Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2006
В шестом номере журнала “Нева” за прошлый 2005 год напечатана интересная статья Е. Л. Мороза “Коммунизм и еврейская магия. Эпизод истории 20-х годов”, где рассказывается о знакомстве любавитского ребе И. И. Шнеерсона с “профессором” А. В. Барченко, который обратился к вождю хасидов с просьбой поделиться с ученым мудростью каббалы, которая на основе толкования чисел открывает скрытое и узнает будущее.
Сотрудник особого спецотдела ОГПУ, ученый и писатель, уничтоженный в 1938 году, А. В. Барченко был убежден в том, что самые разные его учителя: голбешники (от слова голба — подполье), близкие к секте бегунов, мистики конца XIX — начала XX столетия, петербургские теософы, тибетские ламы и ученики Гурджиева, воспроизводят идеи древнего знания, которое являлось достоянием исчезнувших великих цивилизаций, основанные на универсальных законах Вселенной. Контакт с И. И. Шнеерсоном для Александра Васильевича — лишь одна из тропок к тайному знанию; конечная цель для него — поиски и нахождение Шамбалы, мифической страны, где сохраняется мудрость древних учителей. Еврейская традиция, как и буддизм, и суфийский ислам, должна восходить к “допотопной” науке, которая создает и разрушает множество миров.
С интересом ознакомившись с тем новым, что вводит в научный оборот Евгений Львович Мороз, я хочу обратить внимание на прояснение некоторых моментов судьбы А. В. Барченко, тем более интерес к этой необычайно яркой фигуре XX века очень велик. Так, по запросу во “всемирной паутине” — Интернете — еще полгода назад я обнаружил, что запросов о том, кто собственно это такой, было за месяц 141, сайтов — не менее 680, страниц с упоминанием его фамилии — 2930. Сейчас, конечно, намного больше.
Самые подробные литературоведческие словари хранят о писателе гробовое молчание. В предисловии к книге Александра Барченко “Из мрака (романы, повесть, рассказы)”. М.: Современник, 1991, — под характерным названием “Время собирать камни” Светозар Барченко, сын Александра Васильевича, отмечая трудности работы с биографией ученого, в частности, писал: “История этой семьи (семьи Барченко. — Э. К.) изложена здесь лишь потому, что она объясняет отсутствие каких-либо — в нормальных условиях непременно сохранившихся бы в семейных “запасниках” — документов, которые относились бы к доарестному периоду жизни писателя. К сожалению, не сохранилось в этой семье ничего. Да и как бы могло сохраниться?” (указ. соч. С. 11–12).
Пытаясь восполнить пробел литературоведения, я составил краткую биографическую справку о писателе, репортере и ученом. Вот что получилось.
Барченко Александр Васильевич (1881, Елец — 25 апреля 1938, Москва).
Отец: Барченко Василий Ксенофонтович, присяжнвй поверенный Елецкого окружного суда, владелец нотариальной конторы, друг И. А. Бунина.
Александр учился в петербургской гимназии, закончил ее. Ко времени начала своей журналистской и литературной работы в качестве туриста, рабочего и матроса сумел обойти и объехать большую часть России и некоторые места за границей. Работал и чиновником в министерстве финансов.
Два с половиной года слушал лекции в Казанском и Юрьевском университетах, на медицинских факультетах, но прекратил учение “за неимением средств”. Что же отец? Не помогал сыну за связь с революционерами? Темная фрейдистская история.
1904–1914 годы: жил главным образом литературным трудом, незадолго до Первой мировой войны даже занимался (в Боровичах) хиромантией.
В 1910 году в Нарве издает собственную газету.
С 1911 года печатается в журналах “Мир приключений”, “Жизнь для всех”, “Русский паломник”, “Природа и люди”, “Исторический журнал”. Псевдонимы: А. Нарвский, А. Елецкий.
Круг интересов: научно-популярные статьи, репортажи.
В 1913 году в номерах 1–5 приложения к еженедельнику “Природа и люди” опубликован его роман о современной жизни “Доктор Черный”. В 1914 году печатается роман “Из мрака”. В том же году вышел сборник рассказов “Волны жизни” с иллюстрациями автора (вскоре выпущен вторым изданием).
В 1918 году сотрудничает в еженедельнике “Вестник труда”; один из организаторов издательства “К свету”. В том же году вышло второе издание его повести “Океан-кормилец”.
Здесь кончается деятельность Александра Васильевича как литератора и начинается его работа в особом спецотделе ОГПУ, в функции которого входила слежка за ведущими чиновниками Кремля, подготовка тайных шифров для внутреннего употребления, разгадка шифров врагов и пр. Собственно, он работал под руководством Глеба Ивановича Бокия, тоже расстрелянного в конце 30-х. “Ближе к царю — ближе к смерти”.
1937 год: 11 месяцев тюрьмы. А. В. Барченко обвиняется по 58 статье УК. Пункты 6, 8 и 11.
1938 год: бывший ученый-консультант Главнауки, заведующий нейроэнергетической лабораторией Всесоюзного института экспериментальной медицины, 57 лет от роду, приговорен к расстрелу по обвинению в создании масонской контрреволюционной террористической организации “Единое трудовое братство” и шпионаже в пользу Англии. Конфискован его научный труд “Введение в методику экспериментальных воздействий энергополя” и книги приложений к нему, а также библиотека на нескольких языках.
Положим, “липачи”, с Лубянки могли обойтись и без обвинений в шпионаже в пользу Англии. “Единое трудовое братство”, в которое входили как члены ЦК ВКП(б), так и крупные деятели-чекисты, очевидно, ставило перед собой задачу прекратить вращение “Красного колеса”, поскольку они понимали, что колесо это неминуемо затянет и их. Так и получилось. Интересная страница истории, не так ли?
Как видим, Олег Шишкин, или А. И. Андреев, или любой из тех, кто воссоздаст недостающие страницы биографии Александра Васильевича в серии “Жизнь замечательных людей”, будет ссылаться на статью Е. Л. Мороза.
Мне хочется внести и свою лепту в это благородное дело. Мы ничего не знали о жизни и деятельности А. В. Барченко между 1914-м и 1918 годами. С чувством законной гордости могу сообщить, что мне удалось ликвидировать этот пробел. Занимаясь в Пушкинском доме и исследуя фонд 540 ИРЛИ, я обнаружил дело № 27 Постоянной комиссии для пособия нуждающимся ученым, литераторам и публицистам от “литератора Александра Васильевича Барченко, живущего в С.-Петербурге, по Пушкинской улице, в доме 14”. Приведу текст прошения целиком:
Представляя при сем: 1) некоторые образцы моих печатных произведений, в том числе популярно-научных, преимущественно по биологии, статей в ежемесячных и еженедельных журналах и газетах; 2) романов, рассказов и повестей в таковых же печатных органах; 3) сборник рассказов и повестей для юношества старшего возраста, изданный отдельной книгой под заглавием “Волны жизни”; 4) образцы печатных отзывов об этой книге, помещенных различными столичными изданиями, а также: 5) полицейское удостоверение в семейном и имущественном положении, выданное мне I уч. Моск. ч. СПб. Стол. Полиции, по делу об отбывании мною воинской повинности, имею честь почтительнейше просить ПОСТОЯННУЮ КОМИССИЮ не отказать мне в незамедлительной выдаче единовременного пособия в размере пятидесяти рублей, или какой размер Комиссия признает приемлемым, ввиду нижеследующих причин: 1) В настоящее время, в момент переживания всеми издательствами, в связи с войной, денежного кризиса я не имею возможности не только получить в местах, постоянным сотрудником коих я состою, какой-нибудь помощи, но и не имею возможности получить причитающихся мне платежей. Исключительным средством к жизни является литературный заработок. Таким образом, в данную минуту я с семьей нахожусь без копейки денег и выселяюсь с квартиры за невозможностью таковую оплатить. Ввиду явки моей в пятидневный, от вчерашнего числа, срок на воинскую действительную службу, которую я отбыл на правах вольноопределяющегося первого разряда в 93 Пех[отном] Иркутском Полку в Пскове, мои жена и ребенок остаются буквально на улице за неимением родственников, состоятельных знакомых и ввиду того, что при отчислении со службы я, по болезни, не держал установленного офицерского экзамена и зачисляюсь ныне на действительную службу нижним чином (ефрейтором). В течение пяти лет я состою постоянным сотрудником нескольких столичных изданий, в том числе Сойкина, Сытина, Губинского, Поссе, нескольких столичных журналов и четырнадцати провинциальных газет. В 1910 году издавал собственную газету в г. Нарве СПб губернии (образцы выпусков таковой при сем приложены) — 1914 года августа второго. Александр Барченко (ИРЛИ. Ф. 540. Оп. 2. Ед. хр. 1689. Лл. 2–3).
Тут же “литератору, потомственному почетному гражданину” на предмет “исходатойствования пособия” приставом 1-го участка Московской части дается удостоверение в том, что “как оказалось по наведенным справкам, Барченко проживает в меблированных комнатах с платою по 18 руб. в месяц, имеет жену и сына Василия 4 лет, имущества по месту жительства не имеет” (там же. Л. 3).
Посоветовавшись, Комиссия сочла возможным выделить “потомственному почетному гражданину” 8 августа 1914 года двадцать пять рублей.
Второе прошение к Комиссии “сотрудника столичных и провинциальных повременных изданий” — от 11 марта 1915 года. Барченко пишет: “Пользовался вспомоществованием Комиссии семь месяцев назад (получил 25 р.). В данную минуту болен, подробности положения может сообщить жена. Убедительно прошу дать ей возможность хотя бы выехать или дожить до получения моего жалованья”. И приписка: “Нахожусь в Ник[олаевском] Воен[ном] Госпитале” (там же. Л. 4).
Несомненный интерес представляет прошение от 3 июля 1915 года “жены (первой. — Э. К.) сотрудника столичных и провинциальных повременных изданий” Александра Барченко, Наталии Варфоламеевны Барченко, живущей на Пушкинской улице, 20. Она пишет: “Муж мой, прапорщик запаса Александр Барченко, вернувшись в феврале месяце текущего года с передовых позиций, куда был отправлен с эшелоном, заболел тяжелой формой острого мозгового заболевания и был помещен в Николаевский Военный Госпиталь на испытание. Последнее установило полную негодность моего мужа к военной службе, после чего он был выписан из госпиталя невыздоровевшим и сдан мне на лечение.
Как признанный негодным к службе, муж мой не получает никакого содержания. Хлопоты о пенсии даже в случае положительных результатов должны тянуться несколько месяцев. Абсолютно никакими средствами к жизни ни муж мой, ни я не обладаем. Характер болезни мужа требует полного покоя, радикального лечения и совершенного отсутствия в течение продолжительного времени всякого умственного напряжения. Единственное средство спасти его рассудок и работоспособность немедленно поместить в соответствующую обстановку, на что необходимы немедленно средства.
Ввиду сего я убедительнейше прошу Комиссию о выдаче мне немедленно пособия в сумме семидесяти рублей, или в размере по усмотрению Комиссии на лечение и содержание моего мужа. При сем представляю в нотариальных копиях: свидетельство о том, что муж мой на военной службе не получает более содержания, и свидетельство госпиталя о состоянии мужа, и выписка его на мое попечение, и аттестат о призыве мужа (Там же. Л. 5).
Прошение Наталия Барченко направила в Комиссию 3 июня 1915 года. Бедные женщины! Война не только калечит мужчин, но еще и сдает их “на попечение” женщин. Крутитесь, как хотите…
Последнее прошение в Комиссию для вспомоществования литераторам и ученым поступило 30 сентября 1915 года. В это время А. Барченко жил в селении Хума Выборгской части Териокского прихода. Вот что пишет Александр Васильевич: “Около четырех месяцев назад Комиссией было выдано на лечение мне семьдесят рублей. Правильное лечение значительно восстановило мое здоровье, т[ак] ч[то] в истекшем месяце августе–сентябре я получил возможность вновь работать в качестве беллетриста (при сем представляю вышедшие в этот срок в издательстве Сойкина рассказы: └Фольварк Червонный“, └Серенькие“, └Экстр. рейсом“ и др.). Характер моей болезни (органическое поражение мозга и припадки эпилепсии) требует лечения непрерывного в течение долгого времени. Главное лекарство гибис акме стоит в настоящее время 3 р. унция. В месяц я должен принять 12 унций, не считая других лекарств, не менее необходимых ванн, электризации и массажа. Средств абсолютно никаких не имею. В месте службы, в коем до сих пор числюсь, содержание не получаю (прилагаю удостоверение). Почтительнейше прошу ввиду необходимости уплатить за квартиру и выкупить из залога теплое платье, немедленно не отказать мне в выдаче хотя бы 30 руб. или суммы по усмотрению Комиссии. Документы о характере моей болезни были при предыдущем прошении женою моею” (следует дата).
К прошению прилагаются рассказы А. В. Барченко “Фольварк Червонный” и “Экстренным рейсом” в журнале “Мир приключений”, книга 10-я, а также рассказ “Серенькиен” от 11 марта 1915 года. На прошение А. В. Барченко от 11 марта 1915 года есть помета карандашом: (выдать) “25 р. из аванса”.
Почему А. В. Барченко и после этого не обратился к отцу, Василию Ксенофонтовну, находясь в безвыходном, по существу, положении? Неясно. Ну что же, кроме блудных сыновей есть, как известно, и блудные отцы…
В мою работу не входит анализ приключенческих рассказов Александра Васильевича, которые могли бы украсить любой журнал — и не только для юношества. Подобно А. С. Грину, беллетрист опирается главным образом на собственный жизненный опыт, который у нас в России даст сто очков вперед любой фантастике…
Да, пожалуй, и судьбы ученых у нас интересней любой науки. Пример с Барченко не исключение, а правило…
Благодаря Евгения Львовича за его необычайно ценную и информативную статью, прошу обратить внимание автора на небольшую неточность: историк Мороз считает, что в “Аэлите” “матрос помогает исследователю в его экспедиции на Марс”. Откуда следует, что Алексей Иванович Гусев — матрос? Конник скорее. Обратимся к тексту “Аэлиты”. “Я грамотный, — сказал он (Гусев. — Э. К.), — автомобиль ничего себе знаю. Летал на аэроплане наблюдателем. С 18-ти лет войной занимаюсь — вот все мое и занятие. Имею ранения ‹…› Четыре республики учредил, и городов-то сейчас этих не упомню. Один раз собрал сотни три ребят — отправились Индию освобождать. Хотелось нам туда добраться. Но сбились в горах, попали в метель, под обвалы, побили лошадей, вернулось нас оттуда немного. ‹…› Поляков гнал от Киева — тут уж я был в коннице Буденного. В последний раз ранен, когда брали Перекоп”.
Конечно, это мелочь, и автор исправит текст, когда он будет править статью в сборнике своих трудов, но в литературоведении, как и в истории, мелочей нет.
Еще раз, поздравляя даровитого исследователя, скажу в заключение: к счастью, в таком предмете, как история, всегда что-нибудь остается. И это очень обнадеживает.