поэтому мы заранее запирали его в комнатке. Укладывали все вещи, только тогда выносили пленника и сажали в машину.
Каково же было мое изумление, когда однажды запертая комнатка оказалась пустой. Кот исчез. Мистика! Нет нигде!
Полезла под кровать — кота нет. Но обнаружила возле спинки кровати, в стенке, смежной с кухней, вынутый кирпич. Сбежал в кухню! Бегу туда. Но там не только кота нет, но нет и никакого отверстия. Оказывается, под непередвигаемой кроватью образована ниша с боковыми углублениями. Там и скрылся хитрец, уже понявший нашу тактику: раз комнату закрыли, значит, уезжают.
Что делать? Как его выманить?
Противным, заискивающим голосом начинаю канючить:
— Мюллерчик, хороший кот, иди сюда, дам тебе рыбку.
Никакого впечатления…
И вот два взрослых человека с высшим образованием оказались абсолютно беспомощны перед каким-то неграмотным котом (правда, умным).
Нам его не победить!.. Решили пойти на хитрость — сделать вид, что уезжать передумали.
И вот картинка: профессор Мамырин садится и начинает играть коту русские романсы на вынутой обратно из машины гитаре, его любимая жена на кухне начинает бренчать тарелками, ложками, вилками: мол, мы никуда не едем, будем ужинать. И Мюллера, конечно, чем-нибудь угостим. А любимый кот по-прежнему сидит в своем убежище и, вероятно, думает: “Нашли дурачка, так я вам и поверил!”
Но время идет, надо ехать, а кот и не собирается выходить. Тут я вспомнила, что в магазине купила сырой гуляш. Мясо! Это поможет, все коты — хищники.
Действительно, когда сунула в нишу кусочек мяса, Мюллер высунул свой нос. Мне удалось схватить его за шкирку, хотя мешала спинка кровати. Как он орал! В Англии Общество защиты животных, наверное, подало бы на меня в суд за истязание животного. Там за этим очень следят, даже категорически запрещены меховые шапки, а тем более пальто (кроме почему-то мутоновых). Но мы в России и потому смогли наконец все-таки уехать с дачи вместе с котом, сидящим в своей коробке.
Темнело… Но наконец благополучно приехали домой.
Дома у нас на книжном шкафу стоят еще в два этажа книжные полки. До потолка остается сантиметров 20–25. Перед полками помещаются разные коллекционные фигурки. Вот на этих полках под потолком Мюллер обожал сидеть, поджав лапки. Непонятно, как он умудрялся запрыгивать туда, не стронув с места ни одну фигурку. По-моему, это было так же трудно, как пробежать в дождь между каплями, не намокнув.
Сидел он там подолгу и о чем-то думал. Интересно, о чем? Что бы он написал о своих думах, если бы умел писать? Быть может, следующее:
“Как быстро бежит время. Уже несколько лет прошло с тех пор, как я здесь поселился. За это время наш прайд увеличился. Теперь в него входят: хозяин (глава прайда), жена хозяина, сын хозяина, жена сына хозяина. Еще появился недавно человеческий детеныш. Это сын сына хозяина.
Вообще детей я недолюбливаю с тех пор, как в детстве меня таскала поперек живота глупая девчонка, почти с меня ростом. И, по-моему, все дети подозрительны, их надо опасаться, потому что — несмышленыши.
Но детенышу из нашего прайда внушали (я слышал), что меня трогать нельзя, и поэтому у нас установились с ним неплохие отношения.
Днем все уходят кто куда. Вечером приходят усталые. А хозяин еще часто садится заниматься и все пишет и пишет.
Один мой знакомый кот как-то сказал мне:
— Обрати внимание: люди всегда служат. А это очень утомительно — весь день ходить на задних лапах. Потому они у них часто болят, а также болят спина и поясница, они называют это радикулитом.
Может быть, этот кот был прав. Правда, я не знаю, что такое поясница. У кошек такого органа нет. У собак, кажется, тоже. И о болезни у них под названием радикулит не слышал никогда.
Хорошо, что я хожу на четырех лапах.
Поэтому легко могу забраться сюда под самый потолок и наблюдать за жизнью прайда сверху. А то приходится всегда с поднятой головой ходить.
Хорошо, когда вечером все собираются и начинают вместе ужинать, меня тоже приглашают. Мне нравится слушать их разговоры. Всегда узнаешь что-нибудь новенькое.
Например, оказывается, у меня есть родственники — большие кошки: львы, тигры, леопарды, рыси, барсы и др. Интересно: несмотря на то, что они большие, не умеют мурлыкать. Все, кроме барса. А мурлыкать так приятно!
Еще узнал, что львы живут прайдами. Впервые услышал это слово, оно мне понравилось, и я стал его употреблять — ведь у нас дома тоже, можно сказать, прайд”.
Не знаю, что еще написал бы Мюллер, о чем думал, ведь, повторяю, он сидел под потолком очень подолгу. Может быть, вспоминал, как однажды мы с мужем уехали на две недели и попросили одну милую соседку приходить покормить его. Она согласилась и сразу его полюбила. Любовь была взаимной. Она не только его кормила, но и ходила “гулять” с ним на балкон, подолгу играла. Но как только он заметит, что она собирается уходить — ложится поперек входной двери, не желая ее выпускать. Смеясь, соседка рассказывала, что уход превращался в целую процедуру: приходилось его долго уговаривать смилостивиться и выпустить ее. “Мюллерчик, — говорила она, — выпусти меня! Скоро я опять приду!” А может, вспоминал, как разок мы с мужем, неожиданно достав путевку в санаторий, пронесли контрабандой Мюллера в нашу комнату. Мы знали: он, во-первых, чистоплотный, а во-вторых, все поймет — будет прятаться. Действительно, он быстро нашел убежище между стеной и стенкой кровати, которое мы назвали “дотом”. Когда в комнату открывалась дверь и входили медсестра или уборщица, я говорила:
— Мюллер, быстро в дот!
И он бежал в открытое им убежище.
Если же приходили знакомые, например, славные соседи по столу, я говорила:
— Мюллерчик, это свои, выходи!
Он выходил и здоровался, подавая лапу. Садился в кресло.
Скоро при открывающихся дверях он сам добровольно, на всякий случай, бежал в свой дот до выяснения обстоятельств.
А может, вспоминал, как на даче выходил на улицу и сидел возле калитки — ждал, когда хозяева вернутся из кино. А мы еще издали видели, что народ около нашего дома останавливается. В чем дело? А это они, оказывается, на нашего красавца любуются.
Да, кто знает, о чем думают коты, о чем мечтают. Тайна…
Но, пожалуй, воистину удивительный случай был, когда заболел муж. Заболел он осенью. На улице было холодно, в квартире — очень холодно. И наш сын предложил отцу на время болезни перебраться в его комнату, выходящую на юг. Там было теплее.
Я, конечно, не могла оставить больного одного и, притащив раскладушку, устроилась тут же.
Спать на раскладушке было не слишком удобно, поэтому, когда муж стал уже поправляться, решила вернуться на свое место.
Закатав подушку в одеяло, обняла этот тюк и пошла к двери. Однако в дверях меня встретил разъяренный Мюллер. Как?! Бросить больного хозяина! Как я посмела? Он начал кусать меня за ноги, загнал обратно в комнату и грозно стоял рядом, пока я не развернула тюк и вновь не постелила постель на раскладушке.
Вот какой это был кот!
Любил Мюллер, когда мы с мужем были вместе и он сидел рядом. Мурлыкал. Но категорически отвергал все попытки взять его на руки. В этом проявлялась его независимость, он требовал уважения к себе. Поэтому, когда приходилось нести его с шестого этажа в машину, он возмущенно орал благим матом, словно его резали. Уж ежели сам прыгал к кому-нибудь на колени — это была “королевская милость”. Но вот вечером он обожал, когда муж “укладывал” его спать. Вблизи ванной комнаты стояла широкая низкая тумба для обуви. Стоило Мюллеру увидеть, что хозяин собирался спать, идет в ванную, он со всех ног бежал впереди и с разбега прыгал в свою постель — коробку, стоящую на этой тумбе. Муж садился рядом, гладил его, говорил, какой он красивый, умный, какой хороший, как все его любят. Мюллер от удовольствия закрывал глаза и громко мурлыкал. Этот ритуал повторялся каждый день.
17 лет жил у нас Мюллер. Заболел, и врачам не удалось его спасти, говорили — старенький.
Его смерть была для нас настоящей трагедией, мы потеряли члена семьи… Похоронили его в лесу, недалеко от дачи. На могилке посадили елочку, а на соседнем высоком пне вырезали букву “М”…
P. S. Мюллер был наш последний кот. Последняя любовь. После него мы никого не брали. Однако до Мюллера у нас были другие кошки, в общем, любимые.
Им и посвящаются следующие рассказики под общим названием “Кошачьи истории”.