Стихи
Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2005
Сегодня мы представляем стихотворный цикл из новой книги поэта Сергея Пахомова. Сергей Станиславович Пахомов родился в 1964 году в Ленинграде. Окончил Литературный институт им А. М. Горького. Печатался в журналах «Нева», «Новый мир», «Волга» и других. Автор двух поэтических книг: «Затмение листьев» и «По обе стороны дороги». Член Союза писателей. Живет в Санкт-Петербурге.
* * *
В тишине этой редкой
В середине зимы
Только птицы на ветках
Просят зерна взаймы.
Одиноко сутулясь,
Как обычно одна,
Вдоль застенчивых улиц
Тихо бродит луна.
Лишь туман как томленье
Подуставшей воды…
Да холодное жженье
Запоздалой звезды.
Я в такую погоду
Никуда не пойду,
Ни по свет, ни по воду,
Ни по церковь к Христу.
Для крещенья, касатик,
Выбрал зябкие дни,
Просидят на полатях
Христиане твои.
* * *
Сегодня спятил рак
И свистнул на горе,
И заяц не русак,
И осень во дворе.
А там, где крах миров,
И там, где сверк небес,
Встают - незримый кров
И несказанный лес.
Прости меня, вовек
Я не желаю зла,
Жалею только снег,
Сгорающий дотла.
Сжимаю только кровь
В кромешном кулаке,
Когда держу любовь,
Как пса на поводке.
* * *
Не так, как бывает обычно
Весною, когда журавли
Окрестную Вологду зычно
Заставят подняться с земли.
Не так, как бывает зимою,
Чуть крепкий ударит мороз,
Угаснет с последней водою
Земное движение звезд.
Ни летом, ни осенью гулкой
Уже не мерещатся мне
Скупые шаги в закоулке,
Шараханье шторы в окне.
Одна мимолетная память
Торопит избыточный час,
Который назначен не нами,
Но ясно назначен для нас.
Ты волен его не заметить,
И лишь по прошествии лет
Душе удается отметить
Какой-то остаточный свет.
Тогда и гадаешь на гуще:
Куда тебе - в рай или в ад?
А час был однажды отпущен,
И рай был, и ад был, и сад.
* * *
Не горит свеча Господня,
Не горят в дому огни,
Начались для нас сегодня
Нескончаемые дни.
А там, где все же кончается день, -
Тень.
Не ходи, Господь, с повинной
К сытым людям никогда,
Реет сумрак над равниной,
Рдеет ржавая звезда.
Там, где небо сходит на нет, -
Свет.
Бродит ветер козлоногий
Злую душу потрясти -
Не ходи, Господь, к убогим
И к голодным не ходи.
Здесь, где стоят в переулке дома, -
Тьма.
Видишь - церковка над бездной,
Колокольный слышен бой,
Обходи ее, болезный,
Тридевятой стороной.
Потому что со всех тридесятых сторон -
Стон.
То ли будет в воскресенье,
Если снега наметет,
Не пошлет Господь спасенья,
Воскресенья не пошлет.
Там, где по полю прошел человек, -
Снег.
Утром ангелы порхают,
Ночью демоны парят.
Ничего не отрицают,
Ничего не говорят.
Что делать, если земля из-под ног,
Бог?
* * *
Дождь осыпается на землю
Речитативом майских гроз,
Ползет по вымокшему стеблю
Лягушка, мокрая до слез.
…Два водомера, жук-плавунчик,
Три непонятных паука -
Кромешный рай, едва наскучит -
Глаза открою. А пока
Судак очами слюдяными
Глядит в упор на червяка,
Деревья ветками седыми
Напоминают облака.
Когда крестьяне пашут поле,
Когда овца кромсает луг,
Скажи, какой еще неволе
Ты подчинил бы свой досуг?
Неволе - жить, неволе - видеть,
Как дни уходят в никуда.
Как просто женщину обидеть,
Как просто сгинуть без следа.
В борьбе привычных самомнений,
Эгоистических начал,
Как мелкий тать, как некий гений,
Ты много Богу обещал.
Над обещаньями не властен,
Лишь подтвердил один закон:
Душа расколота на части -
Армагеддон.
* * *
Я прожил странные мгновенья,
Их назначение темно,
Когда душа в оцепененье
Морозным вечером в стекло,
Как замерзающая птица,
Стучит и падает на снег…
Я также мерз, я тоже бился
И… умирал, как человек.
Я умирал - птенец, стрижонок,
Холодной льдинкой прозвеня,
Пускай Дюймовочка, ребенок
Укроет мертвого меня
Листом акации, сирени,
Пучком какой-нибудь травы…
Я прожил странные мгновенья…
Увы…
* * *
Не умереть бы киоскером,
Книгопродавцем незаметным,
Тщедушным старикашкой хворым,
Передавальщиком газетным.
Не умереть бы землепашцем,
Мужланом с бычьими глазами
Там, где пласты земли вчерашней
Клубятся тихо под ногами.
Не умереть бы разночинцем,
Властителем, простолюдином,
Ни под ржавеющей овчиной,
Ни под солидным балдахином.
Поэтом вымолен у Бога
Сиюминутный выбор смерти,
Все остальное - жизнь, дорога,
Стихи в безадресном конверте.
* * *
Сатанеет паводок, степь горит,
Ополчилось солнце на мои снега,
Обретает небо эксклюзивный вид,
В небе обретаются облака.
Что себе позволишь? Пей да ешь.
Над речной излукою жги костры.
Листья распускаются - их мятеж
Тенью опускается на дворы.
Баба у колодца перельет ведро,
Проскрипи телегою - да не в такт,
В печке осыпаются полвязанки дров,
Вяленою рыбою шелестит чердак.
А моя подруженька - мочи нет!
В городской больнице рвет бинты,
Тявкают дворняги на чеченский след,
Только смыты паводком все следы.
Есть на поле заячьи, чьи еще?
Вот мои вчерашние сапоги,
Вот следы соседские, ё-моё,
Третий месяц шастает без ноги.
Привезли соседа из далеких мест,
Рассказал соседушка про Кавказ,
Защищал соседушка, но не Брест,
Защитил соседушка, но не нас.
Потому и нету на нем креста,
Потому и степь огнем залита,
Потому и мать головой седа,
Потому и правда теперь не та.
АКТЕР
Когда луна в своих нокшатрах 1
Осточертеет до мозгов,
Зову в глуши амфитеатров
Чужих языческих богов.
И, увлекаемый игрою,
С гримасой на лице,
Я струны каторжные строю
И жму иголки на венце.
Я рву туники, пью цикуту,
Я изгаляюсь, как хочу…
Под маской каверзного плута
Сам над собою хохочу.
И под предлогом вдохновенья,
Крутя привычные волчки,
Я изрыгаю песнопенья
И ширю жуткие зрачки.
И вот, напуганные мною,
Рыдают зрители подряд,
Мне рукоплещут, как герою,
И "Бис!", как пьяные, вопят.
Я за кулисами стираю
Грим с посеревшего лица
И никогда не понимаю
Того, что делал, до конца.
… Гербарий роз на край могилы,
Прощальный сброд друзей, подруг,
Я отдал все… Остались силы
Лишь на успокоенье рук.
* * *
Обозы звезд мерещатся реке,
Река сокрыта каторжными льдами,
Как дряхлый пес, ручей на поводке
Срывается тяжелыми рывками
В глухую полночь - та озарена
Сияньем осени, последняя телега
Обозов звезд старухой у окна
Чуть дрогнула и встала для ночлега.
Мы - скрытое дыхание воды
На том еще, еще на этом свете,
Нас обручами сдавливают льды,
Нас цепко держит вечность на примете.
Мы - тени обескровленных берез,
Мы - злые зерна выбитых колосьев,
По наши души здесь обозы звезд,
Сверкающие дугами полозьев.
Мы сядем в них… печаль недалека,
Пути Господни все исповедимы.
Дрожит и обрывается рука
В холодной панораме пантомимы.
Мы - дети неродившихся отцов,
Нам ни к чему ни плакать, ни креститься,
Не глядя в лица новых пришлецов,
Берут поводья темные возницы.
* * *
Я третий в десятом ряду
Большой македонской фаланги,
Мой сон, словно небо с изнанки,
Похож на блужданье в аду.
Меняется небо и ад:
Я - викинг, в пучину смотрящий,
И бой кораблю предстоящий
Листает мгновенья назад…
Тюки, раскаленная степь,
В колчане шипящие стрелы,
Монголом, обритым на треть,
Скачу за чужие пределы…
Убит или полуубит…
Вдоль брустверов Аустерлица
Мой плащ безымянный скользит,
Наброшен на русские лица.
Едва успеваю понять,
Что все это, нет, не со мною.
Фаланга качается вспять,
Эскадра готовится к бою.
Война, как бы я ни хотел,
Людей разбивает на числа,
Среди человеческих дел
Одна не лишенная смысла…
Я чувствую, что обречен
Пройти этот путь неизменный
И выжечь огнем и мечом
Все темные пятна вселенной.
* * *
Оседлый табор - к выжженной горе…
Я свиток журавлей прочел и сразу вычел
Тех, кто со мной остался в октябре
На берегах прекраснейшей из Вычегд.
Скитаясь в закоулках старины
Страны, исписанной как новгородский
берест,
Я вычел всех, кто не пришел с войны,
Я вычел тех, кто не сошел на берег.
Я вычитал, - роилась пустота -
Друзей, подруг, врагов окаменевших,
Сама собою вычелась мечта
Из наших душ - заблудших, огрубевших.
Затем любовь - наотмашь, набекрень
Склонилась изгородь, пролили ведра воду,
Навылет вычитался каждый день,
Сквозные тучи шли по небосводу.
Когда я вычитания сложил,
Смешная смерть явилась на пороге,
Кровь вычелась из вылуженных жил,
В полях исчезли рваные дороги…
Легко и тихо вычелась душа
И, скорчившись от боли безобразно,
Рванула, отбивая антраша,
Размыв крыла почти крестообразно…
* * *
Тяжелых туч летейские поля,
Вселенная на грани заточенья,
Разливы рек, размытая земля,
Ни вымысла и ни предназначенья.
Кому теперь любовь
принадлежит
Той женщины, которой я не вижу,
Пустынный взгляд, потусторонний вид,
Двойная ель как воткнутые лыжи
В зыбучий снег… Сочельник и досуг.
Качанье у кирпичного камина.
Я без друзей. Мария без подруг,
Французские значительные вина.
Вся злая жизнь моя в ее теперь руках,
В ее глазах, в ее бессмертных душах,
Как сердце мне охватывает страх,
Так паводком затапливает сушу.
Любовь мертва, особенно весной
В душе того, кто пережил так много…
Я без друзей. Мария не со мной…
В тумане - шпиль. Адмиралтейство стога.
* * *
Когда исчезнет звездный свет
И солнце скроется в тумане,
Когда из тысячи планет
Одной-единственной не станет,
Отяжелевшие снега
Сойдут на нет на косогоре,
И полноводная река
Водою не наполнит море,
И в полусумраке лесов
На эхо не ответит голос,
И, рухнув, как стальной засов,
Уйдет обратно в землю колос;
Заслюдевая и горя,
Листва деревьев не покинет.
И вниз покатится заря…
И тьма возвысится…
Отныне…
Верь - что умер я,
Не плачь - я слезы не услышу.
Мне пухом черная земля,
Мой реквием - твой голос свыше.
* * *
В конце дождя становится жестоким
Милейший лес, дрожащий и скупой,
Поля щетинятся останками осоки,
Гудят стога нестройною толпой.
Предзимье - это благо для природы.
Вся обнаженность сгинет без следа,
Оцепенеют каторжные воды,
На дне пруда очутится звезда.
Земля уснет, уснет неотвратимо,
Погаснут близлежащие огни,
И Млечный Путь, как посох пилигрима,
Останется на избранном пути.
* * *
Вечер зимний и темный - ни иголки,
ни зги,
Средь сыпучей поземки шелест
звездной лузги,
На вершине утеса недостроенный тес,
Стынет жадное плесо в небывалый мороз.
На полях неуклюжий след крестьянских
саней,
Не напиться из лужи, не набить глухарей…
Лишь луна одинока, невозможно одна,
Как Господнее око на иконе окна.
ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА
Страдает лето от бессонниц,
От шелушения осин,
Со мной работали - эстонец
И обрусевший армянин.
Мы заготавливали сено,
Чтоб заработать на билет,
Нас повариха Магдалена
Кормила щами на обед.
Нам оставалось два-три луга
Сложить в заброшенный овин,
Не обошлись бы друг без друга -
Эстонец, русский, армянин.
Прощаясь, пили без азарта
И жали руки невпопад:
"Послушай, э, зачем нам Тарту,
Ты в Ереван поедешь, брат,
Где замечательные вина,
А девушки какие, джан…"
И, соглашаясь с армянином,
Я взял билет на Ереван.
С тех пор, как нет ни Еревана,
Ни Тарту нету, ни Одесс…
Я белорусочку Оксану
Люблю из прочих стюардесс.
* * *
Стать бы белой сиренью
И стоять под окном.
Стать бы Разиным Стенькой
И махать топором.
Стать бы чьей-нибудь раной
И не кровоточить,
Встать бы утром нерано,
Чтобы ног не мочить
О росу, о поземку,
Об изнанку листвы,
Да набить бы котомку,
Тем, что бросите вы.
Босым странником нищим
Стать, скулить перестать,
Как собака о пище,
Слышишь, родина-мать?
Только мама не слышит -
Глуховата, стара,
Стать бы чуточку выше,
Стать бы сердцем костра.
И, по самое горло
Нахватавшись небес,
Стать бы сильным и гордым,
Стать бы добрым, как лес.
* * *
Давным-давно я слышу темный скрип,
Телега осени, крестьянская недоля,
Морозный утренник, случайный
белый гриб,
Усталое, седеющее поле.
В деревне прозябать невмоготу,
Бездарно притворяясь селянином,
Закапывать, как зерна в борозду,
Мгновенья участи, тяжелой и недлинной.
Немотствовать под бременем земли
Среди картин, холодных и прекрасных:
Морозный утренник, грибочки, журавли…
Великие, но тихие соблазны.
Влюбиться в девушку и скромно
окружить
Себя семьей, заботой по хозяйству,
А можно пить, бродяжить, ворожить,
Плевать в лицо уездному начальству.
До той поры, когда из темноты,
Над жизнью потешаясь здешней, сучьей,
Исчадья поздней осени - сады -
Оскалят окровавленные сучья.