Новеллы. Авторизованный перевод с английского Л. Шведовой
Опубликовано в журнале Нева, номер 1, 2006
Молодая американская писательница Ольга Гренец, родившаяся в Санкт-Петербурге, обладает разносторонним образованием: окончила экономический факультет Рочестерского технологического института, штат Нью-Йорк, сейчас пишет магистерскую работу по сравнительному литературоведению в университете Сан-Франциско. Предлагаемые вниманию читателя избранные новеллы — фрагменты выходящей зимой 2006 года в Санкт-Петербурге в издательстве “Журнал └Нева”” книги “КофеInn” — являются первой публикацией автора на русском языке.
ГОРОД
Городская жизнь предоставляет начинающему писателю бесконечное многообразие историй. Чтобы найти интересный сюжет, не надо даже выходить на улицу: весь последний месяц твой сосед занят обустройством своей квартиры, и каждый раз, заглядывая в ванную, чтобы, скажем, принять душ, ты оказываешься в той или иной мере непосредственной участницей его строительных работ. Особенно если окно ванной комнаты открыто. Можно, не сходя с места, сочинить историю о юноше и девушке: бедный студент, в свободное время подрабатывающий в строительной компании своего старшего брата, видит в окне ванной комнаты прекрасную молодую писательницу. Он мгновенно влюбляется в нее и тут же, прозевав крик своего напарника, получает удар молотком по голове. Конечно, принимая во внимание тот факт, что ты проживаешь в районе Кастро, можно было бы превратить этот сюжет и в историю знакомства двух юношей, тем самым завоевав себе определенную репутацию.
Если не обращать внимания на непрекращающийся стук за стенкой и на вызванную этим стуком головную боль, в поле твоего слуха проникают все новые и новые сюжеты. Через несколько недель упорных попыток написать первую серьезную новеллу, попыток, которые каким-то образом всегда оканчиваются размышлениями о рабочем-строителе, ты вдруг обращаешь внимание, что где-то неподалеку протяжно воет собака. Этот вой завораживает тебя, и ты уже не в состоянии думать ни о чем другом. Что случилось с этой собакой? Простой ответ, что она скучает по своему хозяину, тебя совершенно не устраивает. Да и что это за ответ? Собака воет и скулит недели напролет, и днем, и ночью! Этому должно существовать какое-то жутко драматическое объяснение. Ты просыпаешься по ночам и размышляешь о том, что бедное животное, наверное, страдает раком или какой-нибудь другой смертельной болезнью. Именно так ты представляешь себе рак: боль, постоянная, мучительная боль, невыносимая для больного и для тех, кто живет по соседству, боль, приводящая в отчаяние. Это трагедия, а значит, и тема для рассказа: старая, дряхлая, больная собака, хозяин которой — тоже старый, одинокий, смертельно больной человек. Он позволяет собаке мучиться, так как это каким-то образом облегчает его собственные страдания.
Насытившись наконец по горло окружающим шумом и набравшись сил для того, чтобы оставить уют своих стен, ты попадаешь на улицу, где сразу же сталкиваешься с таким количеством сюжетов, что голова твоя просто отказывается соображать. Тебе не остается ничего другого, как затянуть песню во всю глотку, чтобы только ни о чем не думать. В конце концов ты, конечно же, поддаешься соблазну записать увиденное: кто знает, а вдруг в тот прекрасный день, когда ты наконец-таки закончишь свою первую серьезную новеллу, тебе нестерпимо захочется написать следующую? К такой возможности необходимо подготовиться заранее. Итак, ты записываешь историю о бездомном, который каждое утро сидит перед входом в продовольственный магазин на углу твоей улицы и клянчит мелочь, каждый раз точно указывая, сколько именно ему еще не хватает на бутерброд. Ты фантазируешь, что это — поэт, который интересуется только своим искусством, а не грубой материальной сущностью. Искусство до такой степени вошло в его жизнь, что сама жизнь, предельно упростившись, превратилась в одну из форм искусства.
Затем есть человек, который играет на гитаре, сидя в своей машине. Изрядно поднапрягшись, ты представляешь себе, что это успешный бизнесмен, настолько успешный, что и сам не рад, так как главная мечта его жизни — стать рок-музыкантом. Поскольку у него нет никаких музыкальных способностей, он стыдится своей страсти, но, не в силах ее подавить, ездит каждый день во время обеденного перерыва на другой конец города: чтобы его не заметили коллеги, паркуется у обочины и вытаскивает гитару из-за подушек заднего сиденья.
Наконец ты на месте — в маленьком кафе на тихой улице. Ты достаешь ноутбук и уже вроде бы принимаешься за работу над своей первой серьезной новеллой, как твое внимание привлекает разговор двух врачей из соседней больницы, которые обсуждают перспективы создания собственной клиники. Твое воображение мгновенно рисует их будущий офис, секретаршу и очередь в убранной цветами приемной.
Однако, как только компьютер уже окончательно готов к работе и на экране открыт нужный документ, ты почему-то забываешь обо всем, что только что видела, слышала и думала, и сидишь, как истукан, прихлебывая кофе и уставившись на пустую страницу. Когда кофе выпит, ты принимаешься за тетрис и играешь до тех пор, пока ноутбук не разрядится окончательно. Тогда ты собираешь свои вещи и бредешь домой, по дороге придумывая серию рассказов о разных странных стариках, которую ты обязательно начнешь завтра.
ПИСЬМЕННЫЙ СТОЛ
Жизнь в городе дешева. Горожане имеют возможность выбирать стиль жизни по вкусу. Например, если человек очень богат… Нет, это неудачный пример: если человек очень богат, он может хорошо устроиться где угодно. Вот если человек очень беден… Если человек очень беден, город предоставляет ему обширные возможности для попрошайничества и побирушничества, а также широкий выбор темных аллей и лестничных площадок на ночь. Ладно, давайте не будем бросаться в крайности, а рассмотрим вопрос разумно, как он того и заслуживает.
Если человек выбрал для себя работу в кафе за умеренную плату восемь долларов в час, то ей или ему необходимо в первую очередь позаботиться о доступном по цене жилье. Если данный персонаж не страшится делить крышу над головой с толпой совершенно незнакомых людей, подыскать удобное пристанище в приличной части города — не проблема. Через некоторое время, приобретя определенный опыт городской жизни и насытившись вдоволь коммунальными передрягами, этот человек находит отдельное жилье. Весьма вероятно, что на одной из лестничных площадок или прямо в парадной нового пристанища проживает один из тех очень бедных людей, которые мельком упоминались выше. Вероятно также, что каждые 10 – 15 минут ей или ему предстоит выслушивать серенады троллейбусов, бодро бегающих под окном туда-сюда; однако, прожив весь предыдущий год на осадном положении, он (или она) запросто научится любить эти милые особенности своего нового жилища.
Предположим, каждый месяц нашей героине — или герою — удается благополучно проносить тысячу сто долларов наличными мимо очень бедного соседа по лестнице. Тридцать пять из этих чистеньких, не совсем уже новых двадцаток отправляются на поддержание пенсионного дохода хозяйки, старушки, божьего одуванчика со второго этажа. Остаток — целых пять двадцатидолларовых банкнот в неделю! Как же потратить такое состояние? Если наш герой/героиня умело пользуется общественным транспортом, активно посещает распродажи, комиссионные магазины и библиотеку, а также не проходит мимо бесплатных образцов товаров в супермаркетах, то он/она может скопить некую приличную сумму на случай внезапной болезни или же, обладая железным здоровьем, на такой экстравагантный поступок, как, скажем, покупка компьютера.
Каждый день по улице прогуливается старик. На вид он очень хрупкий: худой, кости выпирают, узкое лицо обрамлено нимбом седых волос и бороды, руки дрожат. При этом поступь у старичка уверенная, и для каждого встречного наготове улыбка. Он выходит на прогулку между девятью и десятью часами утра и еще раз между тремя и четырьмя часами дня. Соседи постоянно останавливают его, чтобы обсудить погоду, здоровье, политику и события в близлежащих кварталах. У старика есть имя, но нашей героине/герою оно неизвестно. Новичка на улице приветствуют вежливой безличной улыбкой. Обаятельный старик так напоминает дедушку или похудевшего Санта-Клауса, что наш герой или героиня потихоньку начинает ревновать его к другим соседям и вынашивает неопределенные планы ненавязчивого знакомства.
К сожалению, наш герой/героиня слишком увлекается сложными оборотами, и составление приветствия занимает очень много времени, а у старика времени совсем не осталось. В один прекрасный день наша героиня/герой находит в своем почтовом ящике записку, где сообщается, что Ричард из дома № 4 скончался и в субботу соседи устраивают вечер в его память. Внезапно наш герой/героиня осознает, что уже целую неделю старик не появлялся на улице. Он/она в расстроенных чувствах идет на вечер к Джону из дома № 11. За чаем с печеньем наша героиня/герой знакомится со всеми соседями и принимает участие в обсуждении распродажи вещей Ричарда: мебели, одежды и проч.
На следующей неделе наш герой/героиня наследует роскошный деревянный письменный стол, который никто не пожелал купить из-за его размера и веса. Соседи помогают ей или ему перетащить стол на другую сторону улицы. Исполнившись радостной благодарности, наша героиня или герой подумывает, не дать ли очень бедному соседу по лестничной площадке двадцать пять центов.
ТИМ
Тим, профессиональный личный тренер, работающий в модном спортивном клубе в центральной части Сан-Франциско, надеется в следующей жизни стать ученым и проводить исследования в области космонуклеологии. Во время последней из консультаций, которые обычно происходят раз в две недели, его футуролог порекомендовал Тиму следующие занятия для успешного достижения поставленной цели: в течение ближайших двух недель ему следует прочесть недавно вышедшую книгу “Проблемы третьего торакального нерва” доктора Стивена Крауса; он должен на три пункта поднять показатель своей общей физической активности, так, чтобы общий уровень составил 2,271; в течение этих двух недель ему следует предпринять, по меньшей мере, одну пешую прогулку через парк “Золотые ворота” до океанского пляжа. Одновременно Тим должен увеличить время сна на полчаса, доведя этот показатель до ста семидесяти одного часа в течение всего периода между консультациями. Он должен усилить свою сексуальную активность на 25,5 в течение данного периода и, наконец, навсегда отказаться от чизбургеров.
Вокруг этого последнего пункта и вращается вся жизнь Тима. Футуролог, доктор Айдлер, был непреклонен:
— Вам сейчас тридцать пять лет, — говорил доктор Айдлер, — и, чтобы в течение последующих семидесяти лет вы могли поддерживать свое тело в наилучшей форме, вам необходимо отказаться от своего пристрастия к чизбургерам! Вы знаете не хуже меня, что вам никогда не стать ученым в следующей жизни, если прямо сейчас вы не возьмете себя в руки. Все доверие к вам исчерпано: или вы отказываетесь от чизбургеров прямо сейчас, или же навсегда останетесь санитаром в собачьей больнице — тот уровень, который вы уже себе обеспечили. Ну как, готовы ли вы в течение ста пятидесяти лет вашей следующей жизни заниматься грязной работой?
Нет, Тим вовсе не хочет все сто пятьдесят лет своей следующей жизни вытирать задницы противным полудохлым старым собачонкам, у него достаточно воображения, чтобы представить себе весь ужас такого существования. И тем не менее даже страх перед подобным будущим не в состоянии одолеть его страстную любовь к большому, жирному и сочному чизбургеру.
Подумать только, какой-нибудь час назад Тим был абсолютно счастлив, потому что был искренне убежден, что сумел преодолеть свое пагубное пристрастие! Час назад он обедал вместе с коллегой по спортивному клубу, будущей пианисткой, и, когда она вонзила свои белые зубки в нежную полупрожаренную телячью котлету, сочащуюся соленым, жирным соусом с кровью, Тим и бровью не повел.
Все выходные он провел в Центре терапии пищевых пристрастий на Потреро Хилл, погружаясь в глубины собственной психики и просматривая образовательные программы под названием “Как разрушить свою следующую жизнь, специально для будущих ученых”, а потом в течение целых трех дней ощущал себя новым человеком. Он проходил мимо бистро, мимо стоек с хот-догами, мимо продавцов сыра и бакалейных лавок с одной-единственной мыслью: “Чизбургеры — это средоточие зла. Не могу поверить, что когда-то они мне нравились. Возможно, они и подходят будущим автогонщикам или пастухам, но я-то продвигаюсь вперед!” Именно такая мысль пришла ему в голову и час назад, когда он обедал в компании очаровательной рыжеволосой девушки, чей миленький подбородок был весь измазан жиром от чизбургера. “Еще посмотрим, как ей понравится целыми днями бренчать на своем раздолбанном пианино на протяжении ста пятнадцати продуктивных лет ее жизни”, — подумал тогда Тим не без злорадства.
И подумать только, все оказалось напрасно! Совершенно напрасно! Потому что в данный момент он стоит у себя на кухне перед открытым холодильником. Как же он не заметил этот пакет с чизбургерами, когда на прошлой неделе убирался в квартире? Как же он мог его не заметить? О-о, сейчас уже слишком поздно — руки его уже разрывают вакуумную упаковку. Его зубы, крепкие, здоровые зубы вгрызаются в замороженное содержимое. Мясо не успевает даже оттаять, так быстро он его проглатывает, едва замечая, что именно у него во рту.
В считанные минуты он полностью уничтожил пять килограммов чизбургеров и теперь готов умереть. “Через пятнадцать минут я вновь появлюсь на свет, — радостно думает он, — и, возможно, в облике дуба. У дуба ужасно длинная жизнь, но, если как следует попросить, я, возможно, сделаюсь дубом, посаженным под вырубку, и тогда меня совсем скоро срубят. У деревьев не бывает пагубных пристрастий, а потом я смогу стать котом или бабочкой”. Тим отходит с миром.
ЗАБОР
В сегодняшних Соединенных Штатах многие пенсионеры переезжают жить во Флориду. Это неоспоримый факт. Когда мистер Томас Гаррис в возрасте семидесяти лет ушел на пенсию с должности инженера, которую занимал в одной электронной компании, где проработал тридцать пять лет, он отправился в “Хоум Депо”, купил краски и все необходимое и принялся красить старый деревянный забор у себя на заднем дворе. Его дети, мистер Дэниел Гаррис и миссис Джейн Риджес, были чрезвычайно удивлены его поведением и потребовали у него объяснения: ведь заранее было решено, что по выходе на пенсию отец оставляет дом в их распоряжение, а сам переезжает жить во Флориду.
Эти планы мистер Гаррис составлял совместно с женой, миссис Кэтрин Гаррис. Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как об этих планах заговорили впервые. Они даже стали приводиться в исполнение: в окрестностях Форт-Лаудердейла выбрали пенсионерский поселок, а за год до описываемых событий был даже внесен депозит за квартиру. Однако за полгода до выхода мистера Гарриса на пенсию его жена, миссис Гаррис, в возрасте сорока девяти с половиной лет погибла в результате несчастного случая на дороге.
Мистер Дэниел Гаррис и миссис Джейн Риджес придерживались мнения, что смерть их любимой матушки никоим образом не должна изменить планы отца: в конце концов, он всю жизнь работал и заслужил право посвятить хотя бы какое-то время лично себе и сполна насладиться тем, что ему отпущено. Мистер Дэниел Гаррис и миссис Джейн Риджес полагали, что именно Флорида — а никак уж не старый дом, слишком большой для одинокого старика, — и есть то место, где их отец сможет сполна насладиться всеми этими благами. До недавнего времени мистер Томас Гаррис во всем соглашался со своими детьми.
В первый день пенсионной жизни, в понедельник утром, когда мистер Гаррис сидел на кухне, поедая безвкусную овсянку и запивая ее разбавленным апельсиновым соком, вместо того чтобы в семь тридцать бежать на работу, его навестила усопшая миссис Гаррис.
— Том, — сказала она своим обычным, не терпящим возражений тоном, — ты так и не покрасил забор!
— Какой еще забор? — спросил мистер Гаррис с усмешкой. — Я выставляю дом на продажу, разве ты забыла?
— Главное, что ты обещал мне покрасить забор! — произнесла миссис Гаррис и исчезла.
Совершенно верно, такое обещание было дано, но это произошло давным-давно, когда они только что переехали в этот дом, и с тех пор миновало тридцать пять лет. В те времена было слишком много других неотложных дел: мистер Гаррис был занят на работе, дети еще не подросли, и обещание так и осталось невыполненным. В любом случае забор отгораживал задний двор, и видно его было лишь трем ближайшим соседям, и, хотя потемневшие от времени и непогоды доски раздражали миссис Гаррис, когда она работала на своем небольшом огородике, в остальном его вид больше никому не мешал. Можно было бы нанять кого-нибудь на покраску забора, но, честное слово, это просто не стоило тех денег.
К сожалению, в самый первый понедельник своей пенсионной жизни у мистера Гарриса не нашлось подходящего предлога, почему он не может выполнить свое давнее обещание, и поэтому ему пришлось залезть в Интернет и скачать инструкции по окраске деревянных заборов. На то, чтобы ошкурить, загрунтовать и покрыть забор первым слоем краски, у мистера Гарриса ушла неделя. Он выбрал белую краску, так как знал, что белый — любимый цвет миссис Гаррис. Однако на следующее утро после того, как он закончил работу, за завтраком его опять посетила миссис Гаррис и сказала, что забор покрашен плохо.
— Скучный цвет, — вот что она сказала.
Во второй раз мистер Гаррис выкрасил забор в зеленый. На это у него ушло четыре дня, а на пятый миссис Гаррис сказала, что цвет слишком яркий и он “отравляет весь сад”. Мистер Гаррис не очень-то понял, что конкретно она имеет в виду, но (на сей раз, уже в третий за три дня) он выкрасил забор синим.
— Такое впечатление, что мы живем где-то на луне, — заметила миссис Гаррис.
В этот момент мистер Гаррис швырнул в нее свою миску с овсянкой и заорал:
— Померла ты или нет, хватит мне приказывать!
Она ушла, обидевшись, но он не сожалел о том, что сорвался. Так или иначе, они никогда не могли обойтись без крика.
Мистер Гаррис выкрасил забор в красный цвет. Соседи начали жаловаться, что в саду все время пахнет краской и дети не могут выйти погулять. Следующую неделю мистер Гаррис посвятил тому, что аккуратно красил забор черной краской. Вернулась миссис Гаррис, по-прежнему расстроенная, бросила ему: “Как тебе не стыдно!” Мистер Гаррис покрасил забор в пурпур.
У мистера Дэниеля Гарриса и миссис Джейн Риджес возникли подозрения, что их отец сходит с ума или же у него развилась болезнь Альцгеймера. Они попросили его сходить к врачу. Мистер Гаррис раскрасил забор в красно-бело-синие цвета, нарисовав звезды и полосы. Соседи вызвали полицию. Полицейский похвалил мистера Гарриса за патриотизм. Мистер Гаррис выкрасил забор желтой краской. Желтая краска плохо ложилась, поэтому забор с левого конца получился светло-желтым, а с правого — темно-желтым. Светлые пятна мистер Гаррис замазал оранжевыми заплатками. Каждый день к нему стали наведываться соседские дети, чтобы проверить, как обстоят дела с покраской забора. Мистер Гаррис брызгал на них краской из баллончика за нарушение частных владений.
Соседи обратились в суд. Мистер Гаррис купил стремянку и принялся красить стены дома розовой краской. Соседские дети ему помогали. Когда мистер Гаррис наносил второй слой сине-зеленых заплаток на уровне второго этажа, он упал с лестницы, сломал себе шею и умер. Конец.
ЗАНАВЕС
Если верить больничному бюллетеню, миссис Хелен Кляйн, девяноста трех лет, умирала. Это было уже третье воспаление легких, которое она перенесла за последние три месяца, и врачи не могли больше ничего для нее сделать. Вот уже много дней она дышала только с кислородной маской, ей внутривенно вводили антибиотики, и, наконец, когда у нее отказало левое легкое, в грудную клетку ей были введены дренажные трубки.
Прошло всего лишь три недели с тех пор, как миссис Кляйн, лежа в этой же самой больничной кровати, шутила со всеми без исключения, кто оказывался поблизости.
— Я не верю в бога, — заявляла она своим твердым хриплым голосом, хотя он и звучал немного тише обычного. — Но если я ошибаюсь, то с радостью отправлюсь в ад.
Ее внучка, которой непосредственно предназначалась данная шутка, совсем не оценила юмора.
— Бабушка, в рай и ад верят только христиане, — произнесла девочка со слезами в голосе.
— Ты ведь не христианка, зачем ты говоришь такие вещи!
Когда ее навестил сын со своей семьей, она спросила у них:
— Вы знаете, почему для рыцарей считалось благородным погибнуть на поле битвы? — Ее убитые горем родственники лишь смиренно качали головой. — Потому что тогда у них не было времени, чтобы испугаться смерти! — объявила больная старая дама.
Родственники кивали и улыбались, стараясь доставить ей удовольствие.
Нет, три недели назад она еще не боялась смерти. Это была всего вторая пневмония за всю ее жизнь, и она упрямо верила, что причина болезни — в антибиотиках, которые ее заставили принимать во время первой пневмонии. Миссис Кляйн никогда не верила таблеткам, а особенно антибиотикам, и никогда не принимала лекарств. Согласившись на лечение в момент слабости, после выздоровления она быстро изменила свое мнение и практически обвинила медицинский персонал больницы в попытке ее отравить…
Теперь все изменилось. Оказавшись на той же самой больничной койке в третий раз в течение трех месяцев, она впервые за десятилетия заплакала. У нее болела каждая косточка, каждый вздох причинял неимоверные страдания — и все же она не могла перестать дышать, — ее телом управляли теперь основные, самые глубинные рефлексы. Ее сознание заволокла дымка, у нее появились видения: в углах комнаты сгущались какие-то тени, подползали к ней, угрожали, хотели схватить. Больше всего на свете ей хотелось теперь уснуть, отдохнуть, но она боялась закрыть глаза, ведь тогда можно совсем не проснуться. И все же, незаметно для себя самой, она время от времени погружалась в некое подобие сна. Большую часть времени ее глаза были закрыты, пульс упал до минимума. Всякий раз, открывая глаза, она видела собственные ступни, накрытые белым одеялом, и думала, что ни на минуту не прекращала смотреть на них.
“Может быть, я их больше никогда не увижу, — думала она. — Я не должна закрывать глаза”, — говорила она себе.
В основном ее мысли вращались вокруг одного и того же: “Я не знаю, что со мною”1 , это была первая строчка стихотворения о любви, которое она сочинила в возрасте тринадцати лет. Стихотворение адресовалось мальчику, прекрасному блондину с голубыми глазами, но, конечно же, он его никогда не получил. Она даже ни разу с ним не заговорила, но ночами подолгу фантазировала о том, каким будет их первый поцелуй и какую длинную интересную жизнь они проживут вместе. Она писала стихи в своем дневнике и посвящала их этому мальчику в надежде, что когда-нибудь он прочтет эти стихи и полюбит ее.
Ах, ничего особенно выдающегося не было в этой строке, но она все вертелась и вертелась в голове, причиняя мучения, вгрызаясь в череп своей двусмысленностью, своей мягкостью от недостатка твердых, решительных согласных.
И стоило теперь миссис Кляйн сделать попытку заговорить со своими родственниками, как именно эта строчка приходила ей на память. Они же не понимали ни слова, окончательно убеждаясь в том, что она уже не осознает реального мира.
“Я не знаю, что со мною, я не знаю, что со мною”, — повторяла она бессмысленно. Она вспоминала детство, ей хотелось плакать, и она не понимала, что и так уже плачет.
“Почему мама говорила, что, когда становишься старше, смерть уже не кажется такой страшной? Сама она боялась, это я помню точно. Или она говорила неправду? Хотела таким способом меня защитить? Мама знала, что пустота поджидает меня за поворотом”, — думала миссис Кляйн, пока сестры мерили ей температуру и делали уколы.
“Они даже не знают моего настоящего имени, — думала миссис Кляйн про своих внуков. Она уже так давно взяла себе имя Хелен, что сама едва ли помнила свое настоящее имя. Кроме того, она была на два года старше, чем указывалось во всех ее официальных документах. Теперь это расстраивало ее. — Надо им сказать, что именно следует написать на моей могиле”, — думала она.
В момент наивысшей ясности, как раз когда у нее отказало левое легкое и врачи стали подключать к ней трубки, она подумала: “Я хочу, чтобы мне снова было тринадцать. Может быть, я умру, и тогда мне снова станет тринадцать, и я буду сочинять посредственные стихи. Может быть, на этот раз я познакомлюсь с мальчиком, у которого такие прекрасные голубые глаза. Может быть, он обратит на меня внимание и влюбится с первого взгляда, а потом подойдет ко мне и скажет…”
В последний момент все, чему она научилась за свою очень долгую жизнь, свелось к способности отодвинуть от себя мысли в пустоте и умереть, погрузившись в вечный мир детских фантазий.
Авторизованный перевод с английского
Любови ШВЕДОВОЙ
1 Здесь и далее в оригинале фраза приводится по-русски.