Опубликовано в журнале Нева, номер 5, 2006
Александр Мотельевич Мелихов родился в 1947 году. Закончил математико-механический факультет ЛГУ. Кандидат физико-математических наук. Автор книг “Провинциал”, “Весы для добра”, “Горбатые атланты”, “Исповедь еврея”, “Роман с простатитом”, “Нам целый мир чужбина”, “Чума”. Лауреат премии Союза журналистов СССР. Написал (в соавторстве) книги “Одна секунда войны”, “Кольцо памяти, кольцо славы”, печатался в журналах “Звезда”, “Нева”, “Аврора”, “Кавказ”, “Север”. Живет в Санкт-Петербурге.
ПОГИБАЯ, НУЖНО ПРЕЖДЕ ВСЕГО ДУМАТЬ О БУДУЩЕМ
Россия гибнет, нужно что-то срочно предпринять!” — эти выкликания чаще раздаются из национально-патриотического лагеря, поскольку лагерь либеральный больше озабочен судьбой отдельных индивидов, чем участью общественного целого, очевидно, полагая, что это вещи совершенно не связанные. Однако кризис целого по какой-то загадочной причине оказывается неотделимым от краха множества частных судеб: бегство от армейской службы, падение рождаемости, “утечка мозгов” идут рука об руку с алкоголизацией, наркоманией, преступностью, самоубийствами…
Увы, массовое бегство от общественных обязанностей не следствие кризиса, а его причина. Кризис социума прежде всего и заключается в массовом нежелании индивидов служить ему. А потому и главный вопрос выхода из кризиса: как возродить это желание?
Протофашистам и просто фашистам всех цветов радуги ответ прекрасно известен: людей надо как следует перепугать. Нужно так топнуть на них ногой (расстрелять тысчонку-другую), чтобы они бросили пить, ринулись в казармы, а главное — не стремились сбежать в другие страны, в пьянство, в наркотики, в смерть… И вообще полюбили родину — ведь так естественно любить то, что внушает ужас!
Хорошо еще, что хотя бы либералы понимают, что ужас не способен породить ничего, кроме желания либо сбежать как можно дальше, либо уничтожить источник ужаса. Нет, чтобы люди полюбили родину, им надо платить! Платить за то, чтобы они служили в армии, платить за то, чтобы они рожали и воспитывали детей, платить за то, чтобы они не уезжали, не пьянствовали, не кололись, а главное — не убивали друг друга или хотя бы самих себя.
По-видимому, все исчезнувшие государства и погибали из-за того, что их гражданам однажды недоплатили…
Своей иронией я вовсе не пытаюсь намекнуть, что Россия погибнуть не может: и не такие царства погибали, как говаривал частично реабилитированный Победоносцев. Но в одной мудрой памятке психотерапевта, работающего с “кризисными” пациентами, рекомендовано прежде всего снимать чувство неотложности, необходимости предпринять что-то срочное: именно в лихорадочной спешке люди и творят особенно непоправимые безумства. Однако это же в еще большей степени справедливо и для народов: именно в кризисных ситуациях необходима политика, поднимающаяся над острой злободневностью, взирающая на самые болезненные проблемы если уж не с точки зрения вечности, то, по крайней мере, с точки зрения их долговечности, включающая их в максимально широкий исторический контекст.
А в этом контексте творилось немало поучительного. Был великий Рим, державший под своей десницей десятки народов, и рассыпался в одночасье. И что самое удивительное — никакого пребывающего в рассеянии народа “римляне” тоже не осталось. Пока итальянцы для поднятия собственного духа не начали воображать себя потомками римлян. А тем самым и действительно ими стали. Ибо главная жизнь человека, а народа тем более и протекает в их воображении.
И впрямь, римляне как народ исчезли, а покоренные ими евреи, изгнанные с родины предков, остались. И через две тысячи лет после невероятных испытаний вновь возродили собственное государство на Земле обетованной. Что их сохранило как народ? Греза. Ни на чем не основанное мнение о себе как о хранителе какого-то великого наследия, исполнителе какой-то великой миссии. А у римлян этой грезы не было — была только могучая военная техника, могучая экономика, громадная территория…
Многократно, по-современному, ускоренными темпами подобная история развернулась, можно сказать, на наших глазах. Был великий Советский Союз, державший под своей десницей десятки народов, и рассыпался в одночасье. И что самое удивительное — почти никакого пребывающего в рассеянии народа “советские люди” не осталось, осколки же его тают на глазах, а покоренные им чеченцы, изгнанные с родины предков, остались. И через сорок лет, после невероятных испытаний…
Разумеется, лично я в качестве чужака, живущего иными грезами, не могу считать, что их “национальная идея” стоила таких жертв (каждый рационалист считает, что обладают ценностью лишь его собственные фантомы, а чужие не стоят не только слезинки ребенка, но даже и гвоздя в сапоге). Но что невозможно отрицать — советские люди обладали всеми марксистско-сталинскими признаками нации: общая территория, экономика, язык и даже что-то вроде культуры; чеченцы не имели ничего, кроме грезы, мнения, — и вот этим мнением народным они сохранились, а советский народ практически исчез.
Для разумного достаточно. Народ сохраняют не территории, не богатства и не военная техника — народ сохраняют коллективные грезы, коллективное мнение о себе как об огромной драгоценности, допустить исчезновение которой ни в коем случае нельзя. Поэтому всякий народ, которому действительно грозит исчезновение, должен прежде всего позаботиться об укреплении своих коллективных грез, ибо их укрепление — это и есть национальный подъем, а их ослабление — национальный упадок.
Но грезить о себе вопреки всему миру, когда в собственных глазах ты все, а в чужих ничто, не только до крайности трудно, но и до крайности опасно, — очень скоро придется возненавидеть все человечество и внушать уважение к себе жертвенностью и террором. Гораздо надежнее творить реальные дела, способные поразить не только твое собственное, но и чужое воображение. И Советский Союз такие дела творил. Да, в пропагандистских, милитаристских целях, но творил: вышел в космос, открыл дорогу великолепным ученым, спортсменам, и пресловутая ностальгия по империи — это прежде всего не ностальгия по страху, который она внушала миру, а ностальгия по чувству причастности к чему-то великому и бессмертному. Ибо жизнь в сегодняшней России дает очень мало пищи для этой важнейшей человеческой потребности. Тогда как именно ей служит система грез, именуемая родиной. За это родину и любят.
Интересы индивида и социума не так уж и расходятся, ибо и государство, и личность питаются от одной энергетической системы — системы коллективных фантазий. Я готов с цифрами в руках показать, что алкоголизм, преступность, наркомания, самоубийства в огромной степени порождаются общей причиной — упадком коллективных иллюзий.
“Государство должно служить воображению, ибо человек и есть прежде всего его воображение”, — примерно так можно сформулировать новую политическую парадигму. Однако осуществить ее — систематически поражать воображение — невозможно без возрождения национальной аристократии, то есть творцов и служителей коллективных фантомов. Вопрос только — каких?
НЕЛЬЗЯ НАСИЛОВАТЬ ТЕХ, В ЧЬЕЙ ЛЮБВИ НУЖДАЕШЬСЯ
Долговечным бывает только то, что поражает воображение, а в веках живут вообще одни лишь легенды. Поэтому если Россия хочет жить долго (“вечно”), ей абсолютно необходимы люди-легенды, события-легенды. Но люди, нацеленные на дела, которые способны жить в памяти потомков, — эти люди и составляют национальную аристократию. Именно благодаря своей аристократии и выживают народы, которые сохраняют не территория и не экономика, а память о великих предках (система легенд и фантомов) и надежда (греза) когда-нибудь оказаться их достойными. Да, марксистско-сталинская уверенность, что нацию создают материальные факторы, настолько въелась во все наши интеллектуальные поры, что никогда не лишне повторить: нацию создают не кровь, не почва и не хозяйство, а коллективные иллюзии. Становящиеся смертельно опасными для народа, если они уходят слишком далеко от реальности, и ведущие к распаду нации, если они исчезают вовсе.
Следовательно, те, кого действительно ужасает вопль “Россия погибает!”, должны признать первейшей национальной задачей развитие национальной аристократии, расширение круга людей, мечтающих поражать воображение, свое и чужое, и этим оставить след в памяти потомков. Так что же, вознегодует гуманистическая пошлость, простые люди, равнодушные к вечному и долговечному, должны снова служить сырьевым ресурсом творящих историю “великих личностей”?
На все эти вековечные излияния жалости кающегося дворянина к простому человеку можно тоже повторять из века в век: не нужно жалеть простого человека больше, чем он жалеет себя сам. Разве не самые что ни на есть простые люди первыми голосуют за фашистов и коммунистов, сулящих им национальное и классовое величие? А эти российские язвы — пьянство, наркомания, бессмысленные убийства, самоубийства, — им что, больше всех подвержены какие-то аристократы духа? От невыносимой бессмысленности, бесцельности бытия страдают прежде всего люди ординарные, именно их в первую очередь убивает отсутствие хотя бы воображаемой (впрочем, иной и не бывает) причастности чему-то впечатляющему и долговечному. Во время футбольных матчей вопят от восторга и рвут волосы от отчаяния, что, какие-то необыкновенные романтики? Видели вы когда-нибудь, чтобы люди так сходили с ума при получении зарплаты?
Если бы человек был способен радоваться исключительно личным успехам, мир состоял бы почти из одних только злобствующих неудачников, потому что на любом пьедестале почета могут поместиться лишь очень немногие. Но человек — самый что ни на есть простой и ординарный — в своем воображении способен отождествить себя с другими людьми, социальными группами, корпорациями, нациями, человечеством, наконец, и благодаря этому ощутить их победы как свои собственные.
И в этом его главное спасение от неустранимых неудач и несчастий, которыми переполнена жизнь даже самого благополучного человека. Индивидуализм, сосредоточенность на личных достижениях — мироощущение нелегкое даже для сильных, для победителей, ибо поражение в конце концов терпят все, да к тому же и невозможно всегда побеждать всех и вся. Но слабых индивидуализм просто раздавливает, именно слабым, ординарным людям особенно необходимо приобщиться к чужим успехам, к чужому величию, к чужой долговечности. А потому люди рядовые нуждаются в развитии национальной аристократии, в возможности гордиться ее достижениями гораздо больше, нежели сама аристократия.
И вот это-то прежде всех должны уяснить именно патриоты, государственники: из всего национального наследия — территория, хозяйство и прочая, и прочая — для исторического выживания нации наибольшую ценность представляет именно аристократия. Еще раз напомню: в античные времена еврейский народ полностью утратил территорию, но сохранил духовную аристократию, хранительницу грез, — и через две тысячи лет возродил государство на прежнем месте. Меньше века назад, уничтожив аристократию — духовную, интеллектуальную, — большевики почти превратили Россию в другую страну. Нужно ли продолжать их дело демократическими методами?
Возрождение и защита аристократии есть часть одной из главнейших государственных функций — защиты слабых. Не нужно только забывать, что в защите прежде всего нуждаются не малозащищенные индивиды, а малозащищенные общественные потребности, то есть те потребности, которые лишь очень немногими (аристократами) ощущаются как личные. Парадоксально, но в особой защите нуждаются именно те формы деятельности, которые прежде всего и обеспечивают народу долгожительство, — это наука, чья главная социальная функция — поражать воображение, и искусство, чья главная функция — творить и поддерживать чарующие грезы, способные чаровать даже и по другую сторону государственной границы, создавая таким образом пресловутый национальный престиж. Хотя главное дело национальной аристократии — приводить в изумление не чужие, а собственный народ.
В свете этих базовых положений к последнему решению власти грести в армию всех будущих физиков и лириков вполне применима классическая формула: это хуже чем преступление — это ошибка. Это не государственное, а антигосударственное решение: разделение труда неизбежно приводит и к разделению ценностей, а потому невозможно, чтобы ценности военной аристократии овладели ученым и гуманитарным сообществом. Принуждать же аристократию, или, если хотите, элиту общества, тоже недопустимо: именно элита и есть главный источник народной воли, а потому она не может управляться какой-то иной волей. По отношению к аристократии дальновидная власть должна особенно крепко усвоить золотое правило государственной политики: выиграешь в силе — проиграешь в преданности. А преданность элиты — основа всего, и особенно — обороноспособности.
Все грандиозные успехи сначала царской России, а затем Советского Союза, достигнутые запугиванием и унижением аристократии, привели к тому, что она психологически отложилась от собственного государства и принялась не покладая рук демонизировать его, одновременно идеализируя потенциального противника.
Результат подобного пораженчества оказал себя дважды в течение семидесяти лет. Неужто нужно повторять одну и ту же глупость трижды, как это делается в сказках, тоже далеко не всегда имеющих хороший конец?
Военная аристократия нужна России так же, как научная, художественная, техническая, земледельческая, но военные не должны возводить собственное здание, разрушая чужие. Тем более что вырванные из родной структуры обломки все равно годятся лишь на то, чтобы злобствовать да истодтишка осмеивать ту силу, которой вынуждены покориться.