Опубликовано в журнале Нева, номер 4, 2005
НОЧЬ Ни зги не видно. Ночь осенняя над миром виснет, аки смерть… Все тайны, вздохи, сотрясения ее опутывает сеть. Все наши смыслы и понятия, надежды, веры, вся любовь - погружены в ее объятия своею черточкой любой. Мне было страшно от безмолвия, от распростертой тяжкой тьмы, и вдруг пришла догадка-молния: как беззащитны все же мы! Не ночью, нет… А здесь, на крошечной земле-вертушке - вообще. …Лети, лети, моя хорошая, послушна Божеской праще! * * * Я купил на вокзале билет, уместились в котомке манатки, и туда, где меня еще нет, от жены заспешил без оглядки. Хорошо, что страна велика, - есть куда колобку закатиться… Постепенно отлипла тоска и на юг улетела, как птица. За вагонным окном - лепота, золотая нахлынула осень… Пусть жена хороша, да - не та, я ее позабыл-позабросил. Я отныне шатун, гастролер, хохотун - на голодный желудок! …На меня посмотрел контролер, но билет не спросил… почему-то. ОГОНЬКИ Был темен путь ночной порою - ни звезд на небе, ни луны… И ночь казалась мне дырою, откуда можно черпать сны. Нет, шел я не к "заветной цели" во мраке, как по дну реки, когда, незримые доселе, проникли в душу огоньки! Нет, нет - не те, не избяные, не те, которые от фар, а… призрачные, нутряные, - поток сознанья - их футляр. Они мерцают в том потоке… Но даже их - неутомим - изничтожает мир жестокий, гася дыханием своим. * * * Без роду-племени и звания на древе жизни мы - листва… Синички начали позванивать, и в паутине - голова. Грибы шальные, предосенние на волю прут из-подо мха. Душа, устав от невезения, как песня спетая - тиха… День погромыхивает битвою, уже исчерпанной, незлой. И воздух светлою молитвою разлит над грешною землей… * * * Я сижу несуетливо на остатках бытия в окружении крапивы и колючего репья. Подо мной молчит бревешко, все заросшее травой… На шоссе - все та же спешка, синева - над головой. Разбирает по дощечке дед-сосед свою избу. Он с ума сошел на печке, разозлился на судьбу. Ну, а я в траве высокой, как заросший бугорок, схоронил себя до срока на скрещении дорог. КОЛЕЧКО Пощелкивая челюстью о челюсть, стоял он на заснеженном ветру, ни в сладкое, ни в горькое не целясь, до срока доиграв свою игру. Пальто на нем из штопаного драпа, под треухом - дубленое лицо… Он был похож на псковского арапа, однако на руке имел кольцо. Не золотое, но и не простое. Достаточно колечко крутануть, и, ежели в кармане - дно пустое, там появлялась жизненная суть. Бутылка водки, скромная закуска… Колечко крутанул, и - отлегло! Ну почему, скажите, в жизни тусклой ему тогда действительно везло? Он был вдовцом. Не соблазняясь новью, он жил в минувшем призрачном тепле. …Колечко было связано с любовью, а от любви - все блага на земле. ДНИ Пишу стихи тяжеловесные, их неуклюжесть мне - мила. …Прощайте, скалы дней отвесные, я думал, что вам нет числа. Я мыслил: вы, как звезды нa небе, неистощимы - вдалеке… А вы - как денежка обманная - была и нету в кошельке. Ах, эти дни - важнее важного! - не все равны как на подбор. Они свои - у всех и каждого, как снятый с пальчиков узор. Дни нашей жизни над пучиною, - кто знает: сколько их всего? …Но где-то там они подсчитаны дотошно - все до одного! * * * От зноя плавились мозги, сейчас бы - в подпол, в холодильник. Но прозвенел в штанах мобильник, и сжало холодом виски! А позвонил - ни враг, ни друг, но как бы все оттенки в сумме: "Ваш друг сегодня ночью умер", - и трубка выпала из рук… И - что? Ошеломила весть? Мороз по коже? Все насмарку? О, нет! Все так же было жарко… Хотелось пить. И даже - есть. * * * Я женский пол любил, однако, хотя и был - не из повес. Ходил и я на них в атаку с букетом роз - наперевес! Теперь я сделался скромнее - древнее - и не всех люблю… Но женщине, не цепенея, в трамвае место уступлю. Но иногда, отведав фальши, а не струи "мадам Клико", я посылаю их… подальше, но и - не слишком далеко. * * * В богаделенке над мискою он пытался хлеб крошить… Все его родные-близкие приказали долго жить… Был он в эру мезозойскую славным воином - Спартак! А на днях звезду Геройскую сбыл на рынке… за пятак. То есть - даром: за съедобное да за пару "пузырьков". Без звезды ему - удобнее, все равно что - без оков. И сидит он, сиротинушка, над остывшей миской щец… А на сердце - не кручинушка - кровоточит шрам-рубец. БЕЗ ОЧЕРЕДИ У похмельного киоска, где народ чинил мозги, тормознула труповозка, - присмирели мужики. Санитар в халате ржавом сунул денежку в окно. И пивко - с лицом державным - влил в утробу… Не одно. Почему-то все молчали. Уступили… Где же зло? А когда фургон отчалил, - все вздохнули… Пронесло! * * * То лошадка - и-го-го, то пичужка свистнет! Я не знаю ничего интересней жизни. Что там после или до Божьего подарка, - не расскажет нам про то вещая болгарка. То, что Библия сулит ад и кущи рая, - не гнетет, не веселит, но очки - втирает. Ночью встань и оглянись, на ветру стеная, и пойми, что наша жизнь - тьма непробивная! ПОЗДНИЕ ПЕЙЗАЖИ 1. Развалины школы. Не зaмка. И звезды от пуль - на стене. Воронка, а в сущности, ямка, кровавая тряпка на дне… А век Двадцать первый - восходит! Но… солнце уходит за край. И ненависть бродит в народе, при жизни обретшего… рай. 2. Заводская труба не дымит, а в цехах разбирают подонки станки впопыхах. На дворе, слава богу, царит не война, а зловещая, хуже войны - тишина. Над заводом слезится октябрьский дождь. Притаился на клумбе - с протянутой - вождь. В закутке проходной - два смиренных бомжа разливают по чаркам "навар" - не спеша. 3. Деревня, уцелевшая в войну, кряхтя, но пережившая все "измы", последние заколотила избы и в мертвую огрузла тишину… Никто не ждал, не поощрял беды, густела тень от лип широкоплечих, шуршала мышь, и яблони беспечно несли на ветках тяжкие плоды… 4. Была дорога, но травою заросла, петлял ручей, но высох, испарился… Остался мост - подобие крыла от самолета, что в боях накрылся. Я постоял на символическом мосту, потом повлек свое медлительное тело, и с этой, трезвой, стороны - на ту переместился - в грешные пределы! 5. На востоке синие просветы в тучах, опроставшихся над нами… На конце душистой сигареты съежилось опепленное пламя. Почтальон крадется вдоль забора, падает письмо в почтовый ящик… На крыльце - обрывки разговора прошлого… с нетрезвым настоящим. 6. Земли зазеленело тело, лес отрясается от спячки. За лесом - город оголтелый зудит на теле, как болячка. Столбы над ближнею дорогой, на проводах - касатки-птицы… И тянет сладко, как тревогой, дымком афганским… от границы. * * * Пока свободою горим… А. С. Пушкин На наших спинах высох пот, мы постарели… Мы от желания свобод не раз горели. Крушили судьбы богачей и жгли усадьбы! Под треск кровавых кумачей справляли свадьбы. Свобода соблазняла Рим, Париж терзала… Мой друг, свободою горим! Ее нам - мало. Я на костер ее взойду: сгорел - зачтется. …Жаль, за нее гореть в аду еще придется. НЕ ВЫШЛО Как бы ты ни мыслил осторожно, сердцем в неизвестное влеком, - притвориться умным невозможно, притвориться проще - дураком. …Я соседку удивил сегодня: в голом виде перед ней возник! А затем, достигнув подворотни, показал прохожему язык. Кое-где я перебил посуду, продырявил у детей мячи. Продавцу в ларьке сказал: "Иуда, нацеди литровочку мочи!" Я не за свое, конечно, взялся, - просто извела печаль-тоска… Но никто меня, как ни старался, все равно - не счел за дурака. Словно после третьего стакана я шумел! В итоге - барыши: старика сочли за хулигана и - накостыляли от души! ИМПРОВИЗАТОР Импровизирую! Не только на бумаге, но и в быту… Не зная глубины, в пучину ринуться - хватает мне отваги, идя по ягоды - объесться белены. Зайти без приглашения к начальству, влепить красотке встречной - поцелуй. К бомжу-бродяге проявить участье и в храм войти под залпы аллилуй! Но это всё досужьи разговоры, а главное - отмечено, что я импровизирую, когда залью за ворот, и нет тогда потешней воробья! ОКТЯБРЕНОК Шуршание казенного белья и запахи больничного настоя… В ста метрах от Невы родился я и, видит Бог, растаю над Невою. Теперь, когда с головкой у меня не все в порядке - иногда я вижу рассвет того октябрьского дня, когда я из ворот больничных вышел. Не на руках отца, а сам - пешком, походкой Чарли Чаплина, артиста. И тут меня обдало ветерком, овеяло дыханием балтийским… Я жизнь прожил недаром и не зря, но если спросят: что всего дороже? …Дождливое дыханье октября, Тобою мне дарованное, Боже!