Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2006
российская эмиграция в тунисе 1920-1930-е годы
Трагические события октября 1917 года разделили Россию на два лагеря. Началась гражданская война, принесшая с собой много трагедий. Одной из них была судьба Российского императорского флота. В середине ноября 1920 года он покинул Крым и больше уже не вернулся к родным берегам, найдя свое последнее пристанище у берегов Северной Африки, в тунисской Бизерте.
* * *
28 октября 1920 года (10 ноября по новому стилю) пал Перекоп. В четыре часа утра вышел приказ по флоту об эвакуации Крыма. Барон П. Н. Врангель предупредил людей, что уезжающие идут на полную неизвестность и, учитывая все трудности и лишения, их ожидающие, предложил всем хорошо подумать, а тем, кто может, остаться в Крыму. Однако, несмотря на это, в морские порты устремились десятки тысяч людей. Практически за три дня 126 судов погрузили около 150 тысяч человек: все воинские части, их семьи, большую часть гражданского населения крымских портов: Севастополя, Ялты, Феодосии и Керчи. Каждый уходящий кого-то покидал, каждый остающийся кого-то терял навсегда.
Переход из Крыма по штормовому Черному морю был тяжелым испытанием. Однако в середине ноября почти все корабли стали на якорь на рейде Мода в Константинополе. Константинополь принимать беженцев отказался. Измученные, потерявшие все русские беженцы ожидали своей дальнейшей участи.
По приходе кораблей в Константинополь Черноморский флот приказом командующего за № 11 от 21 ноября 1920 года был переименован в Русскую эскадру. Командующим эскадрой был назначен старший флагман вице-адмирал М. А. Кедров, начальником штаба — контр-адмирал Н. Н. Машуков.
1 декабря 1920 года французское правительство, поддерживавшее Врангеля, взяло на себя ответственность за флот и приняло решение направить Русскую эскадру в тунисский порт Бизерт (Тунис с 1881-го по 1956 год был протекторатом Франции). Почему именно Тунис? Видимо, французы, решив заполучить эскадру, не хотели пускать такое количество кораблей и людей в один из своих портов. Кроме того, после Первой мировой войны был ограничен тоннаж флотов европейских стран, и Франция не могла сразу же забрать русские корабли. Поэтому они и были направлены в Бизерт, чтобы не бросаться в глаза Европе.
Таким образом, 8 декабря первые русские корабли начали покидать Константинополь, взяв курс на Бизерт. Флот шел под эскортом французов, с французским флагом на мачте и Андреевским — на корме, так как по международному праву корабли больше не принадлежали самостоятельному государству. Переход эскадры из Константинополя в Бизерт осуществлялся в два этапа. Первые четыре дивизиона пришли в Тунис в конце декабря 1920 года, оставшиеся — в январе–феврале 1921-го.
21 декабря 1920 года первым подошел к Бизерте пакетбот “Великий князь Константин”. На борту, кроме команды, было много гражданских лиц, среди которых историк Н. Н. Кнорринг. Он вспоминал: “Рано утром мы входили в Бизерту. Прошли каналом, который соединяет большое внутреннее озеро с морем. Справа развернулась пальмовая аллея перед пляжем… Вокзал с башней в мавританском стиле. Вдали казармы, тоже восточные по виду. Перед нами развертывался городок чистый, живописный… Вместе с любопытством рождался вопрос: что будет с нами?”1
В середине февраля 1921 года в тунисский порт Бизерт прибыла вся эскадра: 33 корабля, на которых было около 6000 русских беженцев. Они и образовали впоследствии первую русскую общину в Тунисе.
Местные власти приняли эскадру холодно. Уже 23 декабря 1920 года директор одной из крупнейших газет того времени “Тюнизи франсэз” Х. Тридон в статье под заголовком “Русские Врангеля в Бизерте” открыто заявил, что жители города (читай — французские колонисты) не испытывают никакого энтузиазма при виде русского флота на рейде. “… Кто эти люди, мы не знаем. Среди них, возможно, есть элементы, особо опасные тем, что в состоянии спровоцировать столкновения с нашими войсками… Мы рекомендуем всем торговцам в Бизерте относиться к русским с осторожностью: какой валютой собираются оплачивать они свои покупки?.. Жаль, что Тунис не имеет достаточно сильного голоса, чтобы заявить о нежелании быть страной, на которую свалилась эта неожиданная неприятность”2 .
Прибывшие корабли со всеми находящимися на них офицерами, матросами и гражданскими лицами посадили на карантин. Один из бывших белогвардейцев В. фон Берг писал: “Ярко-желтые флаги взвились на мачтах. Французский карантин покрыл русские суда. Никто не смел съехать на берег, никто не смел подойти к нам. Что за болезнь была на эскадре? Оспа, тиф или чума? Нет! Не того опасались французы: от тифа, чумы есть прививка. Мы шли из страны ужасной болезни — красной духовной заразы, и вот этой заразы, пуще другой, боялись французы”1.
Руководитель службы безопасности в Тунисе обратился к колониальным властям с просьбой укрепить полицейскую службу политической безопасности Бизерты. Специально для надзора за русскими из Франции в Тунис прибыли несколько агентов.
Эскадра простояла около месяца на карантине. За это время французскими властями было принято решение начать подготовку лагерей беженцев. Было организовано семь таких пунктов, в том числе в Бизерте, Табарке, Монастире. Капитан 2-го ранга Н. А. Монастырев в своей книге “В черном море” написал следующее: “Лишь начались работы по строительству лагерей, многие отправились на берег, несмотря на то, что зарплату предлагали маленькую… Власти озаботились поисками работы для беженцев, а те искали ее со своей стороны, поскольку в самих лагерях жизнь им не нравилась. Быстро эти лагеря опустели, и вскоре остались в них лишь женщины, дети да инвалиды”2.
Началось рассеивание русской диаспоры по Тунису. Одновременно многие начали покидать эту страну. Главным образом из-за отсутствия возможностей найти работу. В первую очередь уезжали те, у кого были родственники в США, Европе или Австралии. Они имели возможность получить материальную поддержку для оплаты дороги, а также для обоснования на новом месте. Большое количество русских из Туниса устремилось во Францию. Ослабленная за годы Первой мировой войны Франция нуждалась в рабочей силе и охотно принимала русских эмигрантов, в основе своей знающих французский язык, образованных, способных сразу же включиться в активную деловую жизнь. Так за 1921 год во Францию выехало свыше 3 тысяч человек из числа прибывших с эскадрой.
Таким образом, число русских, остававшихся в Тунисе, начало стремительно сокращаться. Однако морские офицеры и матросы оставались верными присяге. Они не могли оставить корабли без соответствующего приказа. В их задачу входило поддержание жизнеспособности пришедшей в Бизерту эскадры до окончательного решения ее судьбы.
С марта 1921 года началось приведение судов эскадры в состояние долговременного хранения, а также сокращение ее численного состава. “Корабли выводят в резерв и ставят в положение консервации… Жалко, при выходе из Константинополя мы думали, что у нас еще будет боевое будущее…” — писал командир ледокола “Гайдамак” капитан 1-го ранга Вилькен капитану 1-го ранга Черкасову1.
Четыре с половиной года военные моряки и члены их семей продолжали жить на кораблях, стоявших в бухте Каруба. Старый линейный корабль “Георгий Победоносец” стоял у берега, в канале, в самом Бизерте. На нем было организовано своеобразное общежитие. “Жили на нем семьи своим миром: своя школа, своя церковь, свои доктора, свои праздники и традиции, которые строго соблюдались. Контакта с внешним миром почти не имели главным образом из-за отсутствия материальных возможностей. Лишения мало трогали детей, они жили совершенно необыкновенным, обособленным миром… Для взрослых людей все было труднее, но жила еще надежда, что флот еще послужит России — может, и неразумно, но когда есть любовь, то есть еще и надежда”, — делится своими детскими воспоминаниями А. А. Манштейн-Ширинская2.
Французские морские власти совершенно не вмешивались во внутреннюю жизнь эскадры. Все распоряжения передавались через командующего эскадрой контр-адмирала М. А. Беренса, всем прибывшим, согласно приказу французских морских властей, выдавалось продовольствие.
В трех километрах от Бизерты в старом французском форте на горе Эль-Кебир обосновался и прибывший с эскадрой Севастопольский морской корпус. Морской корпус, существовавший в России с 1701 года, был детищем Петра I. Сначала в Москве под названием Школа математических и навигацких услуг, а затем в Петербурге уже как чисто морское учебное заведение. Его слушателей именовали гардемаринами и кадетами. Со временем оно получило имя Морского корпуса, которым обозначали и само училище, и его состав. Во время гражданской войны большая часть его офицеров и курсантов сосредоточилась в белой армии. Они воевали и у Юденича, и у Колчака, и у Деникина, а в конце концов нашли убежище под командованием Врангеля в Крыму. Вот таким образом Морской корпус и попал в число эвакуировавшихся из Севастополя. Так и оказалось в Бизерте его ядро, на базе которого с согласия и при материальной поддержке французских властей была организована военно-морская школа. Подготовка младших офицеров и гардемаринов началась с 1921 года. Как вполне обоснованно считал директор этого училища вице-адмирал А. М. Герасимов, здесь, на чужбине, “русские дети учились любить и почитать свою Православную Веру, любить больше самого себя свою Родину и готовились стать полезными деятелями при ее возрождении”1.
Так прошли первые четыре года жизни русских в Тунисе.
28 октября 1924 года Франция признала Советский Союз. Адмирал Эксельманс (Exelmans), французский морской префект, сам объявил об этом собравшимся на “Дерзком” офицерам и гардемаринам. Бывший начальник штаба Русской эскадры в Бизерте контр-адмирал А. И. Тихменев писал: “В далекой Бизерте, в Северной Африке, где нашли себе приют остатки Российского Императорского Флота, не только у моряков, но и у всех русских людей дрогнуло сердце, когда в 17 часов 25 мин. 29 октября 1924 года раздалась последняя команда: └На Флаг и Гюйс”, — и спустя одну минуту: └Флаг и Гюйс спустить”. Тихо спускались флаги с изображением креста святого Андрея Первозванного, символ Флота, нет — символ былой, почти 250-летней славы и величия России”2. Русская эскадра закончила свое существование, и Андреевский флаг был спущен навсегда.
Морской корпус благодаря адмиралу Эксельмансу смог закончить учебный год. Сигнал “Разойтись!” прозвучал в лагере Сфаят 6 мая 1925 года. 25 мая 1925 года надо считать днем окончательной ликвидации Морского корпуса.
Предстояло решить дальнейшую судьбу кораблей. В конце 1920-го — начале 1921 года в Бизерт пришли: линейные корабли: “Император Александр III” (“Генерал Алексеев”, “Воля”); “Георгий Победоносец” — линкор, затем брандвахта; крейсера: “Кагул” (“Генерал Корнилов”), “Алмаз”; эскадренные миноносцы: “Беспокойный”, “Гневный”, “Дерзкий”, “Поспешный”, “Пылкий”, “Капитан Сакен”, “Цериго”, “Жаркий”, “Звонкий”, “Зоркий”; подводные лодки: “Буревестник”, “Тюлень”, “Утка”, “АГ.22”; канонерские лодки: “Грозный”; “Страж”; учебное судно “Моряк” (“Ксения”, “Свобода”); посыльное судно “Якут”; ледоколы: “Илья Муромец”; “Всадник”; “Гайдамак”; “Джигит”; буксиры: “Черномор”, “Голанд”; тральщик “Китобой”; плавучая мастерская “Кронштадт”; транспорты: “Дон” (“Баку”), “Добыча”. Всего — 33 единицы. Сюда надо добавить пароход “Великий князь Константин”, который прибыл 23 декабря 1920 года, но вскоре ушел назад в Россию, увозя пожелавших вернуться на родину беженцев.
В 1921 году уникальная плавучая мастерская “Кронштадт” была переименована в “Вулкан” и передана французскому флоту. В начале 1922 года были проданы Франции еще два транспортных судна, чтобы покрыть расходы на содержание эскадры. В течение того же года подобная участь постигла “Добычу”, “Илью Муромца”, “Гайдамака”, “Голанда”, “Китобоя”, “Всадника”, “Якута” и “Джигита”. Впоследствии эти корабли были перепроданы французами в Италию, Польшу и Эстонию. Однако в конце 1924 года в Бизерте еще оставалась приблизительно половина эскадры. Первое время после спуска Андреевского флага всем казалось, что корабли будут переданы Советскому Союзу.
В декабре 1924 года в Тунис для осмотра кораблей и решения вопроса об их дальнейшей участи прибыла советско-французская комиссия. С советской стороны ее возглавляли академик А. Н. Крылов и советский военно-морской атташе в Великобритании и Франции Е. А. Беренс, для которого эта миссия была особенно сложной, так как командиром бизертской эскадры был его родной брат контр-адмирал М. А. Беренс. Но тот, чтобы избежать встречи, предпочел уехать в другой город.
Первоначально вроде бы удалось достигнуть предварительного соглашения о передаче кораблей Советскому Союзу. Но затем появились как экономические, так и политические сложности. С одной стороны, встал вопрос: за чей счет будет производиться необходимый ремонт судов, для их подготовки и последующей отправки в Россию. С другой — возникла проблема возвращения царских долгов, выплату которых требовали бывшие союзники России. Стали раздаваться голоса, что флот в Бизерте должен пойти как часть для их уплаты. Безусловно, Запад боялся и усиления советского флота за счет бизертских кораблей. Эту мысль активно защищал Врангель. Таким образом, деятельность комиссии оказалась безрезультатной. Франция отказалась передавать корабли Советскому Союзу, и они так и остались умирать в Бизерте.
Русские корабли простояли в тунисском порту еще примерно шесть лет, затем они были проданы на металлический лом. “Из Бизерты пришло печальное сообщение, — писал А. П. Лукин в начале тридцатых годов, когда русские моряки были уже давно разбросаны по всему свету, — наступил конец славным нашим спасителям-кораблям”1. Последним из крупных кораблей в 1934 году был продан броненосец “Генерал Алексеев” (бывший “Император Александр III”). С его исчезновением завершилась трагическая эпопея русской эскадры в Бизерте.
1924 год принес с собой большие изменения в жизни русских эмигрантов в Тунисе. К этому времени здесь оставалось уже не более 700 русских беженцев: остальные разъехались по всему миру.
Люди изо всех сил пытались найти работу. Немного быстрее это удавалось врачам и юристам. Русские брались за любое дело: работали в сельском хозяйстве, строительстве, участвовали в общественных работах, нанимались или организовывали небольшой частный бизнес. Женщины шли в учителя или домработницы.
Однако при решении вопроса трудоустройства возникла серьезная проблема, которая ставила русских эмигрантов перед серьезным моральным выбором. По распоряжению французских властей с конца 1920-х годов непременным условием для приема на работу стало наличие французского гражданства. Многими русскими это решение было воспринято как шантаж, но большинству пришлось смириться, чтобы выжить. Те же, кто его не принял французского гражданства, с октября 1924 года перешли на положение апатридов (лиц без гражданства), что лишало их каких-либо гражданских прав и социальных гарантий. Все, кто выбрали путь апатридов, вынуждены были перебиваться случайными заработками.
Чувствуя себя носителями той “старой” дореволюционной культуры, русские в Тунисе, как и русские эмигранты “первой волны” в других странах, ощущали некую ответственность за ее сохранение, надеясь еще послужить России. Они создали Россию без границ. Пример тому А. А. Манштейн-Ширинская, которая осталась последней из тех, кто пришел с флотом в Бизерт. Анастасия Александровна всю свою сознательную жизнь прожила в этом городе. Однако она прекрасно говорит на правильном русском языке, великолепно знает русскую историю и культуру. В ее доме очень простая, но очень русская атмосфера. Мебель, предметы, книги — все русское, Тунис начинается за окном. И именно Анастасия Александровна является сегодня сердцем и душой русской диаспоры Туниса.
Большинство русских в 1920-е годы осело в столице Тунисе и в Бизерте. Многие облюбовали именно Бизерт. С одной стороны, вероятно, потому, что здесь оставался флот, а с другой — сама обстановка этого небольшого, но очень красивого городка располагала к этому, чтобы здесь остаться. На рубеже XIX–XX веков в Бизерте обосновались многие европейцы: французы, итальянцы, мальтийцы. Это был поистине многонациональный город-порт, интеграция в котором не представляла большой сложности. Русские поселились в квартале “Маленькая Сицилия” рядом с итальянцами и мальтийцами. Дети разных национальностей ходили в одну и ту же школу. Русские фамилии ни у кого не вызывали любопытства.
Что касается местного арабского населения, то русские были им восприняты вначале как совершенно чужие и очень отличающиеся от арабов, но, несмотря на это, местные жители отнеслись к этому отличию с большим уважением. Постепенно к русским привыкли, настороженность пропала, арабы подчеркивали присущую основной массе русских эмигрантов интеллигентность и образованность. Местные жители стали называть русских “ле рюс блан” (“белые русские”). Это определение сохранилось в Тунисе и в наши дни, однако сегодня мало уже кто помнит его происхождение.
Практически с первых дней жизни в Тунисе русские пытались организовать православную церковь. Первое время церковные службы проходили на специально оборудованной для этих целей палубе линейного корабля “Георгий Победоносец”, где служил отец Иоаникий Полетаев, и в Морском корпусе. После спуска в октябре 1924 года Андреевского флага корабельная церковь с “Георгия Победоносца” была перенесена в снятую бизертскую квартиру на улице Анжу, в одной из комнат которой и происходили службы.
Приблизительно в 1922 году в доме № 60 по улице Сельер в городе Тунис была оборудована домашняя церковь, получившая название Воскресения Христова. Сюда же привезли иконостас и церковную утварь с кораблей. Служил отец Константин Михайловский, проживавший с семьей в этом же доме.
Шло время. Постепенно русские эмигранты стали осознавать, что их пребывание на тунисской земле, вероятно, будет долгим. Это заставляло задумываться о строительстве настоящего храма. Окончательно данная мысль стала обретать реальную форму в конце 1920-х годов, когда корабли русской эскадры пошли на слом. “Разберут эти остатки └Генерала Алексеева”, и от Русской эскадры в Бизерте не останется ничего”, — писал “Морской журнал”. И далее: “Не останется ничего… кроме благодарной памяти тысяч русских беженцев, на этих кораблях и благодаря этим кораблям сохранившим свои жизни в ужасные дни ноября 1920 года”1.
Среди русских возникла прекрасная мысль — увековечить память кораблей. Мысль эта встретила понимание со стороны французского морского командования, и с полного его одобрения в 1930 году был образован комитет по сооружению в Бизерте памятника-часовни Русской эскадре. Комитет объявил о сборе средств на покупку участка земли и последующее строительство храма-памятника. Добровольные пожертвования стали стекаться со всех уголков мира. “Как некогда по всему лицу Святой Руси ходили странники, собирая трудовые копейки на построение храмов Божиих, так теперь возьмем на себя их труд и общими трудами, миром соберем деньги, нужные для окончания храма-памятника”, — призывал “Морской журнал”2.
10 октября 1937 года состоялась торжественная закладка храма-памятника кораблям Русской эскадры. Храм строился по проекту и под руководством военного инженера, полковника Н.С. Сухаржевского. Приступили к постройке в конце 1937 года, а в середине 1938-го храм был уже закончен.
В субботу, 10 сентября 1938 года, в Бизерте состоялось “малое освящение” только что сооруженного храма-памятника кораблям Русской эскадры, спасшим при последней эвакуации Крыма около 150 тысяч русских людей (143 693 человека, за исключением судовых команд). Освящение было совершено митрофорным протоиереем Константином Михайловским, прибывшим из Туниса. Одновременно была освящена икона святого Александра Невского. Первым настоятелем храма был протоиерей Иоаникий Полетаев.
И до настоящего времени церковь Александра Невского является единственным храмом, установленным в честь Российского флота. Как отметил контр-адмирал А. И. Тихменев: “Там, в Бизерте сооружен скромный Храм-Памятник последним кораблям Российского Императорского Флота, в нем завеса на Царских Вратах — Андреевский стяг, в этом Храме-Памятнике мраморные доски с названиями кораблей эскадры. Храм этот будет служить местом поклонения будущих русских поколений”1.
* * *
Русские пришли в Тунис, спасаясь от “красного” переворота. Они научились жить в новой стране, мужественно преодолевая все сложности, но, несмотря на это, бережно сохраняя свою культуру и память о неожиданно ставшей такой далекой России. Они ее не потеряли. Она осталась в их сердцах. Для многих Тунис стал последним прибежищем. И на их могилах остались надписи: “Моряк Российского императорского флота”.