Опубликовано в журнале Нева, номер 3, 2005
Радует Эдик Кутырев…
Глеб Семенов, 1957
Он был одним из моих близких друзей (оба окончили Горный институт в 1960-м), бодрым, энергичным и здоровым, как казалось, и поэтому скоропостижная его смерть (от “разрыва сердца”) особенно трагична и нелепа…
И сжаты челюсти до боли,
и не уходит боль с лица…
На минном, на житейском поле
друзей
взрываются
сердца.
Написано как будто вчера, а это друг Кутырева — Леонид Агеев, 1990 год, а заголовок,— это Эдуард о себе, 1978 год.
Эдуард Иванович Кутырев — типичный представитель ленинградской поэтической плеяды, возникшей неожиданно и ярко в середине XX века. В этот период, в результате некоего “Большого поэтического взрыва”, в официальную казенную литературу буквально ворвалась группа талантливых поэтов и прозаиков, ставших впоследствии гордостью российской культуры: А. Битов, А. Кушнер, Г. Горбовский, И. Бродский, В. Британишский, А. Городницкий, Н. Королева, Л. Агеев, О. Тарутин, В. Соснора, Б. Ахмадулина, А. Вознесенский, Е. Евтушенко и др. Некоторые из них были тесно связаны с литобъединением Ленинградского горного института “Горняцким ЛИТО”, которым руководил поэт Глеб Сергеевич Семенов. Активным участником этого ЛИТО был и юный Эдик Кутырев, первые стихи которого были опубликованы в институтской многотиражке в 1955 году (поэту — 16 лет), а небольшие подборки — в двух ротапринтных сборниках, вышедших под обшей редакцией Глеба Семенова в 1956 и 1957 годах.
Уже первые поэтические опыты Кутырева резко отличались от произведений официальных литераторов, стихи которых, наполненные рифмованной описательностью или лобовой публицистикой, были чаще всего напрочь лишены поэтического мастерства. Казенная литература, на которой десятилетиями воспитывались читатели, насаждалась миллионными тиражами лицемерными средствами массовой информации. Неспроста Иосиф Бродский считал (возможно, чересчур категорично), что среди всей большевистской литературы выделяются “только один роман и два рассказа Андрея Платонова”. Другой крупный авторитет — Андрей Битов, оценивая качество советской литературы, писал: “Кому-то присуждались Сталинские премии, но само собой разумелось, что это не литература”.
Удивительно, что в такой обстановке, среди массы однотипных стихотворцев появилась внушительная компания одаренных поэтов, для которых главным в творчестве являлись не идеологические догмы, не вульгарная социология и стихотворные пересказы событий, а искренность, правда и тайны человеческого духа. Понятно, что стихи Кутырева и его друзей, были, мягко говоря, настороженно встречены официальной прессой, которая почувствовала в независимости суждений и откровенной аполитичности юных поэтов опасный прецедент, вызов устоявшемуся общественному мнению. Новоявленные поэты, хотя и не были диссидентами в нынешней трактовке этого термина, все же находились вне колонн, марширующих в коммунистический рай.
Первая поэтическая книжка Эдуарда Кутырева “Самое первое утро”, тоненькая, размером в детскую ладонь, была выпущена в Риге в конце 1968 года, вторая и последняя, тоже в Риге — в 1984 году. К этому времени Кутырев был уже доктором геолого-минералогических наук, автором нескольких монографий и десятков статей. К концу жизни он — Лауреат Государственной премии СССР, академик, автор более 200 научных публикаций, один из основоположников нового, системного подхода к изучению литосферы, первооткрыватель рудных районов, награжден правительственными наградами…
И тем не менее душа его всегда принадлежала поэзии (в печати — третья поэтическая книга Кутырева, которую мы вместе готовили). Если учесть его художественную одаренность и музыкальные способности (обладал абсолютным слухом, играл на фортепьяно, аккордеоне, гитаре ), становится понятным, что Эдуард Кутырев был человеком вполне самодостаточным и отличался от образа поэта, навязываемого нам афоризмом: “От хорошей жизни поэтами не становятся!” Поэтами не становятся ни от хорошей жизни, ни от плохой. Поэтами рождаются. И хотя масштабы дарования бывают разными, каждый поэт — явление редкое, штучное. Вот несколько разноплановых стихов Эдуарда Кутырева:
ПОБЕДА
То слово, что навек осталось свято,
впервые мне услышать довелось
сквозь треск бинтов, срываемых солдатом:
сквозь них оно одно и прорвалось.
А я ему, признаться, не поверил
в какой-то миг, в тот
самый трудный миг,
когда шагнул солдат к окну, как к двери, и прохрипел:
— Победа…
И утих.
Тот госпиталь давно уже больница.
Но неизменен уголок души,
где это слово трудное хранится,
как вечный уголек горит в тиши,
где свято все, а фальши нет в помине,
где шестилетний ясно понимал,
за что солдат
култышками своими
свою отчизну
горько обнимал.
1979
СЕРДЦЕБИЕНЬЕ
Тук-тук, —
стучу я в каменную глыбу.
Кто там?
Что скрыто в этой глыбе?
То стукну я потише,
то сильней,
а то вовсю — как бухну!
Камень ахнет…
Тук-тук, тук-тук ….
На стук мой отвечает долгим эхом Ее нутро.
И спорится работа,
и чем дальше,
тем осторожней я стучусь,
тем больше понимаю эту глыбу,
тем тише эхо из ее глубин,
покамест на последние удары
она не отзовется еле слышным
(таким, что надо ухо приложить)
сердцебиеньем.
1957
* * *
Далекие дюны
Прибалтики тихой и милой —
души моей юной
незримый заклад и горнило,
души моей зрелой
уму непонятная завязь.
В ней что-то сгорело,
а что-то осталось, расплавясь.
И кажется: вовсе
не солнце, лаская и тая,
по шелковым соснам
в песок серебристый стекает.
1979
* * *
Я завидовал когда-то облакам.
Я руками их горячими ласкал
и похлопывал их влажные бока,
а потом, как бабочек, отпускал:
пока!
Кто не видел полосатой красоты?
Нет прекраснее пейзажа, чем раскрытые зонты.
Ух и здорово пошлепать босиком по мостовой!
Вот и встретились мы снова, облако, с тобой.
Все летают.
Все летают
лет до тридцати пяти.
Тем, кто скоро перестали,
дали деньги и медали,
а кто далее летает —
тех уж не спасти.
1977
В стихах Эдуарда Кутырева присутствуют признаки подлинного поэтического таланта: парадоксальность и образность мышления, развитое творческое воображение, умение видеть и чувствовать тоньше, глубже и эмоциональнее других. И конечно, способность свежо и оригинально выразить это увиденное и воображаемое в нестандартных поэтических фразах. Стихи Кутырева просты и безыскусны, но в большинстве из них — глубина, естественность, точность и искренность. Автору удается уверенно пройти по узкому поэтическому гребню, разделяющему модные направления — профессиональную вялую гладкопись и андеграундскую поэтическую шелуху с полным отсутствием здравого смысла.
Лирический герой стихов Кутырева — не рефлектирующий, метущийся неудачник, а гармоничная, думающая личность, осознающая свою причастность ко всему, происходящему в мире. Оптимизм без бодрячества, любовные переживания без жеманства, гражданственность без назидательности, описания природы без нарочитой красивости, размышления о жизни без пародийной риторики, образность и выразительность поэтического языка — вот по моему мнению основные черты литературного творчества Эдуарда Кутырева — поэта, художника, ученого.
Незадолго до смерти он написал последнее стихотворение памяти только что ушедшего из жизни Сережи Шульца (известного геолога, доктора наук, историка, писателя, поэта Сергея Сергеевича Шульца-младшего), своего давнего приятеля. В этом стихотворении уже явно чувствуется приближение трагедии.
СЕРЕЖЕ ШУЛЬЦУ
Может быть за то, где еще не был —
Плата — не рубли или гроши:
Каплями расплачивалось небо,
Но теперь — за упокой души.
Где ты не окажешься — не важно…
Чист лицом, омытым телом бел —
Рыцарь дум, которых жаждет каждый,
Но не каждый высказать посмел:
О церквах, царях, поэтах, фресках,
О щемящей горести утрат,
О великих, слабых, нежных, дерзких…
Здравствуй и прощай, мой добрый брат!
Здравствуй, дух осенний! Здравствуй, зелень,
Что смогла из сердца прорасти.
…Я целую Землю. Просто землю.
Встретимся, Сережа… Не грусти!
18.10.2004
А вскоре, на девятый день после смерти Эдуарда Кутырева, мне пришлось читать стихотворение, посвященное его памяти и присланное на мой адрес другом Эдика, замечательным поэтом, профессором Института мировой литературы Ниной Королевой.
ПАМЯТИ ЭДУАРДА КУТЫРЕВА
Где соберет наш дружный круг
Посмертная звезда?
Еще один хороший друг
Уходит в никуда.
Душа его еще у нас
Последних девять дней,
А тело — траурный спецназ
Унес, — ему видней…
И мерзлая земля едва
Сумела гроб закрыть,
И плачет горькая вдова
И не дает друзьям слова
О мертвом говорить, —
И мы о нем, как о живом, —
Что думал, что вершил.
О юном, не о пожилом,
Таким он в жизни жил…
Боль вызывают не испуг,
Уходы в никуда, —
Мы говорим: “До встречи, друг!”
А скоро скажем: “Здравствуй, друг!
Показывай, куда!..
26 ноября 2004 г.
Все же не только “вождями и дорогами” славна Россия…