Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2006
Сорок одна елка деда Леши
Заливисто звенит дверной колокольчик на самой цирковой верхотуре, под самой крышей Петербургского цирка на Фонтанке, но только не под куполом со стороны зрительного зала, а совсем с другой стороны — в самом закулисье. Эта с клоунским колокольчиком дверь под закулисным чердаком ведет в Музей цирка, учреждение уникальное — таких во всем мире раз-два и обчелся. Здесь собраны драгоценные раритеты реквизита и быта циркачей, начиная с семьи основателей питерского цирка — славной династии Чинизелли. Здесь картины, множество афиш и фотографий. Здесь хранилище литературы — книг и журналов о цирке со всего мира. Их много, но сегодняшних стало поменьше, ибо валюту на их приобретение почти не дают. Здесь сражается со всевозможными трудностями и свято блюдет старые традиции манежа главный директор музея Наталья Кузнецова, театровед. И больше о ней ничего не будем говорить, из скромности, ибо она — жена главного героя, который является главным режиссером цирка. Здесь манипулирует компьютером очаровательная Лариса Чупровская, в прошлом артистка цирка, ныне сотрудник музея, большой знаток специфики циркового мастерства и биографий людей манежа. Ныне еще и автор, и соавтор главрежа по всем новогодним елкам. Этот креативный тандем утвердился с “Елки серебряных колокольчиков” — название и тема подсказаны тем самым дверным музейным “даром Валдая”. А только что, на этих зимних каникулах, прошла елка — тоже автор Лариса — уж совсем суперсовременная, компьютерная, с одним из главных героев — отрицательным — ОСВ, что расшифровывается как Очень Страшный Вирус, компьютерный, разумеется (упаси нас бог столкнуться в цирковом фойе с вирусом другим).
Это нынешняя елка прошла с обязательными собачками — собачками папы Александра Пояркова, согласно наступившему собачьему году. А первая цирковая елка режиссера Алексея Сонина начиналась аж в 1965 году. В нашем цирке на Фонтанке гастролировал тогда блестящий белорусский коллектив во главе с известным магом и волшебником — иллюзионистом Анатолием Шагом. Сонин, надо сказать, всем своим воспитанием — и семейным, и самим городом, и институтом — приучен был, не мог быть не привержен к хорошей литературе, к литературной традиции во всем. Поэтому очень естественно основой нового представления, задуманного им с Шагом, стала книжка Л. Лагина о смышленом школьнике Вольке и старике Хоттабыче, смешном и трогательном джинне из старой замшелой бутылки. Стариком Хоттабычем стал, само собой разумеется, сам Шаг, а Вольку пригласил Сонин сыграть Ирину Асмус, артистку театра, закончившую цирковое училище, бесподобную впоследствии клоунессу Ириску. Ту самую девочку-клоуна с косичкой через дырочку в кепочке, шагнувшую прямо с манежа на телеэкран в гениальную детскую передачу “АБВГДейка”. Начинала она на елках у Сонина.
Ирина стала постоянной и любимой актрисой на елках и в пантомимах Алексея Сонина. Через год, в 66-м, в представлении “В старом цирке” она была мальчонком Васей из публики, в 69-м — главным героем в “Новых приключениях Незнайки” (сценарий М. Фрадкина). Здесь впервые в сонинской елке выступил Юрий Никулин. В следующем году в спектакле “Про Юру Тетрадкина, клоуна Вяткина и собачку Манюню” Асмус стала партнершей другого выдающегося клоуна — Бориса Вяткина. Потом сыграла Иванушку в сказке про Иванушку и Сивку-Бурку — этот спектакль поставлен был с участием другого выдающегося иллюзиониста — Игоря Кио. В 80-м она вышла на манеж уже Ириской. А потом Ирина разбилась, упала с высоты — у нее был воздушный номер. Случилось это не в нашем цирке: у нас техника безопасности всегда была на высоте (плюю через левое плечо). Не стало любимой детворой клоуна-девочки с косичкой через кепочку. А работникам манежа этот случай лишний раз напомнил, что цирк — это не только белочки и зайчики у елочки… Незнайкой на этот раз оказался сотрудник, отвечающий за техническое состояние аппаратуры, поднимающей Ириску под купол.
Сонин призвал Ирину из театра обратно в цирк. Он почти никогда не ошибался в выборе артистов, потому что отбирал всегда достойных, талантливых, старался и интеллигентных. Но делал с ними и из них абсолютно новое: персонажи, образы, жанр. У еще сравнительно молодого Сонина работал в елке мэтр из мэтров, ветеран из ветеранов — Карандаш. Тут и делать-то было особенно ничего не надо, надо было лишь соответствовать старому мастеру. А это было ой как нелегко. Но Сонин и тут старался подправить, подкорректировать, вступить в полемику и объяснить. И получил за это от мастера прозвище Академик. Любовь Сударчикова из замечательного иллюзионного аттракциона стала у него Золушкой. Великолепная клоунская пара Геннадий Маковский и Геннадий Ротман стали Карлсоном и фрекен Бок.
Разные исполнители побывали на елках у Сонина в роли Деда Мороза — Б. Бирюков, Б. Федотов, Е. Котов, Э. Шварценберг, даже Евг. Милаев. С началом нового века в этой роли прочно укрепился потомственный цирковой артист, виртуозный эквилибрист и по-петербургски элегантный шпрехшталмейстер Виктор Цветков.
С Сониным любят работать не только звезды арены, но и те, кто только начинает свой путь на круглой сцене. Он умеет отыскать артиста, увидеть в новом качестве тех, кто уже есть в программе, наделить новой ролью, иногда даже новым амплуа. Увидеть в нем своего героя, ввести в представление, отшлифовать роль. И обязательно приспособить к елке, найти место в елочном спектакле.
А вообще-то цирк живет елками чуть ли не весь год, по крайней мере, думает о них. Прыгают выше головы в манеже бобтейлоры папы Александра Пояркова. ( А дети Поярковы — канатоходцы Антон и Саша — уехали в это время на гастроли в Казань.) Композитор Яков Дубравин пишет прощальную новогоднюю песенку. Потенциальный Дед Мороз Цветков примеряет перед зеркалом разнообразные бороды — от трех волосинок Хоттабыча до кущей основоположника самого передового учения. И правильно — ведь это главный праздник-отчет перед детишками. И не только — ведь елки-утренники идут и вечером!
“Айболит на Фонтанке”, “Дед Мороз и Санта-Клаус”, “Дед Мороз шагает по стране” — нет, не хватит места даже назвать каждую из сорока одной елки-представления режиссера деда Леши Сонина. Жаль, срок елочного представления недолог — только зимние рождественские каникулы.
Однажды я застал главрежа в уборной дирижера оркестра Семена Чебушова. Композитор Яков Дубравин у фортепьяно пел им прощальную песенку, написанную для рождественского спектакля. Потом они все вместе пели ее Ларисе — автору сценария, потом подошедшим директору музея Наташе и мне. А потом и Виктору Цветкову, Деду Морозу, заглянувшему на звуки столь представительного хорового ансамбля. Я не удержался и записал песенку на портативный магнитофон и потом тешил ею своих студентов, расставаясь с ними на зимние каникулы. Если хотите ее когда-нибудь послушать, если любите яркие праздники и не разучились смеяться — заглядывайте в цирк!
Клоунада его души
На вопрос, какой жанр ему наиболее предпочтителен, Алексей Сонин не отвечает: остальные обидятся. Но я-то знаю, что благодаря хореографическому училищу Сонин прекрасно понимает сущность физических нагрузок в спортивных жанрах, видит, в какую эстетическую форму они должны отлиться. Но знаю и то, как любит Алексей клоунаду. Здесь, наверное, первую роль играет театральное начало, любовь и страсть к лицедейству.
Уже говорилось выше, что ему посчастливилось сотрудничать, да нет — творить — вместе с выдающимися “шутами народа” (это определение Владимира Дурова): Юрием Никулиным, Михаилом Румянцевым — Карандашом, нашим ленинградским Борисом Вяткиным, с Анатолием Марчевским, Андреем Николаевым, Ириской — Ириной Асмус. Двумя Геннадиями — Маковским и Ротманом. Неистощимый — и в манеже, и за кулисами — сонинский юмор, ценнейшее чувство меры и такта и тончайшее лицедейство, привитое в институте, помогли создать сценические маски-шедевры: мачехи в “Золушке” (“Хрустальный башмачок”) в исполнении Марчевского, ультравоинственного короля-милитариста (клоунада Маковского и Ротмана), Вольки-Ириски из “Старика Хоттабыча”. А какими героическими сделаны воздушные волшебные бои-схватки с Черномором, вся сила которого в бороде (“Руслан и Людмила”), как трепетно передана романтика арены старого цирка в “Каштанке”, каким обаятельным и неотразимым был цирковой Карлсон и взбалмошная — фрекен Бок (те же Маковский и Ротман).
Когда дочь Карандаша Наталья Михайловна обратилась с предложением отметить 100-летие классика клоунады, Сонин и цирк, конечно же, откликнулись и придумали представление, где Карандаш словно бы оживал в цирке, звучал его голос в записи на фонограмму, появлялся он сам — это в историческом костюме и гриме выходил клоун Борис Петухов. Играли репризы Карандаша. Воссоздали и знаменитую партнершу — собачку Кляксу. “Мы нашли точно такую же черную собачку — скотч-терьера. Когда же хозяин собаки показал паспорт с ее родословной, то выяснилось, что новая Клякса доводится родственницей той самой Карандашовой Кляксы”, — рассказывал впоследствии А. Сонин. Также в последнем спектакле воссоздана тема Чаплинианы, “привет от Чарли”: музыка, пластика, жест, костюм сегодняшнего исполнителя перекликаются с характерными чертами известной киноцирковой чаплинской маски.
Звучат чаплинские мелодии, царят жест, походка, мимика. Тросточка и котелок.
Манеж открыт для подлинных мечтаний
Так пела Ириска в своей выходной песенке. Несмотря на свой возраст, дед Леша мечтает сам и помогает осуществляться мечтам молодежи. 70 лет для коренного петербуржца-ленинградца, чье детство было опалено суровой военной действительностью, — это немалый срок, прямо скажем, позволяющий настраиваться на лад некоторого подведения хотя бы первоначальных итогов.
В то же время для цирка, хотя это искусство молодых, это не срок, ибо циркачей за семьдесят, да еще в полном соку — и дрессировщиков, и клоунов, и иллюзионистов, не говоря уже о режиссерах, —у нас немало. Если уж одолел человек этот срок солидный, эту точку отсчета в данном костоломном и в буквальном, и в переносном смысле слова искусстве, требующем постоянного каждодневного напряжения сил и духовных, и физических, то и дальше будет ломить ежедневно, не расслабляясь, не давая себе и другим пауз, до самых следующих своих юбилеев. Что и делает Алексей Анатольевич Сонин, главный режиссер Петербургского цирка на Фонтанке, заслуженный деятель искусств Российской Федерации. Это он, разменяв вышеозначенные цифры, пауз себе (и другим!) не дает, выпускает программу за программой, спектакль за спектаклем, пантомиму за пантомимой,
Алексей Сонин сумел перелопатить и синтезировать в то, чем он много лет занимается — цирковой режиссурой, — все то, чем наделили его природа, семья, среда, школа, город, коллеги. В основе семейная, истинно питерская культура. Законченное в юности хореографическое училище дало нынешнему главному режиссеру цирка для постижения специфики манежа даже больше, чем впоследствии Театральный институт. Училище привило уважение к движению, приучило к физическим нагрузкам, а это помогло понимать структуру, составные элементы рекордных трюков, суть высших физических достижений. “Все, что умею, знаю и чувствую, — говорит Сонин, — это училище”. В спорте говорят, что еще должно быть особое мышечное чувство, чтобы определить: это можно, а то уже за пределами возможностей… Но главное — угадать, осознать, как все это нагромождение физических сложностей — трюков — станет выглядеть из зрительного амфитеатра, как будет восприниматься зрителем.
Институтская наука, курс Леонида Сергеевича Вивьена тоже внесли свою лепту. У Сонина-режиссера всегда в запасе большой арсенал театральных средств — и сегодняшних, компьютеризированных, суперсовременных, и из кладовой народного, площадного, может быть, даже античного действа. Это куклы, театр теней, хор, кордебалет, маски и гиперболизированный специфический грим, утрированные детали реквизита, эксцентричный костюм. В совершенстве владея этим арсеналом, Сонин поначалу опробовал свои режиссерские данные в театре у Игоря Владимирова и в театральном городе Березники на Урале, но остановил свой выбор на… Ленинградском цирке.
И вот, казалось бы, тасуй эти самые театральные, балетные и прочие средства, накладывай их на тот или иной цирковой жанр, номер, аттракцион — и уже половина успеха программы, представления обеспечена. Так-то оно так, но это лишь полдела. Можно, конечно, выехать на привычном дивертисментно-калейдоскопическом представлении, оно не противоречит природе цирка. Но у Сонина была в запасе еще пантомима — вот где высший режиссерский пилотаж. Русский цирк хранит память о выдающихся конных, водяных пантомимах — “Москва горит”, “Черный пират”, “Махновщина”, “Выстрел в пещере”. Сонин к пантомиме подошел новаторски и современно. Он пантомиму озвучил, сохранив пантомимическую выразительность. Зрелище в основе своей оставалось пантомимой, но, парадокс, смогло заговорить и запеть, пантомима стала звуковой. Может, это и есть современная пантомима!
Однако главный режиссер твердо убежден: полностью обеспечить успех может только хорошая литература, прочная литературная основа, сюжет, драматургия. Вот балет — это ведь и есть переложение на язык танца неких литературных произведений. А в цирке рассказ переводится на язык акробатики, гимнастики, а еще лучше — гимнастики воздушной! А как расширяют палитру выразительных средств конники, дрессировщики, иллюзионисты! А клоуны!
Сонин взялся за чеховскую “Каштанку” — как же не взяться: ведь действие происходит в цирке. “Руслан и Людмила” — мы уже говорили о воздушных схватках с таким активным использованием волшебной бороды Черномора в качестве воздушного снаряда. Вот “Золушка” — представление назвали “Хрустальный башмачок”. Этот сюжет подсказала незабвенная Римма Юношева, замечательный художник. О, сколько здесь таилось волшебных превращений! И обязательно мачеху должен был по замыслу сыграть клоун-мужчина. И ее исполнил в сонинском спектакле необыкновенный клоун Анатолий Марчевский.
Художники помогали постановщику. Художники всегда в нашем цирке были замечательные. Старшие — Татьяна Бруни, Семен Мандель. Сонинские сверстники — Римма Юношева, Олег Оревин. Сейчас в цирке работает Ника Велегжанинова. Ее костюмы, оформление не просто украшают спектакль, они в тесном органическом единстве с замыслом и служат даже драматургическим толчком, средством развития действия.
Здесь упоминалось уже о казанских гастролях. Туда вместе с Поярковыми-сыновьями отправился виртуозный жонглер Александр Федоров, мы его видели стремительно манипулирующим добрым десятком кубиков сразу, теперь он освоил еще эквилибр на катушках. Туда же поехал роскошный воздушный полет под руководством Александра Брусникина. Уехали туда и верблюды, принадлежащие отпрыскам славной цирковой династии Ташкенбаевых.
Казанские гастроли — это первый результат того, что в нашем цирке появилась наконец-то собственная труппа. Возобновилась постановочная традиция старого питерского цирка. Он перестал быть только прокатной площадкой. Отныне здесь в полную силу станут создавать на своем манеже новые номера.
Эпохе сонинского режиссерского правления принадлежит и превращение вместе с балетмейстером Мариной Федоровой кордебалета из ослабленной физкультурной группы в профессиональный коллектив с выточенными фигурками балерин и отточенными их позами и движениями. Такому кордебалету по силам классика и современный танец, народная хореография, рок- и джаз-балет.
Они и солируют, и обрамляют, сопровождают номера любых жанров, национальных цирков, экзотических направлений. Режиссер — это всегда педагог. Сонин любит привлекать к цирку молодежь, совсем юных. Передавать крупицы мастерства, традиций, сложившихся в этих старых стенах. Цирк ныне пригрел под своей крышей замечательный, но ныне бесприютный детский коллектив Галины Быстровой — он раньше существовал при бездарно загинувшем Дворце культуры имени 1-й пятилетки. Теперь в своих стенах будет воспитываться смена с самых юных лет. Раньше цирк был в еще более тесном контакте со многими детскими студиями дворцов и домов культуры, домов пионера и школьника. По итогам каждого сезона цирк устраивал гала-представления народных цирков. Режиссировал их Сонин.
Выпустил Алексей и эстрадно-цирковой курс в Театральной академии на Моховой. Здесь подготовлены были мастера, а не “звезды”-однодневки. Жаль, что один только курс. Возобновить бы его, помимо всего прочего, стал бы он резонной антитезой скоропалительным телевизионным “фабрикам звезд”.
Заботится главреж и о своем зрителе — культурном, осведомленном, воспитанном. На генеральные репетиции и просмотры всегда приглашаются ребятишки из детдомов и приютов, школьники. Из них вырастают любители, постоянные зрители, знающие ценители. Теперь уже они приводят в цирк своих детишек. Как-то выступая на радио, Сонин погрустил о прежних вереницах автобусов на площади перед цирком, привозивших детей из разных районов города и области. Теперь машин поменьше: и автобусов уже нет у детских учреждений, и шефов у них поубавилось.
Но представление продолжается. Арена цирка по-прежнему открыта для самых дерзновенных мечтаний. А главному режиссеру Петербургского цирка на Фонтанке Алексею Сонину — семьдесят! Считать эту дату реальной? Цирк, да и только!