Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2005
Советская историография долгое время замалчивала имена представителей этого замечательного в России рода: профессора Николая Степановича Таганцева, просвещенного демократа, основоположника русского уголовного права, и его сына, Владимира Николаевича Таганцева, доцента Петербургского университета, организатора первой попытки восстановления демократии в России после захвата власти большевиками.
Таганцевы происходят из крепостных крестьян, одному из которых в начале XIX века удалось выкупиться на свободу и переселиться из Пензы в Москву. Он вступил в купеческую гильдию и поселился на Таганке, откуда и происходит эта фамилия. Его сын, Степан Таганцев, возвратился назад с семьей в родной город Пензу, где в 1843 году появился на свет его сын Николай.
Уже в гимназии таланты этого мальчика обращают на себя внимание учителей и по окончании ее его направляют учиться в Петербургский университет на юридический факультет. Отец был против, так как хотел, чтобы сын продолжил его торговое дело. Денег на дорогу Николай от отца не получил и дошел из Пензы до Петербурга пешком. Учиться без помощи отца было трудно, Николай прирабатывал репетиторством.
Университет он закончил с отличием и по конкурсу получил право на учебную поездку в университеты Германии. Здесь ему удается познакомиться с выдающимися юристами Европы, связь с которыми он будет постоянно поддерживать.
Видимо, знакомство с европейским правом укрепила в нем мечту демократизировать русское уголовное право, и эта мечта стала его путеводной звездой до конца жизни. Никогда он не расстанется с убежденностью, что посредством разумных законов можно постепенно демократизировать общество, не прибегая к насилию. Возвратившись на родину, он защищает диссертацию на степень магистра наук и становится преподавателем в Петербургском училище правоведения, а затем и в Петербургским университете, где в 1870 году защищает диссертацию на звание доктора юридических наук и получает звание профессора. Его статьи и лекции становятся популярными среди русской интеллигенции и демократически настроенного студенчества. В это время в России появляются первые ростки массового демократического движения, создаются различные общества, такие, как “Народная воля”, “Черный передел”, распространяется революционная литература, с которой студенческая молодежь устремляется в народ, по деревням.
Вокруг профессора университета Николая Степановича Таганцева (1843, Пенза — 1924, Петроград) стихийно организуется общество просвещенных и демократически настроенных людей, в которое вошли такие видные общественные деятели, как В. Д. Спасович, Е. И. Утин, Н. К. Михайловский, Н. В. Чайковский. На его собраниях обсуждались идеи, как с помощью конституции и защиты прав личности демократически переустроить Россию.
В народовольческом движении молодежи принял участие шурин Таганцева, брат его жены, Александр Александрович Кадьян, впоследствии профессор хирургии Женского медицинского института в Петербурге.
Начались массовые аресты, возник процесс “193-х”, на котором судили и арестованного А. Кадьяна. Прокурор требовал для него пяти лет каторжных работ. Рискуя своим положением, защиту его принял на себя Н. С. Таганцев. В своей знаменитой речи на процессе он взял под защиту не только своего родственника, но и всех обвиняемых, в основном молодых людей, требующих демократических реформ. Эту речь издатель Стасюлевич напечатал в своей типографии, однако большая часть тиража была конфискована цензурой, хотя текст ее распространялся в списках по всей стране. Несмотря на то, что подзащитный Таганцева А. Кадьян был оправдан, его сослали в административном порядке в Симбирск, где он несколько лет практиковал врачом и лечил семейство Ульяновых.
Популярность Н. С. Таганцева росла как в кругах революционно настроенной молодежи, так и среди либеральной интеллигенции. Его призывы к “законности” и к мирным реформам привлекли внимание либерально настроенного царя Александра Второго, который пригласил его возглавить Комитет по созданию нового Уголовного уложения. Николай Степанович с жаром взялся за это дело. В своем проекте новых законов он предусматривает запрещение пыток и отмену смертной казни.
После убийства царя престол принял наследник, Александр Третий, который просил Таганцева продолжить разработку нового законодательства, при этом назначил его сенатором и возвел в ранг тайного советника.
В конце XIX века Таганцев издает главный труд своей жизни, который и по сей день является краеугольным камнем русской юриспруденции, — книгу “Русское уголовное право”.
Во времена царствования Николая Второго его приглашают в члены Государственного совета для выработки новых реформ. В период революционного подъема в стране в 1905 году Н. С. Таганцева выбирают одним из сопредседателей Государственного совещания в Петергофе, разрабатывающего основы новой российской конституции. Он становится личным советником императора по вопросам русского законодательства. В период столыпинских массовых репрессий в стране Таганцев выступает за отмену смертной казни, пишет книгу-обращение “За отмену смертной казни”.
Демократические идеи Таганцева привлекли к нему лучших представителей интеллигенции того времени, вокруг него стихийно группируются видные деятели русской культуры и науки. По четвергам он дает открытые обеды, в которых присутствуют А. Ф. Кони, В. Н. Коковцев, писатели В. М. Гаршин, Н. Ф. Горбунов, В. Г. Короленко, А. А. Блок, К. А. Поссе, художник Б. М. Кустодиев, написавший несколько его портретов, а также его друг и родственник профессор хирургии А. А. Кадьян. На этих встречах обсуждаются жгучие политические вопросы, идут дискуссии, обсуждения.
К общественной деятельности он привлекает и свою сестру, Любовь Степановну Таганцеву. На деньги, выигранные по лотерее, она организует на Моховой улице в Петербурге частную женскую гимназию и, став ее директором, создает учебные программы на новых началах, придавая особое значение гуманитарным предметам, русской литературе и истории, тем самым пытаясь привить молодежи критическое отношение к действительности и принципы прав человека.
Общественная реформаторская деятельность Н. С. Таганцева получает признание во всех кругах российского общества. К началу XX века он избирается почетным членом Российской академии наук, награждается всеми знаками отличия Российской империи, включая орден Александра Невского с бриллиантами.
В личной жизни Николай Степанович был выдержан и скромен. Став профессором, он женится на сестре своего друга Александра Кадьяна, Зинаиде Александровне Кадьян (1850–1882), которая приносит ему вскоре двух детей: Надежду Николаевну Таганцеву (1871–1942) и Николая Николаевича Таганцева (1873–1946). Однако счастливая семейная жизнь продлилась немногим более десяти лет: не дожив и до тридцати лет, жена умирает, оставляя его вдовцом с двумя детьми. Видимо, привязанность к семье Кадьян была очень крепкой, так как через пять лет Николай Степанович женится на младшей сестре умершей жены, Евгении Александровне Кадьян (1853–1921). У нее родятся двое детей: дочка, Зинаида Николаевна Таганцева (1884–1946), и сын, Владимир Николаевич Таганцев (1889–1921). Семья переселяется в огромную квартиру на Литейном проспекте, 42, нанимаются две няньки, горничная, повар и кучер с выездом. В этой квартире часто собираются гости, шумно и весело встречаются праздники, а в своем кабинете с окнами в сад Таганцев напишет основные свои труды. Лето вся семья проводит на даче в имении Заречье, уезда Вышний Волочек.
Октябрьский переворот 1917 года Николай Степанович воспринял как трагедию России, уничтожение всех ее демократических завоеваний, как “вертеп беззакония и насилия”. Но старость уже подкралась к нему, и принять активное участие в сопротивлении он уже был не в состоянии. Однако два его сына, как бы получив благословение отца, вступили в борьбу.
Его старший сын, Николай Николаевич Таганцев, выбрал карьеру отца: он окончил юридический факультет Петербургского университета и со временем стал председателем Судебной палаты, а затем получил место сенатора. В стране он был известен как председательствующий суда по делу военного министра В. А. Сухомлинова (1848–1926), фаворита Николая Второго, обвиненного в измене, взяточничестве и бездействии власти. Во время Первой империалистической войны он идет на фронт в чине полковника, а в гражданскую войну сражается в рядах Белой армии и в правительстве барона Врангеля занимает пост начальника управления юстиции. После захвата полуострова Крым Красной армией Николай Николаевич оказывается в эмиграции — в Париже.
По-другому ведет свою борьбу младший сын, Владимир Николаевич. Он так же, как и старший брат, окончил Петербургский университет и стал доцентом кафедры географии. Это был человек с “открытой для всех душой”, общительный, отзывчивый и смелый. Принципы общественной справедливости, заложенные в нем с детства, стали компасом всей его недолгой жизни. Во время Первой империалистической войны он добровольцем, в чине капитана, уходит на русско-германский фронт.
Его первой женой становится Агния Ефимовна Бузолина (Таганцева), которая вскоре умирает от родов, принеся ему сына, Кирилла Владимировича Таганцева (1916–2001). Через три года он вступает во второй брак с Надеждой Феликсовной Марцинкевич (Таганцевой, 1894–1921), от которой рождается дочка, Агния Владимировна Таганцева (Сыромятникова, 1919–1997).
Захват власти в стране большевиками в октябре 1917 года он расценил как попрание всех демократических идеалов, заложенных в нем с детства. Он решается на открытую борьбу с узурпаторами, хотя и знает, какой смертельной опасности подвергает себя. С небольшой первоначальной группой единомышленников он организует тайное общество “Освобождение России”, ставящее своей целью вооруженное свержение власти большевиков. В общество вступают офицеры, вернувшиеся с фронта, писатели и поэты, общественные деятели, студенческая молодежь. Общество налаживает контакты с мятежными матросами Кронштадта, через финских социал-демократов организует связи с русской эмиграцией и, запасаясь оружием, готовит вооруженное восстание. Поэт Николай Гумилев пишет листовку-воззвание “К русскому народу”.
Это была первая в истории России попытка восстановить ликвидированную большевиками демократию в стране. Из исторических документов видно, что члены этой организации не имели никакого опыта конспирации, это были герои-патриоты, идущие на борьбу по зову совести, не щадя своей жизни. Несмотря на то, что общество просуществовало не более года, ошибки в конспирации привели к тому, что Чрезвычайная комиссия, пресловутая ЧК, вскоре напала на ее след.
Возникает знаменитое дело Таганцева, именуемое к советской историографии как “Дело Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева”. С 25 по 30 мая арестовываются несколько человек, в том числе и Владимир Таганцев со своей женой Надеждой. Их заключают в тюрьму на Шпалерной улице (рядом с сегодняшним зданием Главного управления ФСБ). Однако двухмесячное следствие, проводимое в тюрьме на Шпалерной улице с пытками и избиениями, ни к чему не привело, арестованные молчали. Тогда был прислан специальный следователь из Москвы, Яков Саулович Агранов (Сорендзон), который изменяет метод следствия: Владимира Таганцева из одиночной камеры тюрьмы на Шпалерной переводят в большую светлую камеру Управления ЧК на Миллионной улице. Начинается психологический “театр”, к которому Владимир не был готов. Следователь выражает сочувствие к “наивным действиям” общества и обещает “уладить дело”, по крайней мере, не довести его до расстрелов, а ограничиться ссылками, если Таганцев назовет всех ему известных членов. Следователь Агранов пишет Таганцеву расписку: “Я, уполномоченный ВЧК Яков Саулович Агранов, при помощи гражданина Таганцева обязуюсь быстро закончить следственное дело и после окончания передать в гласный суд… Обязуюсь, что ни к кому из обвиняемых не будет применена высшая мера наказания”. Это произошло в самом начале августа 1921 года. Доведенный в одиночной камере на Шпалерной до отчаяния, терзаясь думами об арестованной жене Наде, Владимир по наивности начинает верить хитроумному следователю, приехавшему из центра и давшему ему “честное слово”. Доверчивый к людям Владимир идет на эту сделку, он пишет ответное заявление: “Я, Таганцев, сознательно начинаю делать показания о нашей организации, не утаивая ничего… не утаю ни одного лица, причастного к нашей группе. Все это я делаю для облегчения участи участников нашего процесса”.
Начиная с 8 августа в Петрограде начались массовые аресты, было схвачено, по меньшей мере, 250 человек. Тюрьмы переполнились, число следователей утроилось, Владимиру и Надежде Таганцевым снова разрешили принимать продуктовые передачи от родственников. Видимо, в какой-то момент Владимир понял, что его обманули, и в отчаянии совершил попытку повеситься.
По ходу изложения должен заметить, что следователь Агранов стал после этого дела доверенным лицом Ленина, особо уполномоченным по важным делам по президиуме ВЧК. При Сталине он возглавил Секретный отдел ОГПУ, сфабриковывал такие дела, как “дело патриарха Тихона”, “крестьянской трудовой партии”, “дело Ленинградского центра” (убийство Кирова), процесс Зиновьева—Каменева и другие. Однако есть божий суд: после снятия наркома НКВД Н. Ежова в 1937 году он был арестован и как “правотроцкист” расстрелян.
В Петрограде, как и во всей России, наступили разруха и голод. Старого академика профессора Н. С. Таганцева, как и многих других известных ученых, помещают в специальное общежитие при Доме ученых, в бывшем особняке князя Владимира Александровича, где он получает пищу в столовой. Квартира на Литейном, где он жил с семьей своего арестованного сына Владимира, опечатывается, и все вещи, в том числе и Николая Степановича, конфискуются. Удар следует за ударом, в 1921 году умирает его жена Евгения Александровна, сын и невестка оказываются в тюрьме под следствием, он изолирован от своих бумаг и документов, помещен среди чужих ему людей. Однако старик, с трудом передвигающий ноги (78 лет), начинает хлопотать о судьбе своего сына. Он вспоминает, что его семья и семья Владимира Ульянова (Ленина) когда-то были хорошими знакомыми. Отец Ульянова и отец Таганцева вместе учились в гимназии. Будучи профессором университета, Таганцев принимал экстерн-экзамен у Владимира Ульянова в Петербургском университете. Когда в 1881 году Александр Ульянов был приговорен к смерти за покушение на жизнь Александра Третьего, сенатор Таганцев хлопотал о нем и добился разрешения на его свидание с матерью. Теперь он решил напрямую обратиться к новому “красному царю”, Ленину, с просьбой за сына. Он пишет ему личное письмо и передает его через доверенное лицо прямо в руки вождя. В письме он не заискивает и не скрывает, что не разделяет действий новой власти. Он пишет: “…по моим старческим (мне 78 лет), но твердым убеждениям, хотя я и не монархист, но и не большевик, чего никогда не скрывал и не скрываю, я другого лагеря”. Затем он вспоминает добрые отношения их семей и просит лишь не убивать его сына. Обычно Ленин не реагировал на такие просьбы, но здесь, видимо, его что-то тронуло. По свидетельству его секретаря Л. Фотиевой, Ленин обратился к Ф. Дзержинскому за разъяснениями и получил ответ, что Таганцев является “опасным врагом” и должен быть сурово репрессирован. Вдова А. А. Кадьяна, Александра Юльевна Кадьян, также знавшая Ленина (А. Кадьян был врачом семьи Ульяновых), обратилась к нему с подобной же просьбой не убивать В. Таганцева и получила от секретаря ответ, что “Владимир Таганцев так серьезно обвиняется и с такими уликами, что освободить его сейчас невозможно”. Как будто бы она просила об его освобождении. Однако профессор Таганцев так и не удостоился письменного ответа от своего “ученика”.
В ночь на 29 августа 1921 года, в роще неподалеку от станции Бернгардовка, ЧК расстреляла 94 человека, в том числе Владимира Таганцева, его жену, поэта Н. Гумилева, скульптора С. Ухтомского, профессора права Н. Лазаревского и других. Трупы их не убирались в течение всего последующего дня. Утром к месту убийства потянулись толпы родственников, на открытом поле прошла церковная служба отпевания. Популярный певец того времени А. Вертинский сочинил известный романс “Я не знаю, зачем и кому это нужно. Кто послал их на смерть недрожащей рукой…”. Все остальные 833 человека были приговорены к различным срокам заключения в лагерях и ссылках.
В своем чудом сохранившемся дневнике Н. С. Таганцев за 1 сентября 1921 года сделал следующую запись: “На дворе ясно, но прохладно… Больше писать не буду: сейчас получил известие, что убили и Володю, и Надю — расстреляны, царство им небесное, а убийцам вечное проклятие со всем их режимом, и чадцами, и домочадцами”.
Через два года, в 1923 году, в одиночестве, лишившийся свой квартиры и вещей, Николай Степанович Таганцев умирает. Его оставшийся сиротой внук Кирилл (К. В. Таганцев) был усыновлен в семье его тети, Надежды Николаевны Таганцевой (Миштовт), и Георгия Викентиевича Миштовт, известного нейрохирурга.
В настоящее время живут и здравствуют, по меньшей мере, шесть потомков рода Таганцева, часть из них за рубежом, большинство из них ученые, физики, химики и юристы.