Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2006
Николай Болдырев. Жертвопри-
ношение Андрея Тарковского. М.: Ваг-
риус, 2004. — Тир. 5000 экз., 527 с., ил.
Берусь утверждать: эта монография в полтысячи страниц, завершаемая списком важнейших источников, исследований, фильмографией, претендует занять место одного из солиднейших трудов на заявленную тему. Минуло почти два десятилетия, как “вынужденно-добровольный” изгнанник Андрей Тарковский нашел покой на русском кладбище в Сент-Женевьев де Буа под Парижем. И все отчетливее вырисовывается беспримерный масштаб личности творца незабываемых кинокартин, степень плодотворности влияния сделанного им…
Вряд ли сопоставимы плоды творчества иных кинематографистов России с его шедеврами, что столь мощно воздействовали на зрителей и коллег в завершающей трети XX века. В памяти многих его фильмы: дебют “Иваново детство”, вслед — “Андрей Рублев” (“Страсти по Андрею”), что лишь спустя годы препон прорвался к зрителю, затем “Солярис”, “Зеркало”, “Сталкер” и снятые за рубежом “Ностальгия”, “Жертвоприношение”.
Творил Андрей Тарковский в пору, когда “одаренность сама по себе оказалась политически нежелательным явлением”, заметила поэт Ольга Седакова. После его безвременного ухода, после издания и за рубежом, и у нас большинства его писаний, а также множества воспоминаний о нем, исследований разнообразных аспектов его творчества выпустил книгу киновед Николай Болдырев. Это ответственная попытка на основе обильных материалов выстроить собственную версию исполнения предназначения несравненным художником кино. Сотворенный Тарковским “кинематограф словно бы произрастает из одного зерна, из единого корня; это одно дерево с разными ветвями… все выше и выше от земли, все ближе к небу”, доказывает автор книги.
Сын замечательного поэта Арсения Тарковского, режиссер продолжил отцовскую “жреческую” традицию, создав “незримую и никем формально не объединявшуюся └церковь Тарковского“”. Туда входят “все те, кто воспринимают его картины, эти визуально-звуковые симфонии, в качестве магической лаборатории, где происходит превращение пространства обыденных пейзажей и вещей в нечто священное и где нам кажется, что мы вот-вот раскроем этот его секрет по превращению в храм каждой пяди земли и каждого часа бытового времени”. В самом деле, вспомним завораживающе-длительные кадры струения “реки детства” чуть ли не в каждой из его картин, по слову отца поэта: “и все навсегда остается таким…”
Правомерно утверждение автора книги: “…всякий подлинный возврат — это возврат на родину. Вот в чем настоящие истоки ностальгии кинематографа Андрея Тарковского”. Все его творения пронизывают попытки возвращения в райский сад детства, в это “главное, что было” в его жизни, как признавался сам режиссер, говоря об опыте своего реального единства с любым “объектом”.
Описывая философские основания его творчества, автор отмечает: “Мир, по Тарковскому, находится в непрерывном сейчас-творенье, и вот режиссер пытается войти в этот, вне всяких сомнений, иррациональный поток… Утрачивается бытовое, раздробленное функциональной суетностью время, и обретается время-творенья-мира, которое художник схватывает, увы, только ностальгическим воспоминанием”. Это демонстрирует каждый его фильм, доказывает киновед, приводя неопровержимые примеры и их толкования. Взглядом Пришельца увиденное существование человека и мира — суть созданий режиссера-философа, истинного созерцателя. Н. Болдырев скрупулезно прослеживает эволюцию идей по дневниковым записям и письмам режиссера, по противоречивым воспоминаниям знавших его, сопоставляя с воплощением видения мира и человека в кинолентах мастера. Немало места в книге отдано голосу самого ее героя, его мыслям и признаниям в интервью разных лет. “Художник всегда испытывает давление, какое-то излучение… Можно сказать, что искусство существует лишь потому, что мир плохо устроен”, — сказал Тарковский уже вне России. В книге напоминание, что задолго до этого режиссер перенес инфаркт в ходе подготовки съемок многострадального “Сталкера” (1973). Тогда “словно бы впервые вдруг постучалась смерть и сказала тебе о самом главном. И действительно, с этого момента тема необходимости разрыва с житейской инерционностью станет одной из главных в его дневниковых записях”.
Тонкие наблюдения автора наталкивают на новые возможности охвата творческого наследия режиссера, помогая дальнейшему его переосмыслению. Приводить их в краткой рецензии нет возможности, хотя и трудно от этого удержаться. Одно из них: “Диссонанс, вопящий к небу диссонанс, — вот что такое герои Тарковского, когда дело касается попыток их приручения… Внутреннее время есть реальность, существующая подобно вещам, накопившим в себе время (как патина), и потому могущая быть изображенной. Таково открытие, на которое режиссер хотел опереться и которое хотел опробовать”. Развернутые доказательства следования этим путем автор приводит и убедительно отстаивает правоту мастера, детально исследуя этапы духовной жизни, художественные искания гениального режиссера, вызванные временем, страстями и верой. Эта книга способствует пониманию личности Андрея Тарковского, а в чем-то и переосмыслению великих его творений.
Раиса Алейник