Опубликовано в журнале Нева, номер 1, 2005
Да простит автора читатель, что темой рассказа стала туалетная бумага. Именно она. Как говорится, из песни слова не выкинешь. История невыдуманная, имел место факт.
Марк Евсеевич Гурвич, подполковник медицинской службы в отставке, проживал в девятиэтажном доме. Там жили еще девять семей отставников.
Каждую пятницу в красном уголке при жилконторе они собирались, чтобы обсудить текущие события, просто пообщаться.
Отставной полковник, в прошлом начальник политотдела дивизии, давал консультации о партийных делах в стране. Майор Сидор Петрович, интендант-отставник, разъяснял вопросы вещевого довольствия военнослужащих, сообщая о льготах, положенных отставникам. Марк Евсеевич, в прошлом начальник противочумного отделения на границе с Монголией, давал нехитрые советы при недомогании или болезнях членов семей. Простое общение, обмен хозяйственными проблемами, воспоминания эпизодов военных событий прошедшей войны — всем этим жило общество ветеранов-отставников.
И вот однажды солнечным весенним утром Марк Евсеевич встретился с Сидором Петровичем.
— Привет, Петрович!
— Привет, Евсеич!
— Как поживает супруга, ведь она вроде прихворнула?
— Ничего, поправляется, следует твоим советам, принимает аспирин, пьет чай с малиной, молоком.
— Откуда следуешь?
— Возвращаюсь из универмага, из нашего отдела.
Слово “нашего” относилось к небольшой секции на первом этаже Центрального универмага, куда выбрасывали (именно выбрасывали) дефицитные товары для некоторой категории льготников.
— Вот купил три рулона туалетной бумаги. Отпускают отставникам. — Сидор Петрович держал в руках авоську, в которой лежала туалетная бумага.
Для молодых читателей автор уточняет, что авоськой в послевоенные годы называлась плетенная из ниток сетка с ручками, которая всегда была в кармане на случай непредвиденной покупки, особенно дефицита. Говорят, что слово “авоська” придумал Аркадий Райкин. Возможно. А уж туалетная бумага была дефицитом особым. В разных местах города выбрасывали этот дефицит. Счастливые покупатели, которым дефицит доставался (больше трех рулонов в одни руки не давать, иначе всем не хватит!), нанизывали рулоны на веревочки и несли в руке: “Дескать смотрите, какой я счастливый”.
Известие Сидора Петровича заставило Марка Евсеевича направиться в Центральный универмаг.
Пройдя мост через речку Лопань, протекавшую через центр Харькова, и еще 300 метров, наш герой добрался до универмага и поспешил в “наш” отдел.
Работница отдела, женщина лет сорока, слегка нарумяненные щеки, крупные серьги в ушах, золотая цепочка на шее, смотрела на пришедшего с явным неудовольствием. Гурвич приготовил удостоверение участника войны.
— Можно купить туалетную бумагу?
— Ваше удостоверение инвалида войны.
— Но я не инвалид, вот мое удостоверение участника войны.
— Ничем помочь не могу. Туалетная бумага только для инвалидов.
Пауза… Отставной подполковник даже растерялся, ощутив себя вроде второсортным человеком.
— Таково распоряжение начальства.
— Но, как же…
— Ничем помочь не могу, идите к директору.
И тогда Марк Евсеевич решил идти напролом, то есть пробиться к директору. С трудом преодолел четыре этажа (лифта нет). На дверях металлическими буквами надпись: “Директор универмага, прием посетителей по вторникам и пятницам с 14.00 до 17.00”. Предварительно постучав, вошел в приемную.
За столом молодая девушка что-то печатала на машинке. В открытом серванте чайный сервиз, электрический чайник (редкость в послевоенные годы).
— Что вы хотели?
— Я к директору.
— Но ведь сегодня неприемный день. По какому вопросу?
— По личному.
Решив, что перед ней знакомый директора, секретарша зашла в кабинет директора и вернулась через минуту.
— Пожалуйста, проходите.
За большим столом, заваленным различными бумагами, сидел мужчина лет сорока.
— Пожалуйста, садитесь. Я вас слушаю.
— Я хочу купить туалетную бумагу. Сразу предупреждаю, что я не инвалид войны, я только участник.
— Понимаете, мы не можем удовлетворить всех нуждающихся, поэтому горторг распорядился отпускать туалетную бумагу только инвалидам войны. Возможно, поступит еще партия бумаги, тогда можно будет удовлетворить потребности всех ветеранов.
— Я состою в партии 50 лет, — сказал Марк Евсеевич и показал пальцем на маленький золотой значок с изображением Ленина. Подобный значок под № 1 несколько месяцев назад был торжественно вручен Генеральному секретарю ЦК Л. И. Брежневу.
— Есть постановление ЦК, согласно которому члены партии со стажем 50 лет приравниваются по льготам к Героям Советского Союза.
— Да, я слышал об этом постановлении, оно уже действует в Москве, но до нас это постановление еще не дошло.
Деваться было некуда, и Марк Евсеевич привел последний козырь.
— Найдите сейчас в Харькове хоть одного человека, который в двадцатые годы на Харьковщине организовал первый колхоз. Это был я.
После короткого раздумья директор принял решение.
— Пойдите к секретарю, она вам даст бумагу, и изложите все сказанное в заявлении.
Секретарь дала бумагу и ручку, родилось заявление.
В правом углу значилось:
Директору Центрального универмага
от подполковника в отставке
Гурвича М. Е., члена ВКП (б) с 1923 года
Заявление
Прошу отпустить за наличный расчет три рулона туалетной бумаги.
Дата. Подпись.
Директор тщательно прочитал написанное и в верхнем левом углу наложил резолюцию: “Отпустить” — и расписался. Еще раз прочитав заявление, сказал: “Укажите свой адрес, знаете, ведь нас тоже проверяют”.
Получив в служебной комнате выписанную накладную, подполковник Гурвич отправился в “наш” отдел, где ему торжественно вручили три рулона туалетной бумаги.
Возвращаясь домой, он размышлял: “Зачем я все это затеял, ведь обходился же раньше как-то иначе”.
Вот уж действительно — гримасы жизни. Иначе не скажешь!