Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2006
Бесспорно, такой школы не было и не могло быть в России, тем более в начале XIX века. Но, возможно, именно так подумал новый император Николай I, когда просматривал отчеты Следственного комитета по событиям 14 декабря. Дело в том, что среди привлеченных следствием оказалось много молодых офицеров, окончивших Московское учебное заведение для колонновожатых, руководимое генерал-майором Н. Н. Муравьевым. К тому времени, когда начал работать Следственный комитет, генерал Муравьев уже несколько лет как отказался от содержания и руководства школой: ухудшение здоровья и материальные трудности вынудили его отказаться от дела всей его жизни. Учащиеся и преподаватели были переведены в Петербург, и там начало функционировать военное учебное заведение под тем же названием (конечно, уже не московское). Название то же, но содержание иное; появилось еще одно подобное уже существовавшим закрытое военно-учебное заведение, где муштре отводилось больше времени, чем наукам. Однако император не стал долго разбираться и приказал закрыть это жалкое подобие ненавистного ему заведения. Попробуем разобраться, что же было “крамольного” в том учебном заведении, выясним его назначение, методы обучения и кто были его выпускники.
Проницательный читатель найдет в этой публикации некоторое несоответствие: в петербургском журнале рассказ о московском учебном заведении (?). Однако все это объяснимо. Незримыми узами обе столицы связаны между собой, и связь эта чувствуется и в наши дни. Связь же этой школы с Петербургом вполне реальна: Свита Е. И. В. по квартирмейстерской части (так некоторое время назывался Генеральный штаб) находилась в Петербурге, и именно туда направлялись выпускники школы; некоторые из них возвращались в школу уже как преподаватели; по событиям 14 декабря в Петербурге было привлечено 28 выпускников училища, и 13 из них было осуждено. Само же училище явилось ступенькой к созданию петербургской Военной академии (Николаевской академии Генерального штаба, Императорской Николаевской военной академии). Думаю, что приведенные доводы оправдывают данную публикацию.
Создавая регулярную русскую армию, Петр Великий стремился перенять многое полезное из армий европейских государств. Одним из этих новшеств было создание квартирмейстерской части, явившейся прообразом современного Генерального штаба. К началу XIX века эта служба претерпела ряд изменений и даже называться стала по повелению императора Павла — “Свита Его Императорского Величества по квартирмейстерской части”. С 1810 года во главе свиты встал генерал-адъютант князь Петр Михайлович Волконский. Одной из первых проблем, на которую князь Волконский обратил свое внимание, была организация комплектования квартир-мейстерского ведомства и прохождение службы его чинами. 18 февраля 1811 года последовало высочайшее повеление о сравнении офицеров этого ведомства с чинами служащих при кадетских корпусах.
В июле 1810-го впервые были объявлены требования к приему в колонновожатые1. На первом плане поставлено знание русского языка. Один из иностранных языков необходимо было знать в той степени, чтобы написать сочинение на заданную тему. Знание арифметики, алгебры, геометрии требовалось в размерах тогдашних гимназических курсов. Далее шло умение рисовать или чертить планы. Был образован комитет из офицеров квартирмейстерской части для проверки знаний желающих поступить в колонновожатые. Председательствовал в комитете полковник Фицтум, а членами его были подполковники Хатов, Шефлер и капитан граф Фалкланд. Позднее в комитет были назначены и другие офицеры. Общее заведование всеми колонновожатыми с декабря 1810-го поручено подполковнику Хатову, ставшему после переезда в дом Молчанова (на Дворцовой площади) директором этого импровизированного училища. Помощником к нему был назначен подполковник Шефлер. По своим знаниям колонновожатые были разделены на два класса и зависели от смотрителей, назначавшихся из молодых офицеров. Первыми смотрителями в 1811 году были назначены: поручик Окунев, подпоручик Муравьев 1-й (Александр Николаевич) и прапорщик Муравьев 2-й (Николай Николаевич). Каждый день один из смотрителей дежурил по училищу, а остальные занимались с учащимися. Занятия вели сам Хатов (тактика и фортификация), полковник Пенский (рисование и черчение), а математику преподавали несколько человек: гвардии капитан Рахманов, подполковник Шефлер, капитан граф Фалкланд, а с января 1812-го — прапорщик Муравьев 5-й (Михаил Николаевич). Русскую словесность читал ординарный профессор Петербургского университета Бутырский. Чтение лекций проходило с 8 до 12 часов дня, после чего колонновожатые ходили обычно под командою Шефлера на Царицын луг, где присутствовали при производившихся там учениях войск. В праздничные дни вместе со всеми офицерами квартчасти колонновожатые присутствовали на разводах. Жили все колонновожатые в доме Молчанова, но на собственном содержании, имея в своих комнатах даже домашнюю мебель. Основное к ним было требование — исправное посещение лекций. Возвращаться из города они могли не позднее 11 часов вечера.
Число колонновожатых не должно было превышать 60, но обычно оно колебалось от 45 до 55. Состав учащихся был различен и по возрасту, и по знаниям. Испытания обучающихся проводились несколько раз в год в присутствии князя Волконского при особой комиссии из квартирмейстерских офицеров. С декабря 1811-го были введены правила для испытаний. Вопросы по всем предметам составлялись самим князем Волконским. Выдержавшие все испытания первоначально производились прямо в поручики свиты по кварт-части, однако с января 1812-го они производились в прапорщики с условием после некоторого испытания по службе быть повышенными в чин подпоручика.
Это училище никак не субсидировалось, а штаб- и обер-офицеры исполняли свои обязанности без всякого вознаграждения, “единственно по широко понимаемому долгу службы и из усердия к общей пользе”. Это училище просуществовало до начала Отечественной войны. Оно не явилось заметным явлением в деле образования молодых офицеров. Разное положение и достаток не способствовали сплочению учащихся. Многие из них успели познать столичные соблазны, что не способствовало серьезному отношению к науке. Каждый посещал лишь те лекции, которые считал необходимыми. В свете всего вышесказанного это училище не могло дать того, чего хотел получить от него его основатель — князь Волконский.
Положительным исключением явились собрания в маленькой квартирке братьев Муравьевых; сюда приходили колонновожатые, которым были чужды светские развлечения и которые стремились к знаниям. Здесь занимались чтением научной литературы и разбором прочитанного. Среди этой молодежи зарождался дух товарищества и взаимопонимания.
1. Îáùåñòâî ìàòåìàòèêîâ
Í. Í. Ìóðàâüåâà
Однако то, чего не удалось создать в Петербурге, получилось в Москве: несколько позднее здесь было создано Московское учебное заведение для колонновожатых на средства и под руководством отца уже известных нам братьев Муравьевых — Николая Николаевича Муравьева. Вот история этого учебного заведения, но начнем ее несколько ранее.
В конце 1810 года 14-летний студент Московского университета Михаил Муравьев (будущий граф), большой любитель математики, не довольствуясь университетскими лекциями, собрал вокруг себя товарищей с близкими ему интересами и организовал с ними Общество математиков. Им же был написан устав общества. Своей целью общество постановило распространение математических знаний путем сочинений, переводов и преподавания. В то время из прикладных частей математики наиболее полезными считались механика и военное искусство. Поэтому особое внимание общество обратило на подготовку молодых людей к военной службе. Президентом общества был избран отец Михаила Муравьева — Николай Николаевич. Он исправил устав и через попечителя Московского университета тайного советника П. И. Голенищева-Кутузова вынес его на высочайшее одобрение.
Несколько слов о личности самого Николая Николаевича Муравьева, столь много сделавшего для российского Генерального штаба. Любовь к математике в его семье была наследственной. Отец Н. Н., Николай Ерофеевич Муравьев, был человек замечательного образования для своего времени: он издал в 1752 году “Начальные основания математики”, содержащие в себе едва ли не первую алгебру на русском языке, участвовал в составлении инструкции 1776 года о генеральном размежевании земель и находился в коротких отношениях и переписке с известным военным писателем Монталамбером. В обращении “К читателю”, помещенному в его книге, Н. Е. Муравьев писал: “Что математические науки в житии человеческом необходимы, о том мне кажется никто сомневаться не может; мы исчисляем ею движение небесных тел и потому разделяем время; достаем из земли металлы, которых бы без машин по математике сделанных доставать было не можно, удерживаем течение рек, и оное по воле нашей обращаем; строим корабли, крепости, домы, защищаемся от неприятелей, и словом, не токмо Обществу, но и в уединении живущему оныя необходимы…”1
Родился Н. Н. 15 сентября 1768 года в Риге, где его отец, бывший в то время генерал-поручиком и сенатором, занимал пост генерал-губернатора. “Отправясь за границу, для излечения болезни, когда сыну было только два года от роду, Н. Е. Муравьев умер в Монпелье. Тело его было привезено на родину и похоронено в с. Мроткино, Лужского уезда, СПб. Губернии”2. После смерти отца в 1770 году его мать, Анна Андреевна, вышла замуж вторично. Своим образованием, службою и состоянием Н. Н. был обязан отчиму — генерал-майору князю Александру Васильевичу Урусову. Князь любил своего пасынка и, заметив его способности, много вложил средств в их развитие. Записанный в малолетнем возрасте в Преображенский полк, Н. Н. позднее был переведен во флот мичманом. В 1784 году он был отправлен с наставником во Францию, где четыре года занимался в Страсбургском университете, изучая преимущественно математические и военные науки. Вместе с ним учились бывший баварский король Максимилиан-Иосиф, граф Чернышев и будущий московский военный генерал-губернатор князь Д. В. Голицын, с которым Н. Н. подружился на всю жизнь1. Вернувшись в 1788 году на родину, Муравьев с отличием выдержал экзамен для поступления во флот и был зачислен лейтенантом. В войне со шведами он проявил отважность и решительность. В сражении под Роченсальмом попал в плен и был отправлен в Стокгольм. Под честное слово его отпустили путешествовать по Швеции. После заключения Верельского мира был отпущен в Санкт-Петербург. Вернувшись из плена, командовал “Золотою яхтою” императрицы Екатерины II, на которой совершил плавание в Копенгаген. С воцарением Павла I Н. Н. был переведен подполковником в гусарский Дунина полк (позднее Елисаветградский), где пробыл лишь год. Н. В. Путята приводит исторический анекдот: “По легенде, Суворов, слышавший об излишней строгости генерала Дунина, вызвал к себе в Киев подполковника Муравьева и, посадив его за обедом подле себя, громко произнес: „Скажи Дунину, что от большой строгости до жестокости — полверсты, полсажени, пол-аршина, полвершка… слышишь — полвершка!“ Дунин учел это замечание и впоследствии смягчился”2. Затем он вышел в отставку и поселился в своем родном имении в Петербургской губернии, где был выбран предводителем дворянства Лужского уезда. С 1801 года Муравьев поселяется в Москве, заведуя всеми делами и имением отчима и, уделяя много времени воспитанию своих детей. С 1791 года он был женат на дочери инженер-генерала Михаила Ивановича Мордвинова, Александре Михайловне, которая родила ему пятерых сыновей и одну дочь. Ко времени создания Общества математиков старшие сыновья Н. Н., Александр и Николай, уже находились на службе по квартирмейстерской части.
Согласно уставу Общества математиков, в нем безвозмездно преподавались математические науки. Позднее предполагалось читать лекции по физике и артиллерии. Общество состояло из президента, директора, почетных и ординарных членов и сотрудников. Президентом, как уже сказано, был избран Н. Н. Муравьев, а директором — его сын Михаил. Среди почетных членов были князь Волконский, академик Гурьев, автор сочинения “О высшем математическом анализе”, полковник Рахманов, основатель “Военного журнала” (1810). В ординарные члены и сотрудники зачислялись все желающие, выдержавшие экзамены из разных отделов математических знаний. Экзамены эти проводились ежемесячно на общих собраниях общества. Лекции читали студенты Московского университета, а военных наук — сам Н. Н. Муравьев. Некоторые члены общества приступили к переводу на русский язык математических сочинений. Н. Н. принял деятельное участие в делах общества: предоставил свой дом для его собраний и лекций, уступил учащимся свою библиотеку, коллекцию инструментов разного рода и согласился руководить занятиями, съемками, рекогносцировками и вообще показать “в теории и на практике все, что до военного искусства по квартирмейстерской части принадлежит, и притом с рачением, свойственным человеку, осмеливающемуся мыслить, что военное искусство и устройство в войске составляют одну из главнейших частей, споспешествующих государственному благу”1. Деятельности общества было придано учебное направление.
Лекции Н. Н. Муравьева имели большой успех: их слушали с большим интересом. На первых же собраниях было до 16 слушателей, число которых беспрестанно росло. Этому способствовало тогдашнее увлечение молодежи математикою, благодаря трудам Лагранжа, Лапласа, Монжа, Лежандра и других. “В то же время повсеместно была признана необходимость и польза математики для всякого образованного военного человека, а большинство молодых людей готовилось у нас именно к военной службе”1. Правительство обратило внимание на Общество математиков: по докладу министра народного просвещения графа А. К. Разумовского был утвержден устав общества, а Н. Н. было объявлено высочайшее благоволение и пожалован бриллиантовый перстень с вензелем Е. И. В.2
Князь Волконский также внимательно следил за деятельностью Общества математиков. Став почетным его членом, он всячески покровительствовал ему, сблизился с Н. Н. Муравьевым и оказывал всестороннюю помощь. Ряд молодых людей из общества, включая М. Н. Муравьева, были приняты на службу в колонновожатые, а к началу 1812 года произведены в прапорщики свиты Е. И. В. по квартчасти. По ходатайству князя Волконского Н. Н. Муравьев за успешную подготовку молодежи к поступлению в колонновожатые был высочайше пожалован орденом св. Анны 2-й степени с алмазами. Начавшаяся война прервала деятельность общества. Н. Н. был вызван на службу, произведен в полковники и назначен начальником штаба ополчения третьего округа в Нижнем Новгороде под командою графа П. А. Толстого. За ним последовали многие юноши из Общества математиков. Каждому из них был присвоен чин прапорщика с назначением состоять при полковнике Муравьеве в качестве офицеров квартирмейстерской части. В числе этих молодых офицеров были Бурцев, князь В. С. Голицын, Колошин, Филиппович, Юрьев, Кек и другие. В это же время прекратило существование училище колонновожатых Хатова.
Уход в армию Н. Н. настолько рассердил его 86-летнего отчима, что тот едва не лишил его своего завещания.
В 1813 году, когда военные действия были перенесены в европейские страны, Н. Н. участвовал в блокаде Дрездена, Магдебурга и Гамбурга. “Отличаясь постоянно отважностию и распорядительностью, он получил за службу свою в эту кампанию золотую саблю с надписью „За храбрость“ и впоследствии чин генерал-майора”3.
Служба квартирмейстерских офицеров была довольно тяжела. В своих неизданных записках Н. Н. Муравьев писал: “Служба наша не была видная, но трудовая, потому что не проходило почти ни одной ночи, в которую бы нас куда-нибудь не посылали. Мы обносились платьем и обувью и не имели достаточно денег, чтобы заново обшиться; завелись насекомые, наши лошади отощали от беспрерывной езды и от недостатка в корме”1.
Князь Волконский не уставал постоянно заботиться и о комплектовании вверенного ему ведомства; с 1816 года были установлены правила, по которым все лица поступающие в квартирмейстерскую часть как колонновожатыми, так и офицерами, должны были пройти испытание в особом комитете. Стремясь наполнить свою часть образованными офицерами, князь вновь обратил свое внимание на Муравьевых — Николая Николаевича и его сына Михаила.
2. Ìîñêîâñêîå
ó÷åáíîå çàâåäåíèå
äëÿ êîëîííîâîæàòûõ
ãåíåðàëà Í. Í. Ìóðàâüåâà
Выйдя в отставку после окончания войны, Н. Н. весной 1815 года вновь занялся в Москве у себя на дому преподаванием военных наук. Слушателями его были родственники и близкие знакомые. Узнав об этом, князь Волконский предложил этим молодым людям вступить в колонновожатые. Это предложение было принято некоторыми из слушателей. Их было 11 человек, и вот их имена: Вельяминов-Зернов, барон Черкасов, двое князей Трубецких, двое Мухановых, Мусин-Пушкин, Юшков, Христиани, Керсцов и Воейков. На лето учащиеся выезжали на практические занятия в село Осташево (по другим источникам — Хорошево), принадлежавшее Н. Н. Муравьеву. Осенью к ним присоединилось еще 13 колонновожатых. Читать математику были приглашены преподаватели из Московского университета — профессор Чумаков и магистр Щепкин, бывшие когда-то членами Общества математиков. Географию и статистику взял на себя сам ректор университета профессор Гейм. Преподаватели читали свои лекции безвозмездно, желая помочь Н. Н. в его благом деле.
Весной 1816 года еще 19 человек изъявило желание вступить в колонновожатые. Ко времени приезда императора Александра летом в Москву все колонновожатые вернулись из практики в город, и им были назначены офицерские экзамены в присутствии князя Волконского и прибывших с императором генералов. Экзамен прошел прилично, и 30 августа 1816 года 16 колонновожатых были произведены прапорщиками в свиту его величества по квартчасти. Сам Н. Н. также был принят на службу в свиту в чине генерал-майора. Ему была поручена съемка Московской губернии. Успех данного начинания побудил князя оказать полное содействие этому новому заведению. Оно получило официальное название — Московское учебное заведение для колонновожатых. Однако оставалось оно по-прежнему на иждивении Н. Н., который предоставил ему свой каменный двухэтажный дом, приличную библиотеку, большое количество инструментов и иных учебных пособий. В 1817 году был произведен второй выпуск колонновожатых в офицеры, а Н. Н. награжден орденом св. Анны 1-й степени.
Предоставив свой дом под учебный корпус, сам Н. Н. жил в одном из дворовых флигелей, окружавших главное здание. “А с 1818 года, чувствуя нехватку средств для содержания своего любимого детища, Муравьев вынужден был сдавать под Английский клуб свой главный дом, переселив учеников во второй флигель”1. Преподавать науки были приглашены прапорщики Вельяминов-Зернов, Христиани, Бахметьев (из свиты по квартчасти), прапорщик Колошин и поручик М. Н. Муравьев (из Гвардейского Генерального штаба).
В школе преподавались:
из математики:
1) арифметика;
2) алгебра до уравнений второй степени включительно;
3) геометрия;
4) тригонометрия плоская;
5) тригонометрия сферическая;
6) приложение алгебры к геометрии вообще и аналитическая геометрия включением канонических сечений;
7) начала высшей геодезии;
из военных наук:
1) фортификация полевая;
2) фортификация долговременная;
3) начальные основания артиллерии;
4) тактика (общие тактические сведения, нужные офицеру квартчасти: действия отрядами, о рекогносцировках, о расположении лагеря, о боевых порядках и маршах армии, о дислокациях, об описании дорог, края и т. п.).
Сверх того, история всеобщая и российская, география и черчение, особенно ситуационных планов. Те, кто не имел достаточных знаний, но имели способности и желание, поступали в приготовительный класс.
Все эти предметы разделялись на три класса, а приготовительный класс составлял четвертый. Каждый класс проходили за четыре месяца. Занятия проводились офицерами, прикомандированными к учебному заведению или получившие образование у Н. Н. Они сами составляли программы своих занятий. “Остаться преподавать в школе считалось „лестным отличием“ и проходило по конкурсу”1.
Михаил Муравьев стал помощником отца, составлял все курсовые программы и устав заведения, который был утвержден князем Волконским 23 октября 1819 года. По уставу в заведение принимались как колонновожатые, так и просто молодые люди из дворян не моложе 16 лет, выдержавшие приемные испытания. На курсах преподавались самые необходимые предметы для тогдашних офицеров Генерального штаба. Основной характер учения состоял в том, чтобы возбудить любовь к наукам и желание заниматься ими в течение жизни.
Жили колонновожатые на частных квартирах и ежедневно обязаны были с девяти до двух часов дня собираться в доме училища. Все учебные принадлежности необходимо было иметь собственные. Занятия проводились с 1 ноября до 1 мая. С 1 мая до 1 ноября проходила летняя практика, состоящая из лекций, съемок, разбивки лагерей и полевых укреплений, а также слушатели обучались верховой езде (лошади были собственные). Жизнь на практике была строго военная: переклички, строевые учения, вечерняя зорька, дежурство. От военных команд выставлялись караулы.
Форма колонновожатых до 1817 года состояла из лосиновых панталон, сапог со шпорами, зеленого кафтана с черным воротником, шляпы с черным пером, портупеи поверх кафтана и шпаги с темляком. К форме полагались еще трость и перчатки2.
Во главе учебного заведения стояли генерал-майор Н. Н. Муравьев и его помощник. Преподаватели к этому времени были в основном выпускники этого же заведения. За каждым преподавателем закреплялось несколько учеников, за поведением и успеваемостью которых он должен был следить. Один из офицеров заведовал канцелярией заведения, двое других вместе с помощником начальника составляли ученый комитет, который ведал всей учебной частью, проводил экзамены, контролировал преподавание и составлял программы. Сам Н. Н., как и в Обществе математиков, продолжал преподавать военные науки. Как он это делал, описано в “Записках” декабриста Н. В. Басаргина: “Военную историю и тактику читал сам генерал, и надобно было видеть, с каким всегда удовольствием шли к нему в класс. Объяснял он чрезвычайно ясно, говорил увлекательно, примешивая в свою лекцию множество любопытных и поучительных анекдотов из своей долговременной военной жизни, и все это передавалось им с таким добродушием, с таким знанием дела и понятий каждого из его слушателей, что его лекции считались не учением, а скорее отдохновением и приятною поучительною беседою”1 .
Ежегодно в ноябре проходили выпускные экзамены, по результатам которых колонновожатые были производимы в офицеры свиты Е. И. В. по квартчасти. Результаты экзаменов оценивались баллами: математические науки — 390 баллов, военные — 200, общеобразовательные (вместе с языками) — 310 баллов. Всего 900 баллов. Для производства в офицеры надо было набрать в интервале от 720 до 900 баллов.
С 1819 году к училищу прикомандировывалось несколько кантонистов для обучения съемке и черчению планов. Этими лицами был укомплектован корпус топографов, учрежденный в 1822 году.
В 1820 году был образован высший офицерский класс, в котором давались более глубокие знания по необходимым наукам.
В классе преподавались:
1) продолжение чистой математики;
2) краткая астрономия, теоретическая и практическая;
3) геодезия;
4) краткая военная история.
Для усовершенствования воспитанников в русском и французском языках были введены особые упражнения. Преподавали в классе гвардии Генерального штаба капитан М. Н. Муравьев и штабс-капитаны Колошин и Христиани. Просуществовал этот класс всего год. Окончившие его девять офицеров были произведены в 1821 году в подпоручики, и на этом деятельность этого класса прекратилась.
На летних практических занятиях производилась постепенная топографическая съемка всей Московской губернии. Принятый в 1816 году на службу в квартчасть Н. Н. Муравьев был назначен заведующим этой съемки, и это была его официальная должность. Учебное заведение было его частным делом, поэтому в официальных бумагах эта его деятельность нигде не отмечена. Однако именно она и осталась в истории главным его делом.
Благодаря помощи князя Волконского училище обладало богатым по тем временам набором инструментов.
В 1821 году Н. Н. Муравьев представил карту окрестностей Москвы в масштабе одна верста в дюйме на четырех листах, за что получил монаршее благоволение и постоянные столовые деньги (4000 рублей ассигнациями в год). Эта карта была отгравирована и издана в 1823 году при Главном штабе Е. И. В. Съемки, производившиеся за время существования Московского учебного заведения для колонновожатых (с 1816-го по 1823 год) явились практической школой Генерального штаба.
Расстроенное здоровье и хозяйственные неурядицы заставили Н. Н. Муравьева уйти со службы и прекратить субсидирование учебного заведения. Личный состав его был переведен в Петербург, где в виде казенного училища для колонновожатых оно продолжало существовать еще несколько лет (до 1826 года).
Скончался Н. Н. Муравьев 20 августа в Москве на 72-м году жизни. Прощальное слово в память своему учителю сказал декабрист Н. В. Басаргин в своих записках: “Мир праху твоему, человек добрый и гражданин в полном смысле полезный! Ты положил немалую лепту на алтарь Отечества, и нет сомнения, что потомство оценит тебя и отдаст справедливость твоим бескорыстным заслугам. Память же о тебе в сердцах воспитанников твоих сохранится, я уверен, доколе хотя один из них будет оставаться в этом мире!”1
Через училище Муравьева прошло около 180 колонновожатых и несколько пажей. Из них 127 человек произведены офицерами в свиту Е. И. В. по квартчасти, а 11 выпущены в разные полки. Многие из них достигли впоследствии высших чинов и должностей.
Хотя курс этого учебного заведения не был обширен по сравнению с более поздними военно-учебными заведениями, но в нем сильно было нравственное влияние обучающих на обучающихся. Все они понимали, что вместе делают одну общую работу. Несмотря на то, что в заведении обучалось много лиц знатных фамилий и богатых материально, это не влияло на дух заведения и общий ход занятий. Авторитетом пользовались лишь те, кто хорошо учился, благородно вел себя. Большое значение для духа училища имела личность самого его начальника: снисходительный в мелочах, он был строг, если поступок указывал на испорченность характера, его порочность. Беря пример со своих преподавателей, воспитанники училища отличались не только высокой образованностью, но и усердием к службе, ревностным исполнением своих обязанностей, прямотою и честностью характера. Эти качества привели впоследствии некоторых из выпускников училища на Сенатскую площадь.
Об обстановке и взаимоотношениях в училище вспоминал Басаргин: “Надобно заметить здесь, что в нашем заведении между взрослыми воспитанниками существовали такая связь и такое усердие помогать друг другу, что каждый с удовольствием готов был отказываться от самых естественных дел молодости и удовольствий, чтобы передавать или объяснять товарищу то, что он или нехорошо понимал, или когда случайно пропускал лекцию. Сами даже офицеры на дому своем охотно занимались с теми, кто просил их показать что-нибудь не понятое ими. Случалось даже обращаться за пояснениями к самому генералу, и он всегда с удовольствием удовлетворял нашу любознательность. Этот дух товарищества и взаимного желания помогать друг другу был следствием того направления, которому он умел подчинить наши юные умы. ‹…› Найдутся, конечно, люди даже и теперь, а тогда их было еще больше, которые утверждали и утверждают, что одною только строгостию можно дойти до хороших результатов при воспитании юношества… Генерал Муравьев и его учебное заведение служат неопровержимым доказательством противного”1.
Ему вторит другой автор, писавший: “Это была „единственная в своем роде школа“, в которой было очень сильно нравственное влияние всех начальствующих лиц на учащихся, в которой все преподаватели и воспитатели, связанные общностью высокочтимого ими мундира, подготовляли себе же сотоварищей по службе и сотрудников по занятиям, в которой богатство и знатность многих учащихся не имело никакого влияния ни на общий ход занятий, ни на дух заведения и в которой только тот, кто хорошо учился и хорошо, благородно вел себя, пользовался вниманием начальства и уважением товарищей. Качества воспитателей не могли не отразиться на их учениках, которые, в общем, отличались усердием к службе, ревностным исполнением своих обязанностей, честностью и прямотою характера. Слабою их стороною являлся не особенно высокий уровень образования, но если принять во внимание, что уровень образования во всем вообще тогдашнем культурном русском обществе был невысок, то и это станет вполне понятным”1.
3. Ïåòåðáóðãñêîå ó÷èëèùå
äëÿ êîëîííîâîæàòûõ è äðóãèå èñòî÷íèêè êîìïëåêòîâàíèÿ êâàðòèðìåéñòåðñêîé ñëóæáû
27 апреля 1823 года князь Волконский утвердил положение для нового училища колонновожатых, составленное генерал-адъютантом бароном Толем, при содействии генерал-майора Хатова, назначенного директором училища.
Курс обучения был двухгодичным. Занятия проводились летом с восьми, а зимою с девяти до двух часов дня. Обучение длилось круглый год, кроме нескольких недель для подготовки к экзаменам, которые проводились в начале каждого года. Лучшие колонновожатые старшего класса отправлялись для практики на несколько недель на топографические съемки в окрестности Петербурга. Перед производством в офицеры они посылались в гвардейские полки, где несколько недель знакомились со строевой службой.
Училище подчинялось генерал-квартирмейстеру Главного штаба Е. И. В., и под его председательством производились выпускные экзамены. Для аттестации пользовались десятичной системой. Для сдачи языков необходимо было набрать 160 баллов, по истории — 130, по географии и статистике — 110, по математике — 350, военных наук — 500. Всего нужно было получить 1250 баллов за науки и 100 — за поведение. Для производства в офицеры — 900 за науки и 90 за поведение.
С самого начала деятельности училища давалось понять, что это казенное, закрытое заведение и полностью отличается от частного учреждения Муравьева.
С 1824 года к училищу прикомандировывались гвардейские унтер-офицеры для обучения колонновожатых строевой выправке. Вся жизнь учащихся была строго регламентирована. Закрытость заведения сыграла отрицательную роль в отношении учащихся и преподавателей. “Теперь колонновожатые стали относиться враждебно к своим наставникам, как к надзирателям и притеснителям. Занятый своими научными трудами, генерал Хатов мало общался с молодежью и этим также отличался в худшую сторону от Н. Н. Муравьева. За три года существования училища за разные проступки было переведено в армию унтер-офицерами и даже рядовыми более 20 колонновожатых, что почти равно было выпущенных офицерами (22). Число желающих поступить в училище сильно сократилось”.
Находилось это учебное заведение на Мойке, по Вознесенскому проспекту, в доме купца Таля, что стоял на месте, где позднее был построен дворец великой княгини Марии Николаевны (Мариинский дворец). Летом 1826 года по высочайшему повелению училище было упразднено. Причиной его закрытия явилось то, что большое количество выпускников Московского учебного заведения для колонновожатых было привлечено по делу 14 декабря. Из привлеченных осуждено было 13 человек:
Аврамов И. Б. (1802–1840) осужден по VII разряду.
Басаргин Н. В. (1800–1861) “ II “.
Бобрищев-Пушкин 1-й, Н. С. (1800–1871) “ VIII “.
Бобрищев-Пушкин 2-й, П. С. (1802–1865) “ IV “.
Загорецкий Н. А. (1797–1885) “ VII “.
Заикин Н. Ф. (1801–1833) “ VIII “.
Корнилович А. О. (1800–1834) “ IV “.
Крюков 2-й, Н. А. (1800–1854) “ II “.
Лихарев В. Н. (1803–1840) “ VII “.
Муравьев А. 3. (1793–1846) “ III “.
Муханов П. А. (1800–1854) “ IV “.
Нарышкин М. М. (1798–1863) “ IV “.
Чернышев З. Г. (1797–1862) “ VII “1.
А так как московского училища уже не существовало три года, то пострадал его петербургский вариант. Но это было уже вполне “здоровое” закрытое учебное заведение, где внимание больше обращалось на четкое соблюдение дисциплины и строя, чем на науки.
Кроме училища колонновожатых, пополнение в свиту Е. И. В. по квартирмейстерской части давал Пажеский корпус. В Царскосельском лицее с 1816 года была открыта военная кафедра, которая также давала некоторую часть пополнения свиты. Давали надежду в свете пополнения квартчасти и кадетские корпуса. Особое внимание было обращено князем Волконским на Финляндский кадетский корпус, открытый незадолго до описываемых времен. Выпуски из этого корпуса в квартирмейстерскую часть продолжались с 1817-го по 1826 год и дали 34 офицера, специализировавшихся на съемках и черчении планов. В 1825 году была сделана попытка прямого выпуска в свиту из других кадетских корпусов. Было принято 13 воспитанников, но на этом эксперименты закончились.
5 марта 1826 года с высочайшего разрешения в Могилеве было открыто начальником штаба 1-й армии бароном Дибичем при штабе двухклассное офицерское училище. Оно было подчинено квартирмейстерской части. Ежегодно принимали не более 30 офицеров. Полный курс состоял из двух классов: низший — для усовершенствования военного образования строевых офицеров — и высший — для перевода окончивших его в квартчасть. Особое покровительство училищу оказывали генералы Дибич и Толь. Однако просуществовало училище недолго: с началом войны с Турцией в 1828 году занятия сократились, а с началом польского восстания в 1830 году и совсем прекратились. В течение 10 лет существования школы из нее в квартирмейстерскую часть поступило не менее 50 офицеров.
За десятилетие с 1816-го по 1825 год наиболее надежным источником комплектования оказалось училище колонновожатых, которое дало более половины из всех поступивших в свиту обер-офицеров.