Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2006
Владимир Михайлович Акимов — доктор филологических наук, автор многих книг и публикаций. член союза писателей. живет в санкт-петербурге.
Когда подходит жизнь к концу
И голова бела,
То лгать о жизни — не к лицу,
А правда тяжела…
Еще Пушкин говорил — в зеркало не смотрятся, его допрашивают. И название новой книги стихов Надежды Поляковой “Крик тишины” — не случайность. Это крик боли, прозрения, предостережения, сострадания. Наедине с собой. И — миром. На человеческие души обрушился стон и скрежет нашего времени — и никаким самодовольным роком его не заглушить. Не ушли из памяти многие времена, пережитые поколением Надежды Поляковой. Но более всего книга ее — о нашем нервном, дерганом времени, однодневной жизни, — никогда не соглашалась и не соглашается она с нею. А разве мы — соглашаемся?
“Крик тишины” — это голос сопротивления суете однодневности. И голос любви к вечному, живому, глубинному и непреходящему в наших судьбах.
А потому еще это — “крик”, что все труднее быть услышанным, докричаться до других. Мы привыкли жить одним днем. Надежда Полякова тоже в сегодняшнем дне. Но ее бесконечный и неисчерпаемый день вбирает в себя все прожитое — нашей землей, народом, душой человеческой. И только такой день и есть жизнь: “Во мне живет эпоха, / Вся тьма ее и весь высокий свет… // Для взлетов пора миновала, / А в бездну упасть не пришла”. И потому не пришла, что существует еще возможность взлета. Есть чувство высоты. А то ведь люди нередко низвергаются в бездну, сидят там в ее потемках, в искусственном свечении “люксов” — и словно бы так и надо!..
Но прорывается истинный свет — чувство любви ко всему живому и настоящему. И это есть “ангел-хранитель”: “Но под твоим крылом / Мне дорог мир земной”.
…И еще одно выстраданное открытие — нужно перестать быть “невольником веры”, поклоняться кумирам (которые на наших глазах все мельчают и мельчают в самодовольной суете). Себя надо открывать и постигать. До конца дней. И в этом самовостребовании живет другая, глубокая потребность — в другом человеке: и живущем, и ушедшем. Ибо совсем не для себя живет лирическая героиня книги. И только так преодолевается самая большая беда и утрата мира — одиночество. Да, “мнимая тележизнь” ублажает взгляд и вытесняет истину судьбы. Но — “Что же бедное сердце бьется / С дикой музыкой не в лад?” Да потому, что в наши глаза и души исправно впрыскивают “виртуальный” яд. Он погружает нас в потемки (ярко раскрашенные) мнимости, а нужен истинной поэзии “вечный свет неугасимый, / Неизмерима глубина. / От их необъяснимой силы душа живой любви полна”.
Дух книги — не щадящая себя искренность. И чувство беды, настигнувшей наш народ. Вот одно из самых тяжелых впечатлений поэтессы: во что мы сегодня превращаемся! “И пока я в провалах сна / Воевала со сновиденьем, / Превратилась моя страна / В территорию с населеньем… / Кто-то крикнул: └Где ты, народ?“ / Но народ ничего не слышал”. Какой болью души, какой трудной правдой вызваны эти строки!
И лишь обостряет это переживание память о вечном и незабываемом: “В бедной памяти осталась / Только пара пустяков: / Молодых рассветов алость, / Шелест легких облаков”. Да, душа сливается с вечной красотой природы. Может, именно бессмертие природы и наша благодарность ей за это и помогают пережить, перенести и то, что нас калечит, и то, что толкает на мнимый путь самоспасения. Я помню, как в одной встрече со старшеклассниками на мой вопрос о том, что всего важнее в жизни, во весь зал раздался уверенный возглас: “Бронежилет”. Вот вам еще один крик — одиночества и обреченности на всеобщую и взаимную агрессивность…
“Крик тишины” Надежды Поляковой объемлет мир, вбирает его, переживая остро, чисто, не жалея себя, не прячась в “бронежилет”: “Вы не смейтесь надо мною, / Я запасом сил согрета. / Может быть, проснусь весной / И пойду бродить по свету”. Ее мир — всеобъемлющ. И переживает она этот мир остро, чисто и — безжалостно по отношению к своим удобствам. Но это и есть самая великая щедрость. И — богатство.
…И все же — как часто время обдает человека своим холодом! “А надо мной грохочет, / С ног сбивая меня, / Черная льдина ночи, / Белая льдина дня/… И бесконечно длится / Этот глухой накат”.
…Не нужно выдумывать жизнь. Нужно видеть ее. Вести — как это и делает поэтесса — дневник. Держать свою душу и слово — открытыми. Не сочинять “артефакты”, но видеть то, что есть на самом деле! И каким бы жестоким, трудным ни был мир вокруг, требовать нужно прежде всего от себя. “Возможно ль пламя раздувать, / Где нет ни уголька?” Вот когда руки опускаются, душа выдохлась, остыла — вот это и есть беда. Ибо сам по себе мир наш, человеческий, согрет нашими душами, его творят наши руки и сердца. И — “Все это потом отразилось в строке, / Где круто замешаны радость с тоскою”. Вот эта “смесь” и есть вещество стиха Надежды Поляковой.
Но как труден путь к истинному слову? Многие строки об этом в ее исповедальной книге. И начинается этот путь, когда началась сама жизнь, истинная, единственная и всеобщая: “Я век прожила, но не может забыться / Весеннего солнца восход. / Когда мякиш хлеба в холщовой тряпице / Мне сунули в плачущий рот… / Тогда ли вошла в меня тайная сила / Дороже всех мыслимых благ? / И сколько б по миру судьба ни носила, / Был тверд и уверен мой шаг”. Это не просто воспоминания, но — символ, иносказание: вот откуда сила духа, чувство родства с “миром необъятным”. Нынешняя стандартная псевдолитературная синтетика, чтиво, которым нередко пичкают юное поколение, не просто мешает видеть, но — отрывает его от родной земли. Но если этого чувства ПРИРОДЫ, РОДИНЫ, НАРОДА (один корень!) нет, то чем же питаться? Никакие “жизнезащитные” розовые очки не помогут — об этом Надежда Полякова пишет в другом стихотворении. Но нам, к сожалению, эти “очки” все время втирают. Выстраданно и сострадающе пишет она в цикле “Слово” из пяти стихотворений. Первое начинается такими строками: “Теперь слова лишили смысла, / И не божественный глагол, / Бессмыслица, как дым, нависла, / Предвестница грядущих зол. // А все, что прежде было ценно, / Теперь не стоит и гроша. / Живет бездумно и бесцельно / Опустошенная душа”. И нужно все время очищать зерна от половы — “И снова добрых всходов ждать”. Окруженный современным словоблудием, среди слов, пущенных на ветер, — хоть в скит беги, в отшельничество. Но — дух Слова превозмогает, и тогда — “Душа к откровенью готова, / Весь мир перед нею раскрыт. / Звучит неподкупное Слово / Вне мелких сует и обид”. И еще строчка встречается: “И диктует Слова мне обугленным ртом…”
Это чувство слитности судеб Земли и человека предупреждает о великой опасности, в которой находится жизнь нашей планеты: “Мне, одной из малых планет, / Ниоткуда защиты нет. / Красным пеплом во тьма пыля, / Не подняться мне в полный рост / И не выкрикнуть: └Я — Земля! SOS!“”.
…Попутное объяснение — почему так много цитируется строк из небольшой книги Н. Поляковой, притом в обыкновенной рецензии, жанре, в сущности, лаконичном: общее впечатление, краткая оценка — и точка. Но дело еще и в том, дорогие читатели, что вряд ли вам самим удастся прочитать эту книгу. И вот почему: нынешняя литературная жизнь складывается таким образом, что книга недоступна либо по цене, либо по тиражу. Каково нам узнать, что книга стихов Н. Поляковой “Крик тишины” напечатана тиражом… в 250 экземпляров! А читать ее — нужно, среди многих (нет, теперь уже совсем не многих!) книг современной поэзии она, конечно, выделяется. И по всему по этому судить о ней хочется вот здесь и сейчас, а не при случае — очень сомнительном! — когда эта книга побывает у читателя в руках…
…Да, многие строки вызывают горестное чувство. Но их надо было записать. Например, какие невосполнимые жертвы были принесены Победе! Я помню, как в одном из разговоров с Владимиром Богомоловым — а он очень строго относился к фактам! — он сказал, что, по собранной им статистике, наши жертвы военных лет — вместе с погибшими в оккупации, в эвакуации, в блокадах, в лагерях — там и здесь — это 37,5 миллионов человек! Где эта цифра в трудах историков, в речах политиков, в школьных учебниках?! А в памяти? Вот разве что в памяти!.. Вот и пишет Надежда Полякова: “О, скольких павших имена / Не значатся на обелисках? / Их в цифры облекла война / В архивных пожелтевших списках… / А люди средь могильных плит, / Чтоб избежать душевных пыток, / Твердят: никто на позабыт, / Ничто на свете не забыто”. (А ведь сама Полякова прошла через войну. И такого насмотрелась!) Вот и пишет она: “И боль давила мне висок…” Словом, и в этом отношении перед нами книга памяти. Незабываемой, трагической. Но лишь такая память дает право человечности: “Так буду жить и жить, пока / За жизнь свою в ответе. / И на листок черновика ложится тень столетий”. Не “свет”, а “тень”? Строки безжалостные, но они очищают душу.
…Мне кажется, Надежда Полякова права и в своей полемике с нынешним стихотворством, суть которого — словесные выверты, щегольство, отделяющее “форму” от души. И в этом — требовательная и горькая правда, на которую она имеет право: “Где искренность? В чем драма? / Вниз пламенем свеча. / Стих будто криптограмма, / К которой нет ключа. // А разуму — отсрочка / Для тех, кто смел и лих. / Чем непонятней строчка, / Тем гениальней стих”. Да, поистине бездомный стих. Мнимость, иллюзия взамен утраченного великого Дома. Но ведь это — бегство от правды жизни! Однако — “Ни наяву и не во сне / Не спрятаться в свои заботы, / Когда весь шар земной в огне…” В самом деле, до самовлюбленных ли словесных игр сегодня? И эта полемика Поляковой и во глубине строки, и в прямоте слова — все время слышится. А как же иначе? — Истинная поэзия объемлет весь мир. Страдания мира отзываются в страдающем слове. И никакие иные края не заменят Родины: “Вы ждали, что пожму плечами, / Скажу, что есть края милей. / Но все российские печали / Печалью сделались моей” Россию — как себя! — нельзя ни на кого и ни на что променять!
…И таких строк и страниц в новой книге Надежды Поляковой немало. Об этом болит ее душа: мир вековечный, творящий народ и человеческую душу, уходит — не безвозвратно ли? “Перемерли старики, / Вслед за ними мрут старухи. / И деревни слепы, глухи. / В них угасли огоньки. / На моей земле красивой / От больших дорог вдали / Лопухами и крапивой / огороды заросли”. И не только “огороды” — сами истоки жизни глохнут все больше. А куда ведут накатанные “большие дороги”?
…Сегодня модным стало слово “глобализация” (то есть обезличивание народов, превращение всех людей в стандартный “продукт” цивилизации и “прогресса”). Но к чему она приводит? Надежда Полякова отвечает на этот вопрос словами прозрения. И — какая в них горькая истина! “…И не с народными умельцами / И старцами преклонных лет, / Пора совет держать с пришельцами / С давно загубленных планет…” Такого, пожалуй, еще никто — с такой душевной болью — не писал!
И хотя она “одергивает” себя (“Может быть, ничего я не значу / В суматохе летящего дня…”), мы ведь чувствуем, как открытым сердцем, не опуская и не отводя глаз, воспринимает она поток жизни: “Мгновением живу неуловимым, / Безумный век грохочет надо мной. / Горит земля, дышу я горьким дымом, / Людская боль взрывает сон ночной”.
И чем больше входишь в мир этой книги, тем острее чувствуешь общую нашу судьбу. И выход из настигающей беды — в душевной общности с другими. Вобрать в себя этот мир, сделать его судьбу своей судьбою: “Приступай, Россия, с жаром / К совершенью новых дел. / Но гляди, чтоб с перегаром / Русский дух не отлетел…” Это тоже необходимое предостережение. Судьба человека — это требовательное самопознание, самоуглубление. Ибо в самой глубине — судьба Родины: “Я вместе с ней все беды пересилю / Без громких слов. Она болит во мне / Как сердце и душа…”
Но, к нашему общему несчастью, слишком привычен стал иной путь (тоже — “общий”!). И несет нас по нему не против ветра, а по ветру: “Не видя в раздумьях прока, / Свой бизнес плетут упорно, / Глотая наркотик рока, / С экранов — соблазны порно…” Да, вот с такой прямотой, ибо опасность становится эпидемической.
И все же как бы сильна ни была эта боль, она спасительна. Всем нам нужно услышать этот “крик тишины”. Тем более — и это радостно и облегченно чувствуешь — мир истинный прекрасен и вечен: “Сентябрьская ночь колдовская, / И двор, как большой водоем… // Встревожена ритмом-недугом, / Перо я сжимаю в руке… / С сентябрьскою ночью, как с другом, / Беседую накоротке…” Или: “Все ли мы позабыли / За суетою дня? / Заря распахнула крылья / И позвала меня. / Суля мне лучшую долю, / Цепочку счастливых дней. / И солнечною ладонью / Коснулась щеки моей”.
В душе поэта нет страха перед жизнью, стремления найти убежище от бед и трудов земных. Там, где райский покой и безмятежность, куда хуже: “И вдруг пойму я в том тепле, / В небесной вышине, / Что путь мой трудный на земле / Дороже рая мне”. И это, может, главное для Надежды Поляковой. Смысл жизни — “старомоден, как хлеб и вода”. И это дает силы выстоять во всех переломах и соблазнах.
В наши дни жизнь искушает легкостью бездонного падания. Это относится и к сочинению стихов (прозы, впрочем, тоже). Увы: “Счастлив, чье торопливое перо, / В бездумных строчках проявив отвагу, / Терзает терпеливую бумагу, / Бездумье выдавая за добро…” И рядом с этим укором “бездумью” — свои, совсем другие! — строки: “Ничего не прошу, / Ко всему я на свете готова, / Перед тем, как судьба / Мою тонкую нить оборвет. / Только б силы хватило / Последнее вымолить слово / У ночной немоты / И отправить, как птицу, в полет”. Или: “Только строчкою исповедальной Я тревожу минувшего прах”. Создатель этих стихов не “вышел из народа”. Он остался в нем навсегда! Пройдя такую жизнь, Надежда Полякова имеет право так жить и писать. И оттуда идет главная и глубокая правда о себе — и о нас!
Она полемизирует с теми, кто “для эпатажа или из гордыни” объявляет “сор” источником стиха, хотя эта мода становится все более агрессивной. Нет, отвечает она, “Все стихи мои / Не на помойной вырастали яме, / А на душевной боли и крови”.
Слово в книге итогов “Крик тишины” — это протянутая нам рука поддержки. Надежная рука. И Слово это идет из “необъятных небесных глубин” и из глубин пережитого Россией. В книге не раз возникает память войны. Да и вся жизнь этого поколения была, может, самой нелегкой в России — с самого начала жизни: “Где хутор был и отчий дом, / Давно уж пустота… / В родное не прийти жилье, / Не посидеть в тепле…/ С тех пор и началось мое / Скитанье по земле”. Но и эти слова вынесены в название стихотворения — “Меня на посту не сменили”. И стояла, стоит, стоять будет поэзия Поляковой на этом посту защиты жизни и прозрения ее.
“О слух мой острый? Как ты напряжен / Внутри моей души” — мы это чувствуем все время. И сейчас, подводя скорую черту под прочитанным — слишком скорую, ибо углубляться так и тянет! — скажу, что эта книга — сгусток нашей противоречивой и трудной судьбы. Об этом “Крик тишины”.
И закончим ее же словами: “Поэт в стихах раскрывает душу / До самого дна. / И слышит его — кто умеет слушать, / Кто сам — / Как натянутая струна”.