Опубликовано в журнале Нева, номер 1, 2006
Станислав Федорович Смагин родился в 1975 году в г. Жигулевске. Окончил Санкт-Петербургскую академию медико-социального управления (АМСУ). Психолог-кризисолог, автор ряда публикацйий в специальных изданиях. В “Неве” печатается впервые. Живет в Санкт-Петербурге.
Аддиктивное поведение1
Человеческая жизнь проявляется в поведении и деятельности. Сложное взаимопереплетение этих форм активности часто приводит к тому, что их трудно бывает вычленить и разграничить. Тем не менее существенные их различия очень важны.
Человеку свойственно рассудочное поведение. Это значит, что его поступки, составляющие характер поведения, определяются интеллектуальным “высвечиванием” существующих между предметами связей и отношений.
Многие наши поступки и особенности поведения со временем становятся привычками, то есть автоматическими действиями, автоматизмами. Автоматизируя наши действия, привычка делает движения более точными и свободными. Она уменьшает степень сознательного внимания, с которым совершаются действия. С. Л. Рубинштейн [3] отмечал, что образование привычки означает появление не столько нового умения, сколько нового мотива или тенденции к автоматически выполняемым действиям. Другими словами, привычка — это действие, выполнение которого становится потребностью.
Приобретение привычки с физиологической точки зрения есть не что иное, как образование в мозговых структурах устойчивых нервных связей, отличающихся повышенной готовностью к функционированию. Система таких нервных связей служит основой более или менее сложных форм поведенческих актов, которые И. П. Павлов называл динамическими стереотипами. В комплекс нервных структур, обеспечивающих привычный образ действий, как правило, включаются и механизмы эмоционального реагирования. Они вызывают эмоционально положительные состояния в период реализации привычки и, напротив, рождают отрицательные переживания в обстоятельствах, мешающих ее осуществлению.
Учитывая важное свойство нервной системы легко формировать и закреплять привычки, даже если они являются ненужными или вредными (курение, увлечение спиртными напитками и т. п.), можно смело утверждать, что процесс рассудочного управления привычками есть, по существу, управление поведением. Ведь даже вредные привычки, явно наносящие ущерб здоровью организма, со временем начинают восприниматься как нормальное явление, как нечто необходимое и приятное. И тогда смысл управления поведением заключается в том, чтобы вовремя заметить предпосылки к образованию ненужной или вредной привычки и устранить их, дабы не оказаться у нее в плену.
Руководить привычками, формировать только полезные для развития личности, для здоровья и повседневной деятельности привычки — значит сознательно и целенаправленно совершенствовать стиль своего поведения. Только в этом случае нервная система человека становится его надежным другом, а не врагом.
Человек в значительной степени сам предопределяет свою судьбу, так как реализует свое повседневное поведение через хорошие или дурные привычки, вызывающие соответствующие последствия. В этой связи уместно привести следующее замечание из “Психологии” Джемса: “Ожидающий нас в будущей жизни ад, о котором нас учат богословы, не хуже того ада, который мы сами создаем себе на этом свете, воспитывая свой характер в ложном направлении… Нет такого ничтожного добродетельного или порочного поступка, который не оставил бы в нас своего навеки неизгладимого следа…”
Нормальная жизнедеятельность человека немыслима без определенной степени нервно-психического напряжения. Каждому человеку свойствен свой оптимальный тонус. Поэтому, утверждает Г. Селье [1,2], разным людям требуются определенные и неодинаковые степени стресса. Каждый человек должен изучить себя и найти тот уровень стресса, при котором он чувствует себя наиболее “комфортно”, какое бы занятие он ни избрал. В противном случае может развиться дистресс безделья или дистресс перегрузки. Именно с работой, с повседневной деятельностью бывают связаны состояния стресса — дистресса. И, пожалуй, здесь же кроется причина того, что стресс успеха всегда способствует последующему успеху, тогда как дистресс крушения ведет к дальнейшим неудачам. Специалистам известно, что “стресс рухнувшей надежды” со значительно большей вероятностью, чем стресс от чрезмерной мышечной работы, приводит к заболеваниям. Умственное перенапряжение, неудачи, неуверенность, бесцельное существование — самые вредоносные стрессоры. Стресс — неспецифическая реакция организма на ситуацию, которая требует большей или меньшей функциональной перестройки организма, соответствующей адаптации. Естественная природа стрессовых реакций проявляется в том, что жизнь без стресса немыслима, а “полная свобода от стресса, — как пишет Г. Селье, — означает смерть”[2]. Важно иметь в виду, что любая новая жизненная ситуация вызывает стресс, но далеко не каждая из них бывает критической. Критические состояния переживаются человеком как горе, несчастье, истощение сил и сопровождаются нарушением адаптации, контроля, деструкциями, препятствиями самоактуализации личности.
Человеческая психика — это очень гибкая, приспосабливающаяся, быстро реагирующая, высокоэффективная, самоостанавливающаяся система, обладающая большим запасом прочности и огромными резервами. Но все-таки и у такой замечательной системы есть свои слабые стороны и предельные пороги выносливости. Что если количество стрессоров и их психотравмирующие уровни превысят порог выносливости нервной системы? Что если человек продолжительное время испытывает постоянное давление разнообразных стрессоров и нет ситуации разрешения (то есть наблюдается полиморфный стресс в стадии накопления), она просто невозможна по не зависящим от индивида обстоятельствам? Психика в норме начинает давать сбои, выражающиеся в неадекватном, деструктивном поведении. Затем включаются защитные механизмы психики, ограждающие систему от разрушения. В этой связи депрессию и аутизм можно рассматривать как некую защитную реакцию психики на запредельные уровни воздействия. Что если критическая ситуация воздействует на психику очень длительное время или, например, всю сознательную жизнь индивида и психика практически постоянно находится в фазе защиты от разрушения? В силу отмеченных выше естественных свойств психики автоматически нарабатывать и закреплять стереотипы и формы поведения (привычки) деструктивные формы поведения становятся для человека стилем жизни, основными формами поведения избавиться от которых (несмотря на оптимистические взгляды Г. Селье [1,2], Л.П. Гримак [17] и других уважаемых авторов) крайне сложно для конкретного индивида. В этой связи большое внимание практических психологов [6–7, 8–16 и др.] уделяется проблеме аддикции и аддиктивного поведения. Аддикция и аддиктивное поведение — относительно новые понятия, и на данный момент среди психологов существует множество разногласий в его определении. Например, Ильин Е. П. [4, с. 249] понимает под аддиктивным поведением поведение, обусловленное “вредными привычками подростков и юношей; (от addiction — пагубная привычка. — Прим. Е. П. Ильина [4])” ((addiction — склонность, словарь совр. англ. языка “Promt”. — Прим. авт.)). Конечно же, понятие аддикции и аддиктивного поведения гораздо шире, и, наверное совсем не стоит его причислять к девиантным формам поведения, дискредитируя тем самым и то и другое. Тем более вызывают некоторое недоумение рассуждения Ильина Е. П. о “вредных привычках подростков и юношей”, тогда как в этом возрасте у детей вообще не существует каких-либо стойких психических привязанностей (привычек), а, напротив, происходит тотальная ломка временных (данных родителями и пр.) норм поведения, установок, стереотипов. Действительно, стойкие психические привязанности, привычки появляются гораздо позже, в “зрелом” возрасте, и образуются они на руинах разрушенного ранее и из вновь приобретенного опыта. Также вызывает недоумение причисление Ильиным Е. П. к “вредным привычкам” “злоупотребление алкоголем, наркотиками и различными химическими препаратами”, тогда как алкоголизм, наркомания и токсикомания — это все-таки не привычка, а болезнь, тем паче в таком юном возрасте (подробнее об этом в статье “Аддиктивное поведение подростков”).
Аддиктивное поведение рассматривается большинством авторов, стоявших у начала разработки этой проблематики (Ц. П. Короленко, А. С. Тимофеева, А. Ю. Акопов, К. Chernin и др.) как одна из форм деструктивного (разрушительного) поведения, то есть причиняющего вред человеку и обществу. Аддиктивное поведение выражается в стремлении к уходу от реальности посредством изменения своего психического состояния, что достигается различными способами — фармакологическими (прием веществ, воздействующих на психику) и нефармакологическими (сосредоточение на определенных предметах и активностях, что сопровождается развитием субъективно приятных эмоциональных состояний). Алкоголизм, например, как одна из форм аддиктивных реализаций рассматривается авторами (Ц. П. Короленко, А. С. Тимофеева и др.) как болезнь, к возникновению которой привели аддиктивные формы поведения.
В возникновении аддиктивного поведения имеют значение личностные особенности и характер средовых воздействий. Лица с низкой переносимостью психологически дискомфортных состояний, возникающих в повседневной жизни естественных периодов спада, более подвержены риску появления аддиктивной фиксации. Такой риск также может увеличиваться при встрече с трудными, социально неблагоприятными, психотравмирующими ситуациями как утрата прежних идеалов, разочарование в жизни, распад семьи, потеря работы, социальная изоляция, утрата близких или друзей, резкая смена привычных жизненных стереотипов.
Роль личностного и социального факторов в возникновении деструктивных реализаций отмечалась многими авторами и ранее. A. Adler, например, применял свое учение о комплексе неполноценности для психоаналитического, но освобожденного от сексуальной основы объяснения поведенческого деструктивизма (алкоголизм, наркомания и т. п.), который, по его мнению, развивается у человека из ощущения своей беспомощности и отчужденности от общества. Но он считал, что у алкоголика, например, развивающиеся в нем от того же комплекса ущемленности или ущербности агрессивность, конфликтность, задиристость наиболее заметно проявляются в состоянии опьянения. Так, по сути дела иногда извращенно, понимается симптоматика клинической картины опьянения, этиология которой всецело зависит от патофизиологических закономерностей работы центральной нервной системы человека, находящейся под наркотическим, токсическим воздействием алкоголя. Но, однако, несмотря на то, многими авторами отмечается личностный и социальный фактор как первопричина деструктивного поведения.
Неофрейдисты (K. Horney, E. Fromm и др.) так же, как и Adler, отвергая фрейдовский пансексуализм, объясняют алкоголизм, например, как следствие от отчужденности, одиночества, страха перед окружающей действительностью. К такому объяснению близко подходит и трактовка алкоголизма, которую дают психотерапевты и психиатры (Binswanger, Stransky и др.), строящие свои теоретические воззрения и лечебную практику на философии существования — экзистенциализме или антропологическом анализе, созданном Jaspers, Heideger, Satre. В постсоветской психиатрической школе некоторыми авторами осуждаются подобные воззрения (В. Е. Рожнов, И. В. Стрельчук и др.), некоторыми рафинируются в этом виде, поддерживаются (Н. В. Иванов, Г. С. Беляев, Klumies и др.), но, расходясь даже концептуально-философски, все эти авторы безусловно соглашаются с первопричинами деструктивизма, деструктивных проявлений в поведении.
В настоящее время представляется возможным выделить следующие основные виды аддиктивных реализаций:
1) употребление алкоголя, никотина;
2) употребление веществ, изменяющих психическое состояние, включая наркотики, лекарства, различные яды;
3) участие в азартных играх, включая компьютерные;
4) сексуальное аддиктивное поведение;
5) переедание или голодание;
6) “работоголизм”;
7) телевизор, длительные прослушивания музыки, главным образом основанной на низкочастотных ритмах;
8) политика, религия, сектантство, большой спорт;
9) манипулирование со своей психикой;
10) нездоровое увлечение литературой в стиле “фэнтези”, “дамскими романами” и т. д.
Совершенно естественно, что не все эти виды аддиктивного поведения равнозначны по своему значению и последствиям для человека и общества. Этого иногда не понимают, приравнивая, например, увлеченность рок-музыкой к наркомании. Здесь имеется общее аддиктивное звено, однако это совершенно разные по своему содержанию, развитию и последствиям явления. Наркомания сопровождается интоксикациями, развитием при многих формах физической зависимости, связанной с нарушением обмена, поражением органов и систем. Прослушивание рок-музыки — процесс психологический и зависимость психологическая, причем значительно более мягкая, чем при наркоманиях. Что касается наркоманий, то здесь вообще стоит различать причины, по которым конкретный человек начал употреблять наркотик, и отделить случайные причины (попробовать из банального интереса, не выделяться из коллектива и пр.) от собственно аддиктивной реализации либо реализации психических аномалий.
Как в случаях наркоманий, так токсиманий, алкоголизма и прочих заболеваний, к которым привело деструктивное поведение, аддиктивная реализация следует выделять первопричины, приведшие аддикта к болезненному состоянию. Как, например, социальные факторы, так и личностные (неудовлетворенность собой, сексуальные фрустрации и т. п.) могут привести аддикта в результате реализаций и к алкоголизму, и к наркоманиям, и к булимии. Все зависит от того, что наиболее эффективно действует на аддикта, к чему он соматически, физиологически предрасположен. К булимии, например, или алкоголизму у женщин чаще всего, как отмечается многими авторами, приводят именно сексуальные фрустрации, здесь обнаруживается и некоторая корреляция между первопричинами и формами аддиктивных реализаций.
Уравнивание же различных форм аддиктивного поведения объективно способствует появлению у части общества огульного отрицательного отношения ко всему тому, что выходит за пределы “принятости”, жестких консервативных подходов, не укладывается в рамки той или иной догматической формулы. В результате усиливается поляризация взглядов, возникает чувство протеста, нарастает агрессия, создаются условия, провоцирующие часть лиц к переходу от мягкой, частично контролируемой формы аддиктивного поведения к тяжелой, неконтролируемой.
Во всех случаях развитого аддиктивного поведения мысли заняты способами реализации аддиктивных стремлений, апперцепцией их удовлетворения. Само размышление на эти темы вызывает чувство эмоционального возбуждения, волнения, подъема или релаксации. Таким образом, достигается начало желаемого эмоционального изменения, возникает ощущение контроля над собой и ситуацией, чувство удовлетворенности жизнью. Аддиктивное поведение вначале создает иллюзию решения проблем, спасения от стрессовых ситуаций путем своеобразного бегства, избегания переживания последних. В этой особенности аддикции содержится большой соблазн, хочется идти по пути наименьшего сопротивления. Создается субъективное впечатление, что таким образом, обращаясь к фиксации на каких-то предметах или действиях, можно не думать о своих проблемах, забыть о тревогах, уйти от трудных ситуаций, используя разные варианты аддиктивных реализаций. Отвлечение необходимо каждому человеку. Однако в случае аддиктивного поведения последнее становится стилем жизни, в процессе которого человек оказывается в ловушке постоянного ухода от реальной действительности, от взаимодействия с окружающим.
Аддиктивный подход к разрешению проблемных ситуаций зарождается в глубине психики, он характеризуется установлением эмоциональных отношений, эмоциональных связей не с другими людьми, а с неодушевленным предметом или активностью. Человек нуждается в эмоциональном тепле, интимности, получаемых от других и отдаваемых им. При формировании аддиктивного подхода происходит замена межличностных эмоциональных отношений проекцией эмоций на предметные суррогаты. Лица с аддиктивным поведением стараются реализовать свое стремление к интимности искусственным образом. На сознательном уровне они используют для самозащиты механизм, который называют “мышлением по желанию”. Он заключается в том, что человек, вопреки логике причинно-следственных связей, считает реальным, допускает до себя, до области своих переживаний лишь то, что соответствует его желаниям, содержание мышления при этом в свою очередь подчинено эмоциям, которые у аддикта тоже искусственно обеднены, туннелезированы и, скорее, представляют собой не полноценную эмоциональную картину, а некие “эмоциональные подвижки”. В связи с этим оказывается невозможным или очень трудным убедить человека с развитым аддиктивным поведением в неправильности, опасности его подходов. Разговор с такими людьми происходит в двух плоскостях, которые не соприкасаются друг с другом: логической и эмоциональной. То, что является очевидным в логической плоскости, не влияет на “мышление по желанию” человека с аддиктивным поведением. Например, вы говорите человеку с аддиктивным алкогольным поведением (алкогольному аддикту):
“Нельзя решить что-либо с помощью алкоголя, это иллюзия, самообман, который еще больше осложнит вашу жизнь и приведет к алкоголизму”. Аддикт на формально-логическом уровне соглашается с вами, но это совершенно не отражает его действительную внутреннюю установку, которая остается аддиктивной и продуцирует свою формулу, оправдывающую каждую выпивку в зависимости от привходящих обстоятельств: “чтобы успокоиться, ведь отрицательные эмоции вредны для здоровья”, “чтобы согреться и не заболеть”, “алкоголь защищает от радиации, это всегда надо иметь в виду”, “алкоголь улучшает обмен веществ” и т. д.
Вы говорите женщине с аддиктивным сексуальным поведением (сексуальному аддикту):
“Нельзя вести беспорядочный образ жизни. Это не создаст вам хорошей репутации, не позволит образовать прочных отношений, создать семью. Осложнит вашу жизнь, создаст множество проблем и приведет к одиночеству”. Аддикт внешне соглашается и даже испытывает угрызения совести, но продолжает (иногда с небольшим перерывом) вести прежний образ жизни, всякий раз генерируя новые, веские оправдывающие причины: “это просто необходимо для здоровья, даже врачи настоятельно советуют всем женщинам”, “для поддержания жизненного тонуса”, “чтобы молодо и хорошо выглядеть”, “французский метод похудания”, “изменилось время и отказываться — значит слыть дурой. Все вокруг это делают” и т. д.
Для аддикта типична гедонистическая установка в жизни, то есть стремление к немедленному получению удовольствия любой ценой. Такая установка — это, как правило, продукт неправильного воспитания в детстве либо последствия перенесенных позднее психических травм, либо (что на практике встречается гораздо чаще) компенсаторная реакция психики на разрушительное воздействие ПНС (полиморфный накопленный стресс). Мышление по желанию оправдывает такую установку, не обращается внимание на последствия, которые могут быть неблагоприятными и даже опасными.
Особенности аддиктивного отношения к предметам или активностям могут быть еще лучше понятыми, если продолжить сравнение с характером отношений с предметами в условиях нормы. В обычных ситуациях люди используют те или иные предметы утилитарно, пользуются ими для удобства, комфорта и т. д. Для аддиктов те же предметы, если они включаются в аддиктивное звено, становятся все более значимыми, приобретают “одушевленный” характер, посредством их аддикты удовлетворяют все в большей степени свои эмоциональные потребности. Отношения с предметами, включенными в аддикцию, становятся интимными, эмоциональными. Создается ложное впечатление эмоционального комфорта, стабильности. Здесь мы затрагиваем, с нашей точки зрения, очень глубокий психологический механизм аддиктивного поведения, без которого понимание аддикции оказывается неполным и односторонним: стремление к искусственному изменению психического состояния в рамках аддиктивного поведения может реализоваться, как уже говорилось, не только приемом веществ, изменяющих психическое состояние, не только путем специальных психологических упражнений, прослушиванием ритмической музыки, но и посредством установления болезненной привязанности, проекции эмоций интимности, доверия на предметы, активности, которые сами по себе не являются ни наркотиками, ни психостимулянтами, а лишь обычными повседневными предметами и явлениями.
Таким образом, аддикция выражается в установлении патологических отношений с предметами, в процессе чего изменяется социальная или биологическая функция предмета (активности); например, пища теряет свою основную питательную функцию, становясь средством эмоционального возбуждения; лекарства, применяемые при различных заболеваниях, становятся средством изменения психического состояния, для чего употребляются в больших дозах при отсутствии каких-либо медицинских показаний, и т.п. Например, как отмечается одним игроком: “Я не люблю играть на └холодных” автоматах (на тех, на которых никто не играл / не играет/. — Прим. авт.) … └Теплый” автомат, на котором постоянно играют, — он как живое существо!” Как замечает один из многочисленных, солидарных в этом психологов, работающих с игровыми аддиктами, “они (игроки. — Прим. авт.) └анимируют”, одухотворяют игральные автоматы, столы, рулетки, наделяют их свойствами живого существа!”
В связи с вышеизложенным следует подчеркнуть, что все формы аддиктивного поведения имеют, наряду с общими механизмами, свою специфику, которая, в особенности по отношению к некоторым из них, изучена недостаточно. Это касается, в частности, аддиктивного отношения к еде, переедания и голодания, преимущественно распространенных у женщин. На значение проблемы обращалось внимание в средствах массовой информации и в специальной литературе США. Так, например, в газете “Нью-Йорк Таймс” за 14 июля 1982 года сообщалось, что сверхценное отношение к еде обнаруживается у одной из 250 девушек в возрасте между 16 и 18 годами. “Сан-Франциско Кроникл” за 31 октября 1982 года приводила данные о том, что одна из пяти студенток колледжей страдает булимией. К. Chernin описал случаи, когда женщины, страдавшие перееданием, занимались воровством и проституцией в связи с нехваткой денег для приобретения огромных количеств пищи, такой способ получения средств вполне укладывается в рамки “механичности” восприятия аддикта. В. Friedan установил, что женщины могут использовать пищу как средство избавления от внутренней пустоты, от страха самореализации и психического дискомфорта. В тяжелых случаях измененного восприятия пищи они “уходят из социальной жизни, оставляют обучение, лишаются всех других интересов, кроме проведения дней в пристальном изучении калорийных карт, измерения талии, лодыжек и бедер…”
Эмоциональные отношения с людьми при аддиктивном поведении постепенно все больше нарушаются. Это выражается в уменьшении общительности, в уходе от реальности, в нарастающей изоляции от других людей. Аддикция становится универсальным способом этого бегства от реальной жизни. Довольно часто встречается такой пример аддиктивного поведения, как аддиктивное отношение к домашним животным. Например, при наличии проблем во взаимопонимании родителей и взрослых детей родители переносят всю свою теплоту и заботу на Бобиков и Барсиков, устанавливая с ними интимные отношения, замещая этими милыми тварями то место в жизни, душе и сознании, которое ранее принадлежало детям. Изменение настроения в процессе аддиктивных реализаций создает иллюзию внутреннего благополучия. Используемые в аддиктивном поведении предметы и активности заменяют экзистенциальное человеческое общение. Лица, окружающие аддикта, воспринимаются им как объекты, предметы для манипуляции, что в свою очередь приводит к нарастанию отрицательного отношения к аддиктам со стороны их знакомых и близких и способствует усилению их изоляции в обществе. Весьма распространенным теперь является случай аддиктивной связи с некоторыми видами специальной литературы, “женскими романами”, “мыльной вязью”, книгами в стиле “фэнтези”. Специально направленные, написанные таким образом, чтобы увести читающего от реальности, эти книги становятся для аддикта незаменимым средством реализации деструкций. Внешнее, невинное на первый взгляд, увлечение подобной литературой подчас выливается в весьма серьезные формы психических отклонений. Психиатры порой разводят руками не в силах поставить диагноз пациентке, по средствам своего “увлечения” доведшей себя до серьезных нарушений в социальной ориентации и других клинических проявлений. Психологическая реабилитация такого рода аддиктов крайне затруднена именно по причине оторванности этих пациентов от реальности, как правило, и макро-, и микросоциальные (семья, друзья, дети и т.п.) связи у них разрушены полностью к моменту попадания в стационар. Психиатрами, психологами (С. Смагин, А. Акопов и др.) описан ряд сложных, тяжелых случаев (где в преморбиде безусловно присутствовала некоторая предрасположенность к патологическим проявлениям, клинической симптоматике), но чаще всего встречаются “легкие” случаи, когда социальная дезориентация не несет такого катастрофического характера и аддикт, разрушающий микросоциальные связи, вполне может себя материально обеспечить. Такие люди обычно оставляют работу по специальности, где они уже не могут адекватно участвовать в процессе, и устраиваются на работу, связанную с предметом своей аддиктивности (в организации, торгующие подобной литературой, издательства, выставочные павильоны и т. п.). Причем в финальной своей стадии такого рода аддикты уже не проявляют “алчного” интереса к содержанию произведений, а чаще довольствуются самим наличием огромного числа книг и некоторыми, “избранными”, которые постоянно перечитывают, выделяя наиболее “захватывающие” места.
В психологической практике при работе с аддиктом может создаться впечатление, что в связи с гедонистической установкой, стремлением к удовольствиям, “эгоцентричностью” аддикты, в общем, заботятся о своих интересах, беспокоятся о себе, своем здоровье. Однако отношение аддикта к себе крайне упрощено, обычно подчинено определенной схеме. Очевидно, не случайно, что аддикты в разговорах о своем здоровье часто сравнивают себя с машинами, роботами, к болезням относятся как к механическим дефектам, которые нужно “починить”. Отсюда вытекает их приверженность к “простым” методам лечения, занимающим мало времени, легкая соглашаемость на хирургические вмешательства и т. п. “Механичность” мировосприятия аддикта обусловлена, в первую очередь, глубокими нарушениями в звене внешнее / внутреннее. Это в большинстве случаев еще не патос, но уже, безусловно, и не норма. Некое приграничное состояние, которое порождается аддиктивностью и, включаясь в аддиктивное звено, еще более заглубляет картину происходящего с аддиктом. Мир, его внешние соприкосновения воспринимаются аддиктом иррационально и поверхностно. Ориентированные на аддиктивную форму гедонистических реализаций, они, аддикты, словно отторгают от себя окружающее, дистанцируются от него, от всего, что так или иначе не связано с аддиктивной реализацией. Аддикт относится к окружающему, как, например, мы относимся к холодильнику, поставляющему продукты питания, удовлетворяющие чувство голода. Наиболее ярко, может быть, аддиктивное восприятие проявляется в специфической реакции аддикта на “неблагоприятные” воздействия окружающего: “Дали в ухо — было больно. Прикольно — полчаса звенело, теперь не замечаю, что один наушник моего плеера хрипит!”, “Мне плюнули в лицо — было мокро! Поплыла вся косметика, пришлось перекрашиваться”, и т. п., стремясь уйти, изолироваться от всего “мешающего”, аддикт при соприкосновении с “негативностью” иррационально находит и в том некий “позитив” в приложении к своей реализации. “Даже хорошо, что теперь одно ухо плохо слышит — не мешает прежний хрип в наушнике слушать музыку” и т. п. Здесь видно, как аддикт защищает свой внутренний мир от проникновения “негативного” из окружающей среды.
Образ жизни аддикта в целом может рассматриваться как прямая противоположность тому, что принято называть “здоровым образом жизни”. Происходит игнорирование санитарно-гигиенических правил, забот о своем здоровье и здоровье своих близких. Короленко Ц. П., Донских Т. А. наблюдали, например, женщин с такой формой аддиктивного поведения, как курение. Эти женщины курили практически все время бодрствования лишь с небольшими перерывами, не обращая внимания на то, как к этому относятся сотрудники по работе, знакомые, члены их семей. Все они были хорошо осведомлены о вреде курения, располагали современной информацией о токсичности никотина, о том, что курение значительно повышает риск развития рака легких, и др. Однако все это не изменяло их поведение. Всегда находились оправдания: “Со мной ничего не произойдет, так как я уже к курению адаптировалась, а если брошу, то тогда адаптация нарушится и я сразу же чем-нибудь серьезным заболею”; “Жить в обстановке постоянного стресса и не снимать его невозможно”; “Курение предохраняет меня от невроза, гипертонии, я это интуитивно чувствую”. На вопрос к одной женщине, не беспокоит ли ее то, что в накуренной квартире постоянно находится и пассивно “курит” ее несовершеннолетний сын, она ответила: “Он много гуляет на улице, я часто проветриваю квартиру, и, вообще, нельзя ребенка держать под стеклянным колпаком”. Эту женщину не останавливало даже то обстоятельство, что у нее в семье были случаи тяжелых заболеваний, связанных с курением, и что ей самой по состоянию здоровья врачи запретили курить. Короленко Ц. П., Донских Т. А, например, наблюдался также научный сотрудник (специалист в области психиатрии), который на вопросы, связанные с курением, отвечал следующим образом: “Я знаю обо всех этих исследованиях в отношении курения и его последствий, но все это, поверьте, крайне преувеличено, не учитываются хорошие современные фильтры. Наши сорта табака по сравнению с американскими значительно менее вредны. Курение успокаивает, снимает напряжение и предохраняет от развития психосоматических болезней, которые сейчас являются наиболее распространенными”.
Хорошо известно явление, когда курящие люди оправдывают свое поведение желанием похудеть, “быть в норме”, приводя многочисленные примеры из собственной практики и наблюдений. Такие аддикты обычно говорят: “Вот однажды я бросил курить и сразу же очень сильно располнел, появился живот и т. д. А когда начал курить вновь, мой вес пришел в норму” и т.п. На этом примере хорошо видно, как происходит замена одной аддиктивной формы (курения) на другую (переедание, обжорство) и возврат к более привычной, более действенной форме аддикции с использованием найденных укрепительных мотиваций.
Одна из особенностей аддиктивного поведения связана с понятиями постоянства и предсказуемости. Как известно, обычные межличностные отношения характеризуются динамикой, в процессе контактов происходит обмен мнениями, взаимное обогащение, усвоение опыта. Человек встречается с новыми ситуациями, подходами, что стимулирует его развитие. Аддиктивные отношения с предметами-суррогатами лишены этих динамических особенностей, имеет место фиксация на заранее предсказуемой эмоции, которая достигается стереотипным способом. Таким образом, отношения аддиктивного типа оказываются сравнительно стабильными и предсказуемыми. Однако эта стабильность и предсказуемость содержит в себе что-то мертвое, застывшее, задерживающее развитие человеческой личности.
Для лиц с аддиктивным поведением характерна иллюзия контроля своих аддиктивных реализаций. Аддикты убеждают других, и прежде всего самих себя, в том, что в любое время они, с одной стороны, могут, прибегая к аддиктивному уходу, снять напряжение, забыть о неприятностях, с другой — при желании прекратить аддиктивную реализацию. Нередко в стратегию аддиктивного поведения включаются защитные проекционные механизмы, когда проблему идентифицируют где угодно — в неудачном браке, конфликтах на производстве, кризисе в стране и др., но только не в самом аддиктивном поведении.
Важной особенностью аддиктивного поведения является возможность легкого перехода от одной формы аддикции к другой, от одного аддиктивного объекта к другому, с сохранением при этом основных аддиктивных механизмов, переход от одной формы аддиктивного поведения к другим может быть малозаметным и восприниматься как “выздоровление”: например, прекращение алкоголизации и замена ее “работоголизмом” со свойственными ему сложными проблемами, которые до настоящего времени полностью выпадали из поля зрения психиатрии в нашей стране. Непонимание сущности аддиктивной проблемы представляет значительно большую опасность и может приводить к серьезным отрицательным последствиям для человека и общества. Примером подобного подхода, отмечает Ц. П. Короленко и др., явились антиалкогольные постановления, принятые в СССР в 1985 году. В их основу были положены простые формулы: причина роста алкоголизма в стране — наличие алкоголя, его изготовление и продажа; решение алкогольной проблемы заключается в запрете, как можно более скором исключении алкоголя из сферы производства и продажи; после исчезновения алкоголя исчезнут многие социальные проблемы, наступит полное оздоровление общества. В этом контексте совершенно не учитывался вторичный характер алкогольной проблемы, лежащие в ее основе аддиктивные механизмы и социально-психологические факторы, способствующие их возникновению в популяции. Еще в 1985 году Короленко Ц. П., Донских Т. А. обратили внимание на бесперспективность попыток решить проблему алкоголизма посредством введения “сухого” или “полусухого” закона, ссылаясь, в частности, на отрицательный опыт ряда стран, в том числе США (1920–1932), России и СССР (1914–1925), Польши (1981–1983) и др. В дальнейшем, на основе анализа результатов реализации противоалкогольных постановлений, было показано, что нарастание отрицательных последствий (рост самогоноварения, токсико- и наркомании, организованной преступности, экономическая дестабилизация) включает как изменение характера алкогольной аддикции, так и ее замену более злокачественными формами аддиктивного поведения.
Проводимые, например, исследования аддиктивного поведения с 1988 года Энкориджским университетом США, позволили установить значение ряда факторов, усиливающих риск развития отдельных форм аддиктивного поведения: климато-метеорологические условия, сезонность, организационные влияния, способствующие развитию аддиктивных подходов в коллективах, роль фактора созависимости. Был проведен анализ, показавший наличие общих механизмов и специфики формирования аддикции в различных культурах.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Остановимся в заключение на основных этапах развития аддиктивного поведения. К ним относятся: “точка кристаллизации”, становление аддиктивного ритма, формирование аддикции как интегральной части личности, полное доминирование аддиктивного поведения.
“Точка кристаллизации” появляется в связи с переживанием интенсивной положительной эмоции (или устранением отрицательной) при определенном действии. Возникает понимание, что существует способ, вид активности, с помощью которого можно сравнительно легко изменить свое психическое состояние.
Аддиктивный ритм выражается в установлении определенной последовательности прибегания к средствам аддикции. Этот ритм коррелирует вначале с жизненными затруднениями и определяется порогом их переносимости. Имеет место внутренняя борьба, осцилляция между естественным и аддиктивным стилями жизни.
Постепенно аддиктивный стиль вытесняет естественный и становится интегральной частью личности, методом выбора при встрече с реальными требованиями жизни. В этом периоде в ситуациях повышенного контроля, особой ответственности какая-то форма аддиктивного поведения может временно не проявляться. Однако этот блок остается в психике, и всегда возможно легкое возвращение на рельсы аддиктивного ритма. Как, например, отмечает один из “заядлых” игроков: “Я много раз бросал, └лечился” (проходил курс психотерапии. — Прим. авт.), однажды не играл почти три года, но однажды шли с друзьями, выпили, по дороге попался игральный зал — и завертелось!”.
Здесь мы видим и пример “компенсации” алкоголем в попытке уйти от игровой аддикции, и возврат к “укоренившейся” форме аддиктивного поведения / реализации.
Действительно, следует учитывать и вероятность перехода аддикта на новую форму аддикции. В литературе часто пользуются термином “сухой алкоголик” по отношению к алкогольным аддиктам, прекратившим употребление алкоголя, но сохранившим аддиктивную структуру личности, что выражается, прежде всего, в характере межличностных отношений, отсутствии эмоционального контакта, сопереживания, тенденции к демагогическим, резонерским (резонерство само по себе является формой аддиктивного поведения) рассуждениям, нравоучениям лозунгового содержания. Увлечение отдельными формами деятельности может носить объективно полезный характер, однако всегда выступает отсутствие тонких дифференцировок, страх перед обычными человеческими отношениями.
На этапе полного доминирования аддиктивного поведения последнее полностью определяет стиль жизни, отношения с окружающими. Оно функционирует как самообеспечивающаяся система, человек погружается в аддикцию, отчуждается от общества. Сами аддиктивные реализации не приносят прежнего удовлетворения, контакты с людьми крайне затруднены не только на глубинно-психологическом, но и на социальном уровне, одиночество становится центральной проблемой. Преобладают подавленность, сниженное настроение, апатия. Приведенная динамика имеет свою специфику при разных формах аддиктивного поведения. Например, как отмечает один наблюдательный владелец игрового бизнеса, “….└запавшему”, └втянутому” игроку уже недостаточно выигрывать, получить выигрыш (для получения удовлетворения. — Прим. авт.), ему нужно проиграть! Выигрыш его уже └не греет”, └не торкает” (не приносит экстатических переживаний. — Прим. авт.)”. Это действительно так, этот феномен красноречиво свидетельствует о разрушительной силе аддикции, о ее процессуальности, о извращенной природе действенности. Действительно, игроки, желающие легким способом обогатиться, идущие с “электрошокером” к автомату, желая его повредить и получить выигрыш, как правило, “закоренелыми” не становятся; опробовав те или иные приемы “незаконного” получения выигрыша, они, как правило, скоро разочаровываются и оставляют этот род деятельности. “Настоящих” игроков в этой форме деструктивной деятельности привлекает именно процессуальность, щекочущая нервы проигрышность становится для них более действенным возбудителем, чем выигрыш.
Также стоит отметить и роль аддикции, аддиктивного поведения в развитии и последующей манифестации уже более серьезных, патологических отклонений в психике. Безусловно, как отмечалось выше, в преморбиде подобных случаев непременно обнаруживается продуктивное звено, предрасположенности и т. п. Но такого рода условия, как известно, проявляют себя не обязательно, для развития, манифестации, обнаружения в клинической симтоматике для них нужен некий “спусковой крючок”, провоцирующий фактор / явление, которым и становится аддиктивное поведение, аддиктивные реализации. Следует также еще раз подчеркнуть, что не всегда к таким интоксикологическим заболеваниям, как алкоголизм и наркомании, например, приводят аддиктивные причины/факторы. Но при “особом упорстве”, нерезультативности при проведении психокоррекции в подобных случаях всегда следует обратить внимание на возможные аддиктивные причины в возникновении отклонений.
Также видится важным учитывать в психологической практике роль аддикции, аддиктивного поведения при проведении диагностических мероприятий и психокоррекций. Представляется интересным и социодинамический подход в психиатрии, разрабатываемый Ц. П. Короленко и его коллегами. Возможна его применимость и в психологической практике.
1Англ. addictive — захватывающее (поведение) лат. addictus — слепо преданный, полностью, пристрастившийся к чему-либо, обреченный, порабощенный, целиком подчинившийся кому-либо.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Селье Г. Стресс жизни. Минск: Харвест, 1999.
2. Селье Г. Стресс без болезней. СПб.: Лейла, 1994.
3. Василюк. Е. Психология переживания. М., 1984.
4. Ильин Е. П. Мотивация и мотивы. СПб.: Питер, 2000.
5. Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. М. Изд-во АН СССР, 1959.
6. Акопов А. Ю. Безумие здоровых в больном обществе / Невский врачебный вестник. 2000. № 5.
7. Акопов А. Ю. Игра в жизнь. СПб.: Политехника, 1999.
8. Короленко Ц. П., Тимофеева А. С. Корни алкоголизма: Новосибирск. книжн. изд-во, 1986.
9. Короленко Ц. П., Донских Т. А. Не упрощая ситуацию / Сибирские огни. 1988. № 12.
10. Короленко Ц. П., Донских Т. А. Семь путей к катастрофе. Деструктивные формы поведения в современном мире. Новосибирск: Наука, 1990.
11. Chernin К. The hungry self. Women, eating, identity. Harper Row, 1986.
12. Friedan В. The feminine mystique. New York: Dell, 1974.
13. Korolenko С. P. The peculiarities of alcoholism in the north. Circum-polar health 87, Umea Sweden, 1987.
14. Korolenko С. P. Alkohol problems in conditions of the north. Cir-cumpolar health 87, Umea. Sweden, 1987.
15. Korolenko С. P., Bochkareva N. L. Donskih T. A. Addictive behavior in conditions of the north. 8th International Congress on Circumpolar health. Yukon, Whitehorse. 1990.
16. Segal В., Korolenko С. The study of addictive behavior in Alaska and Siberia. A review of a cooperative relationship and implications for research in circumpolar nation. 8th International Congress on Circumpolar health. Yukon. Whithehorse. 1999
17. Гримак Л. П. Резервы человеческой психики. М.: Политиздат, 1987.
18. Смагин С. Ф. Аддикция, аддиктивное поведение, СПб.: МИПУ, 2000.
19. Смагин С. Ф. Полиморфный накопленный стресс, СПб.: МИПУ, 2001.
20. Смагин С. Ф. Морфология критической ситуации, СПб.: АМСУ, 2002.
21. Смагин С. Ф. Социально-психологические аспекты критической ситуации, СПб.: АМСУ, 2002.
22. Руководство по психотерапии / Под ред. В. Е. Рожнова. Т.: Медицина, 1985.
23. Freud S., Collected papers. London. 1953.
24. Юнг К. Г. Критика психоанализа, СПб., ГААП, 2000.
25. Психология человеческой агрессивности / Составитель Сельченок К. В. Мн.: Харвест. 1999.
26. Психология социальных ситуаций / Составитель Гришина Н. В. СПб.: Питер, 2001.
27. Психические состояния / Составитель Куликов Л. В. СПб.: Питер, 2000.
28. Бабаян Э. А., Гонопольский М. Х. Наркология, М.: Медицина, 1990.
29. Лужников Е. А. Клиническая токсикология. М.: Медицина, 1994.
30. Балабанова Л. М. Судебная патопсихология. Д.: Сталкер, 1998.
31. Ганнушкин П. Б. Клиника психопатий. Н. Новгород: НГМА, 2000.
32. Бодров В. А. Информационный стресс. М.: ПЕР СЭ, 2000.
33. Зимбадо Ф., Ляйппе М. Социальное влияние. СПб: Питер, 2000.
34. Морозов Г. В., Шумский Н. Г. Введение в клиническую психиатрию. Н. Новгород: НГМА, 1998.
35. Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В. Социодинамическая психиатрия.
36. Ярмыш А. Н., Соболев В. А., Сердюк А. А. Политико-правовая и методологическая основа профилактики аддиктивного поведения в Украине и Харьковском регионе // Молодежь и наркотики (социология наркотизма) / Под ред. В. А. Соболева, И. П. Рущенко. Харьков: Торсинг, 2000. С. 272–292.
37. Короленко Ц. П. Работоголизм — респектабельная форма аддиктивного поведения. Обозр. психиат. и мед. психол. 1993/4. С. 17–29.
38. Короленко Ц.П. Аддиктивное поведение. Общая характеристика и закономерности развития. — Обозр. психиат. и мед. психол. 1991/1. С. 8–15.
39. Линский И. В., Кузьминов В. Н. Аналгетики и проблема аддиктивного поведения // Л╗ки України. 2004. № 9.