Опубликовано в журнале Нева, номер 7, 2005
Николай Гумилев: жизнь после жизни
Валерий Шубинский. Николай Гумилев. Жизнь поэта. СПб.: Вита нова, 2004, т. 2000 экз.
Книги петербургского издательства “Вита нова”, воскрешающие в памяти столетней давности именование “роскошное издание”, — праздник для библиомана даже на фоне нынешнего, достаточно широкого выбора с нередкими книгоиздательскими претензиями на подарочность. Но, как говорится, то, да не то. А вот у “Вита нова” отчего-то всегда то. Здесь книга не то чтобы произведение искусства, место которому разве что за стеклом дорогого книжного шкафа из натурального массива, но всякое издание до такой степени гармонично во всех отношениях, что не сказать об этом отдельно просто невозможно, если не преступно. Пропорции книги, материалы и дизайн, иллюстрации, соотношение шрифтового и белых полей, сам шрифт — все безупречно и все напоминает о, казалось бы, уже архаичном понятии “культура книгоиздания”.
Таков и “Николай Гумилев” Валерия Шубинского. Красивый “кожаный” корешок с переплетной полосой, “мраморный” переплет, золотое тиснение надписей и уместного декора с “живым” фотопортретом поэта на обложке и даже (невольно вспомнишь одесского гимназиста Петю Бачея с его страстью к изящной школярской канцелярщине) золотая ленточка закладки! Семисотстраничный труд известного петербургского критика и историка литературы, жанр которого не сразу и определишь. Что это? Литературоведческое исследование? Тогда где цеховой жаргон с бесконечными “дискурсами”, “парадигмами” и прочей обязательной маркировкой профессии? И потом — слишком блестящий стиль и слишком увлекательно для труда такого рода: ни малейшего намека на непременно предполагаемую научную скуку и скелетную сухость изложения. Романизированная биография? Тоже нет. Слишком уважительно автор обращается с документальными материалами, не позволяя себе никаких безосновательных полетов фантазии и красивых домыслов. Популярное издание? Извините! Достаточно взглянуть на раздел “Библиография” с его ста пятьюдесятью позициями, из которых пять — электронных, и на благодарственный список в “Предисловии” (не поленилась пересчитать — двадцать семь имен), и невольно вспомнится исчезающее из нынешнего обихода слово “основательность”. Как удалось Валерию Игоревичу за полтора года (именно этот срок простодушно назвал на презентации автор в ответ на вопрос о времени работы над книгой, естественно, вызвав своим невинным признанием негодование литературоведческого сообщества), обработав несметное количество материала, идя строгим путем исследователя, написать по-настоящему художественный, интересный и фактически, и стилистически, и, главное, свежий текст? И о ком? О Гумилеве. О пресловутом “серебряном” веке, на котором, как кажется, ни одного живого места не осталось, ни одной живой детали — все растащено и обмусолено многочисленной армией исследователей, сравнимой разве что с армией пушкинистов.
А получилась в результате, уж извините за невольный плагиат-трюизм, энциклопедия русской жизни (с небольшим экскурсом в африканскую и европейскую, а как без этого у Гумилева?), охватывающая период земной жизни Николая Степановича. Неторопливо и подробно, давая биографическую и неотделимую от нее творческую канву судьбы поэта, автор попутно рассказывает нам и о системе российского гимназического образования в конце ХIХ века (уверяю вас, неспециалист, то бишь обычный читатель, обнаружит там массу любопытного и неожиданного для себя, разрушающего невесть откуда взявшиеся стереотипы), и о студенческой и богемной жизни Парижа начала ХХ века, куда было ринулся Гумилев изучать оккультные науки, и об истории Абиссинии, и о малоизвестных, как бы навсегда заслоненных последующей общенациональной катастрофой страницах Первой мировой войны, и о многом, многом другом… А имена! И какие имена! За каждым — дар, судьба, обжигающее дыхание истории… Один “Указатель имен” занимает тридцать одну (sic!) страницу. И с каждым Шубинский обращается с подобающим уважением и практически врожденным ощущением исторического контекста. Портреты, зарисовки, биографические справки, исторические анекдоты — во всем чувство меры, чувство общей композиции, понимание того, что, как и в каких пропорциях может быть интересно читателю.
И, разумеется, личность самого поэта. Еще в “Предисловии” Шубинский замечает: “От него остались не только стихи, но и Легенда — образ поэта-воина, поэта-путешественника, конквистадора, заговорщика. Вся его сознательная жизнь — от первого африканского путешествия до гибели в застенках ЧК — выстраивается в эффектную и впечатляющую картину. └Я хочу, чтобы не только мои стихи, но и моя жизнь была произведением искусства”, — говорил он незадолго до смерти Ирине Одоевцевой. Можно сказать, что, по крайней мере, отчасти это у него получилось. Биографическая легенда Гумилева покоряла воображение множества юношей в России ХХ века, как биография Байрона в веке XIX”. И уже в середине повествования (глава “Утро акмеизма”) автор с горечью развивает ту же мысль: “Почему-то о Гумилеве-солдате, любовнике, └охотнике на львов” и └заговорщике” — помнят больше, чем о труженике-литераторе. Но настоящим-то был именно этот, последний”. Становление, развитие и насильственная прерванность поэтического дара Гумилева — вот что, безусловно, в первую очередь интересует автора жизнеописания, самого, кроме всего прочего, поэта. И, конечно же, волнует его “место в пантеоне”, отведенное историей Гумилеву — уж больно тесно на серебряновековом Олимпе, уж слишком масштабны соседствующие фигуры. Но уклониться от объективности при всей своей симпатии или, скажем прямо, любви к своему герою Шубинский не в силах: “Потом, с └открытием” Мандельштама, Цветаевой, а чуть позже — Ходасевича, Анненского, Кузмина, Гумилев для читателей-профессионалов оказался несколько отодвинут в тень. Это было несправедливо, но исторически обусловлено. Однако более широкий читательский круг не изменил Гумилеву. Этот └широкий читатель” ‹ … › продолжал упиваться машинописными копиями └Жирафа” и └Капитанов”, а в конце 80-х ринулся раскупать бесчисленные новые гумилевские книги, появившиеся в продаже.
Тот Гумилев, о котором можно прочитать на этих страницах, — другой, гораздо более сложный: мастер, труженик, тайновидец, глубокий и тонкий, хотя и не лишенный слабостей человек. Но если автор этой книги написал ее, то уж точно не для того, чтобы отнять у сотен тысяч людей их кумира. У лубочного, но обаятельного └охотника на львов” и у └упрямого зодчего” (двух образов одной и той же личности, ее проекций на разное культурное сознание) есть одна общая черта — способность внушать к себе любовь. Любовь, которая относится не только к стихам, но и к написавшему их человеку”. Так заканчивает Шубинский свой многостраничный труд о замечательном поэте, авторе, по крайней мере, нескольких абсолютно гениальных стихотворений, без которых непредставимо пространство русской поэзии, возвращая нам этой книгой свежую и звонкую читательскую радость, потому что читать ее — почти забытое удовольствие. Пример того, как оживляет истинный талант любой, казалось бы, заношенный до дыр материал. Не удержусь, чтобы не процитировать два фрагмента одной (sic!) страницы:
“Завтракать Гумилев, когда ночевал └на Тучке”, ходил в ресторан Кинши, на углу Второй линии и Большого проспекта Васильевского острова. В XVIII веке здесь был трактир, где, по преданию, Ломоносов пропил казенные часы”. И второй: “18 сентября появился на свет Лев Николаевич Гумилев, будущий историк, географ, философ, яркий и сложный человек, которого разные люди считали и считают гением и способным верхоглядом, пророком и шарлатаном, диссидентом и черносотенцем… Тираж его трудов, кажется, превысил уже совокупный тираж книг обоих его родителей”.
И напоследок еще одна цитата — из аннотации: “Книга беспрецедентна по охвату документального материала; автор анализирует многочисленные воспоминания и отзывы современников Гумилева, письма и документы (в том числе неопубликованные). В книге помещено более двухсот архивных фотографий, многие из которых публикуются впервые, в приложении — подборка стихотворных откликов на смерть Гумилева”.
На мой взгляд, у издания один недостаток — неподъемная для заработков наших пролетариев умственного труда цена. Ну, что ж. Возьмите у знакомых или в библиотеке. Но прочитайте. Потому что оно того стоит.
ЕЛЕНА ЕЛАГИНА