Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2006
смирения целительная сила…
* * *
Осенний день к стеклу приник,
Но серые глаза его бесслёзны.
И я спросила — рано или поздно?
Который час? Который миг?
Еще скажи — с чего мне жизнь начать?
Чем утреннюю утолить печаль?
Какие затевать свершения и битвы?
И он мне прошептал — начни с молитвы…
* * *
Как пышно нынче таволга цветет
И душный цвет роняет осторожно.
И по своим законам непреложным
Природа к усмирению ведет
Нас, суетных. И сердце радо
Унять сердцебиения свои.
Но ласточек отважные отряды
Еще ведут воздушные бои
С неопытным и дерзким ястребком,
Напоминая мне о том,
Что я своим врагам не отомстила,
Пока гуляла мстительная сила.
* * *
Губительная сила доброты.
Смирения целительная сила.
И я в слезах у Господа спросила —
Что хочешь Ты?
Не знаю я, сгорел ли дом дотла,
Не различаю подлинность увечья.
Но Ты, кто милосердием увенчан,
Прости меня.
Я просто мимо шла.
* * *
Скоки ворон голенастых
На Пряжке, на Мойке.
Намокли перила
На мостике склизком,
И вмерз пароходик.
По спискам
Безумцев
Проходит
Все больше знакомых имен.
Жидкий сургуч и мед
Заката.
Мыльный ветер вкруг шеи.
Крушенье
Средь зимних полей.
Мы сходим с ума,
Как с рельсов вагоны,
В агонии
Пепельных дней…
Но когда растащили завалы
И снегом присыпало щебень,
В сургучных кустах краснотала
Рассыпался птичий щебет.
Как пели они, как пели,
Омывшись в кровавой купели!
* * *
Мне психи кричали через решетку:
Женщина, вы не ко мне?
И так салатно, хоть режь к водке,
Лежала крапива среди камней.
Кружились грачи над стриженой вербой,
Не зная, где гнезда вить.
И бился консилиум с девочкой Верой,
Жертвою первой любви.
У бледной мать-мачехи время загула,
Шмель, мотылек, пчела!
И тут санитарка такое загнула,
Что бедная докторша краской пошла.
И на крыльцо, под первые листики,
Курить сигаретку и думать с тоской —
Конечно, он старый,
Конечно, лысенький,
Но, Господи Боже,
Как страшно одной!..
памяти валерия гаврилина
Негармонично, грубо, глухо,
Так оскорбительно для слуха
Тончайшего,
Последний звук —
Промерзлых комьев бряк и стук,
Обрушенных на крышку гроба.
Распластанные, серые сугробы
Лежат, как одичалые собаки.
Взлетел
Освобожденный дух,
Но слух
Остался там, во мраке.
Он жив,
Он ловит на прощанье
Земли оставленной звучанье.
Еще ни камня, ни креста,
Лишь черных сучьев немота.
Трамвая отдаленный топот,
Могильщиков веселый ропот,
И наше бедное — прости
Песком в горсти.
О, долго ль, долго ль будет длиться
Неблагозвучья торжество?
И детским голосом синицы
Земля утешила его.
* * *
Мы ели малину.
Мы жили на свете.
Нас ветер с реки
Провожал домой.
И хищная ночь
Загоняла нам в сети
То две красноперки,
То ни одной.
И мы пробирались
Сквозь буреломы.
Я еще откликалась,
Когда ты звал.
И черного хлеба
Бурый ломоть
Мы ели с малиной,
А день убывал.
* * *
Как в разум вошел, оглянулся окрест,
По свету пошел сиротой.
Всего-то родни — только сумрачный лес,
Родитель заботливый мой.
Как волю познал да как стало невмочь,
Пошел с кистенем погулять.
Всего-то родни — только темная ночь,
Моя милосердная мать.
Пошел погулять, закружил меня хмель,
Качает с утра до утра.
Всего-то родни — только ведьма-метель,
Моя дорогая сестра.
Кружил меня хмель, качала тоска.
Не радуют власть и казна.
Всего-то родни — только речка-река,
Моя молодая жена.
Как волю познал, умру сиротой,
Не надо ни слез, ни любви.
Ты только кровавые раны обмой,
Смертельные раны мои.
Умру сиротой, соберется родня
Навеки проститься со мной.
В последний поход проводите меня
По пыльной дороге степной.
Вокруг только лес заповедный стоит,
Я буду во тьме ожидать.
Дожди, босоногие дети мои,
Придут на могиле плясать.
* * *
И времени маску
Наденет пространство.
И в прорезях узких
Пейзажи и диски.
С жестоким и детским непостоянством
Жертва цветами,
Почти по-индийски.
К подножию мраморов,
Белых и черных,
Где в каменных складках —
Мумия мухи.
Протуберанцы
Венцами из терна
Венчают планеты
На жизнь и на муки.
* * *
А ближний звук — комар.
Ах, где бы
Добыть мне крови и тепла?
По звуковым дорожкам неба
Кружится ласточка — игла.
А дальше — Боже, помоги нам —
И крик, и плач со всех сторон.
Скрипит заржавленной пружиной
Земли старинный граммофон.
А дальше — глубже, шире, выше —
И плач, и крик, и стон, и вой.
* * *
А слово водолаз
Опять уйдет на дно.
Опустит в ил
Свинцовые подошвы.
Ему, первичному, дано
Взлетать над будущим
И проползать под прошлым.
Там красный башмачок
Среди камней.
Размок, истлел,
Но цену ломит
Напоминаньем красных дней.
Уткнувши в грунт
Поблекший целлулоид
Наивного лица, —
Офелия, невеста,
Кукла Маша,
Любительница свадебного марша.
Ну, как не стыдно!
Как не лень все замуж, замуж —
Каждый день!
За клоуна, за мишку, за щенка,
За летчика, за Ваньку-дурака!..
А слово водолаз
Опять уйдет на дно.
Там водорослей
Желтая безбрежность.
Ему, первичному, дано
Преображать случайность в неизбежность…
* * *
Не плачь,
Не гляди печально.
Я рядом,
Я близко,
Я здесь.
С утренней почтою чаек
Получишь добрую весть.
О том, что в мире едином
Вечной разлуки нет.
В море уходят мужчины,
Женщины смотрят вслед.
Так знакомо и грозно
В море идут корабли.
Сегодня морские звезды
На наши плечи легли.
Не плачь.
Не гляди печально.
Я близко.
Я рядом.
Я здесь.
С вечернею почтою чаек
Пришли мне хорошую весть.
Будет ли нынче малина?
Идут ли грибные дожди?
Нам слышно —
Стучит машина
У судна в стальной груди.
А значит, гибель не скоро.
И мир еще на плаву.
Не плачь.
Не гляди так скорбно.
Я здесь.
Я рядом живу…