Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2004
Впервые я увидел его в конце 40-х годов у нас на Петроградской. Он шумно ворвался в коммуналку, где мы тогда жили, плотный, коренастый, темно-рыжий, с энергичным запоминающимся лицом. На нем был мешковатый костюм, странно повязанный галстук, в руке — пузатый, объемистый портфель, перетянутый ремнями и набитый, как позже оказалось, нотами. Встреча с его близким другом, художником Эдуардом Криммером, моим отчимом, была по-детски нежной и трогательной. Друг друга они называли “Гаврик” и “Эдя”, и мне, десятилетнему ребенку, было странно слышать эти имена из уст пожилых, как мне казалось, людей с “запредельным” возрастом (одному — 45, другому — 49).
В те годы композитор Гавриил Николаевич Попов был заметной фигурой в культурной “обойме” страны. Еще бы! Автор музыки к знаковым советским фильмам: “Чапаев”, “Она защищает Родину”, “Великий перелом”, Лауреат Сталинской премии за симфонию “Родина”, герой повествования классика соцреализма Константина Федина “Рассказ о дворце”, и… один из главных обвиняемых по делу антинародных формалистов Шостаковича, Прокофьева, Мясковского, Попова и других, фамилии которых знала вся страна, так как постановление ЦК партии от 10 февраля 1948 года “Об опере └Великая дружба”” в обязательном порядке обсуждалось и единодушно одобрялось во всех парторганизациях. Тогда нам было трудно представить, что этот необыкновенно талантливый и яркий человек, гордость советской культуры, будет прочно забыт, так же как и большинство его произведений. Музыка Гавриила Попова до сих пор не услышана, не познана, не оценена и не исследована.
Эта публикация — первая попытка рассказать о творческой судьбе композитора Попова, которого любили и знали в нашей семье. Несмотря на то, что я прочитал все то немногое, что было написано о нем, здесь — больше субъективного и эмоционального, чем документального и музыковедческого. Мне представляется, что судьба Попова настолько интересна и поучительна, так тесно связана и переплетена с культурной историей страны, что давно назрела необходимость хотя бы слабым лучом высветить малоизвестные фрагменты его биографии. Задача будущих исследователей — детально разобраться в его творчестве.
Гавриил Попов родился в Новочеркасске в 1904 году в культурной дворянской семье, где большое внимание уделялось литературе, музыке и воспитанию талантливого ребенка, которым занималась, в основном, мачеха Адель Васильевна, безумно любившая Гаврика или Габриэля, как часто называли мальчика “на иностранный манер”. Адель Васильевна была прекрасно образована, владела иностранными языками. Благодаря ей Гаврик уже в раннем возрасте освоил немецкий язык и в дальнейшем читал и говорил на нем свободно. Отец, Николай Дмитриевич, преподавал словесность в гимназии, блестяще знал русскую и мировую классику, хорошо играл на скрипке. Воспитанный в такой среде, обладая уникальными способностями, усидчивостью и трудолюбием, Гавриил Попов уже в тринадцать лет поступил в Донскую консерваторию и обучался одновременно по двум классам — фортепьяно и композиции.
В 1922 году он переезжает в Петроград, в котором живет, учится и работает до 1941 года. 3десь происходит его становление как одного из симфонических классиков XX века. В начале 20-х годов Петроград — центр культурной жизни России. Здесь возникают, тесно соприкасаются и тут же распадаются объединения поэтов, художников, музыкантов, ниспровергателей традиционных форм творчества. Юному Гавриилу Попову близки основные идеи авангарда: “Ничего старого — ни форм, ни жизни”, “Сделаем искусство творческим, а не репродуктивным”, “Освободим искусство от рабства перед готовыми формами действительности”. Со свойственными ему темпераментом, энергией и увлеченностью он одновременно пытается заниматься на двух отделениях Ленинградской консерватории (по классу фортепьяно — у Л. В. Николаева, по классу композиции — у В. В. Щербачева, будучи при этом любимым учеником этих знаменитых профессоров). Параллельно с учебой в консерватории и эпизодическими сочинениями музыки, в 1922 году Попов поступает на архитектурный факультет Политехнического института, а в 1923 — 1924 годах учится на литературном факультете Института истории искусств. Подрабатывает пианистом-импровизатором в кинотеатрах и в студии пластического танца, а с 1927 по 1931 годы преподает (фортепьяно и композицию) в Ленинградском центральном музыкальном техникуме. Один из его любимых воспитанников — Никита Богословский! Иногда выступает в Ленинграде и Москве как пианист вместе со своим другом Дмитрием Шостаковичем и выдающейся пианисткой Марией Юдиной. Специалисты высоко оценили исполнительское мастерство дуэта Шостаковича и Попова, исполнивших зимой 1927 года в Ленинградской филармонии Концерт для двух фортепьяно с оркестром Моцарта. В те годы Шостакович и Попов многими специалистами признавались равными по таланту. Более того, когда в 1926 году в Ленинград приехал известный французский композитор Дариюс Мийо и попросил знаменитого музыковеда Б. Асафьева познакомить его с наиболее талантливым молодым композитором, ему представили Гавриила Попова (об этом пишет в своих мемуарах Мийо).
Несмотря на кажущуюся неправомерность сопоставлений творческих и житейских судеб Попова и Шостаковича, в их биографиях было много удивительных совпадений. Оба получили прекрасное домашнее образование и проявляли в детстве выдающиеся музыкальные способности. Оба в 13 лет поступили в консерваторию, учились сразу на двух отделениях и своим творческим становлением обязаны культурной ауре Петрограда.
В конце 20-х совместно выступали с фортепьянными концертами. оба несколько лет работали в театре В. Мейерхольда (Попов в 1931 году пишет музыку к пьесе Ю. Олеши “Список благодеяний”, а в 1937 — к пьесе “Одна жизнь” Н. Островского). Оба сотрудничали с самыми “культовыми” кинорежиссерами и написали музыку к самым популярным советским фильмам: Попов — соавтор “Чапаева”, “Она защищает Родину”, “Поэма о море” и десятков других, Шостакович написал музыку к “Великому гражданину”, “Гамлету”, “Падению Берлина”. Оба до 1941 года жили в Ленинграде, с 1941 по 1943 — в эвакуации, а с 1943 — в Москве, в одном доме на Кутузовском проспекте. Они были членами правления Союза композиторов, дважды женаты, прожили относительно короткую жизнь, — Попов — 68 лет, Шостакович — 69. Они часто встречались, высоко и ревностно оценивали как свое творчество, так и произведения друга-соперника. Попов посвятил свою 3-ю симфонию Шостаковичу и считал гениальной его оперу “Нос”. Шостаковичу нравились симфонические работы Попова, особенно его симфония “Родина”, которую сравнивали с его 8-й. Эти произведения, написанные в 1943 году, были объединены единой темой — верой в грядущую победу над фашизмом. В 1945 году в “Ленинградской правде” были опубликована фотография Попова и Шостаковича и небольшая статья об этих симфониях. Шостакович писал о 2-й симфонии Попова, еще не удостоенной Сталинской премии (это произойдет позже): “Это замечательное произведение, которое надо высоко оценить. Автор не цитирует народные напевы, но самый мелодический склад, самое развитие симфонии идет от русской народной песни”.
Последняя встреча Г. Попова и Д. Шостаковича, правда, уже виртуальная, состоялась в апреле 1989 года в Малом зале Ленинградской филармонии на концерте “Русский музыкальный авангард 20-х — 30-х годов”. Исполнялись “Септет для флейты, кларнета и фагота” Г. Попова (1927 г.) и “Прелюдии” Д. Шостаковича (1933 г.). Я был на этом концерте и убедился в справедливости высокой оценки таланта Попова, данной крупнейшим музыковедом Б. Асафьевым в 1927 году после первого прослушивания именно этого произведения: “По характеру и мышлению Гавриил Попов стоит ближе всего к Хиндемиту. Талант его — мужественный, энергичный, ищет точных, четких, чеканных форм воплощения. Характер его ярко динамической музыки — светлый и бодрый. Это — сильное, яркое дарование, близкий расцвет которого не подлежит никакому сомнению”. Аналогичный вывод о значительности таланта Попова был сделан критиком Е. Холшевниковой (“Ленинградская правда” от 5. 04. 1989): “Септет” Попова и “Прелюдии” Шостаковича убедили сегодняшнего слушателя в правомерности давних суждений о сопоставимости талантов этих композиторов. Исполненные произведения представили их могучий художественный мир, молодую раскрепощенность, острый юмор, свободное сознание, пророческое прозрение грядущих трагедий… Попов, автор пяти симфоний (шести. — В. Ц.), музыки к кинофильму “Чапаев”, начинавший так ярко, не смог придти в себя после разгромного постановления 1948 года. Лишь ныне имя его всплывает из безвестности”.
К сожалению, “всплытие” задержалось до сих пор.
Гавриил Николаевич и его первая жена, пианистка Ирина Казанцева, жили в Пушкине, в небольшой квартирке, вход в которую был на уровне земли. Рабочая комната Попова находилась на втором этаже маленького мезонина, куда вела шаткая деревянная лесенка. Почти всю квартиру занимали два прекрасных рояля. На музыкальных вечерах в квартире Поповых часто по просьбе гостей исполнялись произведения Гайдна и Баха, которых хозяева почитали выше Моцарта и Бетховена. Об этом, в частности, пишет К. Федин в своем “Рассказе о дворце”, опубликованном в “Огоньке” в 1944 году.
Конец 20-х — середина 30-х — период расцвета таланта Гавриила Попова. Он начинает работу над многострадальной Первой симфонией (1927–1934 г. г.), участвует в создании кинофильма “Чапаев” (1934–1935 г. г.), пишет музыку к одному из самых спорных фильмов “Строгий юноша” (1934–1935 г. г.), работает в театре Мейерхольда (1931–1937 г. г.), преподает в техникуме (1927–1931 г. г.).
В это время он часто встречается с Даниилом Хармсом. В записных книжках Хармса фамилия Попова упоминается начиная с 1926 года — возможно, готовя свою эпатажную пьесу “Елизавета Бам”, создатели нового искусства — “обэриуты” — искали талантливого музыканта-импровизатора, идущего, как и они, дорогой искусства, обладающего художественной смелостью, азартом, гротесковым мышлением, остро чувствующим социальную дисгармонию общества. Попов был именно таким композитором.
Особый этап творчества Попова — многолетняя (1927–1934 г. г.) работа над грандиозной по объему (45 минут исполнения) и новаторской по содержанию Первой симфонией, которую композитор готовил к Всесоюзному конкурсу в честь 15-летия революции. Симфония создавалась в период “Великого перелома”, в большом количестве появлялись статьи, в которых преобладала вульгарная социология, фальшивая и дилетантская политизация искусства и науки. Вульгаризаторская плетка настигла и композиторов. В 1929 году на конференции композиторов великий Игорь Стравинский был объявлен “кулацким элементом”. Несмотря на изменившуюся ситуацию, Попов смело экспериментирует, используя обостренную экспрессивность музыкального языка, отвергая натуралистическую описательность, активно применяя гротесковые приемы.
Полностью оркестровать симфонию к конкурсу Попов не успел, к 1932 году он представил только фортепьянно-клавирный вариант, который сам блестяще и исполнил в Москве, в Большом театре. В конкурсе принимали участие лучшие советские композиторы, а в жюри — ведущие музыканты: Гнесин, Гольденвейзер, Голованов, Мясковский. Гавриилу Попову была единодушно присуждена высшая премия (правда, вторая, так как первая не была присуждена никому). Отмечались основные достоинства произведения: яркая талантливость, высокий профессионализм, богатство и глубина проработки музыкальных тем, содержательное новаторство. В газетах в духе того времени подчеркивалось: “Высоко оценил мастерство композитора Нарком обороны тов. К. Е. Ворошилов, объявив Г. Н. Попову благодарность в приказе и наградив ценным подарком”. Попов продолжал активно работать над оркестровкой и терпеливо ждал нового успеха. К марту 1935 года он доработал 1-ю симфонию, расставил музыкальные акценты, но отказался убрать или смягчить специфические новаторские фрагменты симфонии, на которые указывали его более робкие коллеги, намекая на обострившуюся в стране ситуацию. А в это время высшими критериями в искусстве объявлялись “простота” и “доступность”. То, что, по мнению назначенных властью музыкальных “управдомов”, нельзя легко и свободно напеть рядовому пролетарию, считалось музыкальным сумбуром. До сих пор многие убеждены, что симфоническую музыку необходимо понимать, объяснять и разгадывать, как ребус. Тогда как (по моему мнению) ее надо прочувствовать, воспринять, попытаться ощутить гармонию драматических, гротесковых, романтических красок жизни, подключая подсознание, мир нераскрытых, часто подавляемых эмоций.
Попов с естественным волнением, но без страха готовился к своему трагическому (как оказалось впоследствии) дню, рассчитывая на индульгенцию, полученную несколько лет назад от “первого маршала”. Первое исполнение симфонии в Большом зале филармонии оркестром под управлением знаменитого Фрица Штидри состоялось 22 марта 1935 года. Попова и его произведение ждал полный провал. Страшен был не столько провал, сколько последовавший за ним на следующее же утро грозный приказ властей о запрещении симфонии к дальнейшему исполнению. Историческую ценность представляют стиль и тон постановления. Вот фрагменты постановления и некоторых статей: “Произведение Попова отражает идеологию враждебных нам классов… Констатируя классово-враждебный характер симфонии, запрещается дальнейшее ее исполнение”; “Автору не удалось подчеркнуть оптимистическую сущность перестройки мировоззрения советской интеллигенции…”; “Наша композиторская организация ослабила классовую бдительность, допустив использование трибуны филармонии для пропаганды идеологически чуждого произведения. Из этого факта надо немедленно сделать серьезные политические выводы. В нашей стране имеются все возможности для перестройки отстающих отрядов композиторов”. И самая мягкая фраза, оставляющая некоторые шансы Попову: “Неотложная задача Попова — выйти из ограниченной сферы вкусов мелкобуржуазной аудитории”.
Сказать, что Гавриил Николаевич был потрясен, значит не сказать ничего. Для его страстной, эмоциональной натуры это был убийственный удар, который он с трудом перенес. Помогли друзья, в том числе Сергей Прокофьев, написавший Попову ободряющее письмо, в котором, в частности, говорилось: “Вы знаете, что я рекомендовал симфонию для исполнения, а это одно уже говорит о том, что ваша симфония очень меня интересует и, по моему мнению, должна также заинтересовать Париж”.
В 1974 году друг Попова Э. Криммер написал документальный рассказ об этих событиях.
“Первая симфония Г. Н. исполнялась в 1935 году. В это время он жил в Детском Селе, в Полуциркуле. И я довольно часто, особенно летом, бывал у него, а иногда и оставался на несколько дней. Г. Н. был страстно увлечен работой над симфонией. Где бы он ни был, чем бы ни занимался, работа над симфонией продолжалась.
Часто Г. Н. вместе с женой Ириной Николаевной в четыре руки исполняли на рояле вновь написанные отрывки симфонии. Бывало, не хватало четырех рук, и Г. Н. голосом импровизировал партию какой-нибудь группы инструментов, часто останавливался и пытался словами дополнить, рассказать, объяснить то, что не могло донести исполнение на рояле…
К тому времени, когда симфония была закончена, главным дирижером и художественным руководителем Ленинградской филармонии был Фриц Штидри. По словам Г. Н., Штидри положительно оценил партитуру симфонии и принял ее к исполнению. Мне никогда раньше не приходилось присутствовать при разучивании симфонических произведений, и я попросил Г. Н. устроить мне пропуск на репетиции…
Я старался быть незаметным и забирался в последние ряды кресел партера или на красные диваны у стены. Кажется, всего было восемь репетиций. На первых четырех или пяти разучивались партии отдельных групп инструментов. Г. Н. присутствовал на всех репетициях и принимал в них активное участие, энергично разъясняя свои замыслы, темпы и характер исполнения. Иногда по просьбе оркестрантов он вносил изменения в партитуру, иногда упорствовал, настаивал на своем, но всегда объяснял причину своих действий. Я легко узнавал в исполнении отдельных фрагментов те или иные темы полифонии в открытом виде, но как это все сплетется в целое, мне было трудно представить. Последняя репетиция шла как генеральная в день премьеры, 22 марта 1935 года. Симфония Попова исполнялась во втором отделении. Из присутствующих я запомнил Шостаковича, Соллертинского, Арапова и Кочурова. То, что я воспринял в результате серьезной подготовки, до большинства слушателей не дошло. По окончании симфонии — тяжелое молчание и несколько вялых хлопков… Г. Н. окружили музыканты. Где и как он провел этот вечер явного и незаслуженного провала, я не знаю.
Через день, рано утром он пришел ко мне в мастерскую в страшном расстройстве.
Первыми его словами были: └Эдуард, мою симфонию запретили к исполнению!” Целый день он был у меня, бушевал и горевал. При его необузданном темпераменте пережить такое горе было не просто.
Много лет прошло с тех пор, много было встреч и бесед с Г. Н. на разные темы, но никогда мы не вспоминали день исполнения его Первой симфонии”.
Таким образом, одна и та же симфония в 1932 году была отмечена Главной премией и, что самое важное, “отразила оптимистическую сущность перестройки мировоззрения советской интеллигенции”, а в 1935 году признана идеологически опасной и даже вредной для здоровья, ибо (цитирую): “Вакханальное звучание оркестра болезненно воздействует на психику здорового советского слушателя”.
Последствия провала 1-й симфонии были бы просто трагическими, если бы не грандиозный успех вышедшего незадолго до этого фильма “Чапаев”, соавтором которого был Г. Попов. Вряд ли можно вспомнить другой пример такого единодушного, всенародного успеха, какой встретил этот фильм у зрителя. Даже сейчас, через 70 лет после его создания, “Чапаев” остается в числе самых любимых народом кинофильмов, подлинным спутником поколений. И в этом “повинны” не только режиссеры и сценаристы Васильевы, актеры Бабочкин, Симонов, Чирков, Блинов, но и новаторская музыка Попова, прочно вошедшая в общий ритм картины. Она настолько мастерски использована, что как бы незаметна, как бывает незаметен опытный судья на высококлассном футбольном матче. Музыкальным лейтмотивом фильма стала песня “Черный ворон”, аранжированная Поповым и ставшая поистине народной. Ее мелодия вплетается в увертюру, ее исполняют главные герои, она трансформируется в победный марш в финальных сценах. Внимательный зритель может выделить в фильме несколько музыкальных тем, без которых многие сцены лишились бы необходимой гармонии. Например, лирическая тема первой встречи Анки и Петьки. Тихая и спокойная в начале, она приобретает напряженное, тревожное звучание в заключительных кадрах фильма. Мелодией невозвратного прошлого воспринимаются кадры ночного музицирования старого полковника Бороздина. Интересной в музыкальном отношении является и фанфарная увертюра в самом начале фильма.
Ободренный успехом “Чапаева”, Попов приступает к работе над фильмом “Строгий юноша” по сценарию Ю. Олеши. Картина ставилась одним из опытнейших советских режиссеров А. Роомом на Киевской студии и должна была по плану выйти на экраны в середине 1935 года. Фабула пьесы Олеши заключалась в попытке рассмотрения проблем моральных взаимоотношений в будущем бесклассовом обществе. Тема очень модная в те годы. В 1934 году коллектив юных, талантливых энтузиастов: актеров О. Жизневой, М. Штрауха, Д. Дорлиака, оператора Ю. Екельчика, художников В. Каплуновского и Э. Криммера, композитора Г. Попова приступил к работе, естественно, не рассчитывая на драматическую судьбу этой дерзкой, странной и новаторской картины. А. Роом, режиссер высокой музыкальной культуры, расценивал музыку фильма как своеобразную звуковую среду, как стихию, развивающуюся из недр драматургии фильма. Для решения задуманных режиссером музыкальных задач Pоому необходимо было яркое, экспрессивное, гротесковое дарование Гавриила Попова. Как и во всех музыкальных киноработах (а Попов — автор музыки к 38 фильмам) композитор выступает здесь и как симфонист, и как драматург, и как психолог. Каждый даже незначительный музыкальный эпизод Попов разрабатывает со скрупулезной тщательностью.
Работа над фильмом продвигалась настолько успешно, что Роом поспешил дать Олеше радостную телеграмму: “Дорогой Юрий Карлович. Вчера впервые смонтированный “Строгий юноша” показывался руководству студии. Картина смотрелась вниманием, напряжением, интересом. Часто смеялись и против ожидания были слезы. Поздравляем. Роом”.
Гроза разразилась, как всегда, неожиданно. 28 июля 1936 года в газете “Кино” было опубликовано постановление о запрещении к прокату фильма “Строгий юноша”. Основание? Как обычно в те годы: неясность концепции, махровый формализм, отрыв от действительности. Фильм на многие десятилетия отправили в архив. На большом экране он появится только после смерти Г. Попова, в 1974 году. Кстати, через несколько месяцев после партийного постановления, Попов, высоко оценивавший и сам фильм, и его сценарий, написал известному кинорежиссеру Э. Шуб пророческие слова: “Есть авторы — предвестники, они дают ответ на еще не поставленные вопросы. Сегодня пренебрегают ими, за ними — завтра. Между живыми поколениями и теми, что придут им на смену, эти писатели — мост, они поддерживают скрытую преемственность — существенное, хотя зачастую и непонимаемое назначение литературы”. Сейчас этот запрещенный когда-то фильм считается специалистами одним из самых интересных и оригинальных произведений советского киноискусства.
Перед войной и в первые военные годы, в эвакуации, Поповым создано несколько крупных масштабных музыкальных произведений: 2-я и 3-я симфонии, музыка к кинофильмам “Она защищает Родину” и “Фронт”, несколько симфонических сюит и первая часть оперы “Александр Невский”. Либретто этой оперы писал сам Гавриил Попов совместно с П. Павленко и С. Городецким. Отдельные фрагменты оперы, разработанные Поповым до мельчайших подробностей, неоднократно исполнялись во время войны в разных городах страны и, в частности, в Перми, где в это время находился симфонический оркестр Кировского театра под управлением А. Пазовского.
Безусловно, одним из самых значительных симфонических произведений, созданных в это время, да пожалуй, за всю творческую жизнь Попова, является 2-я симфония “Родина”, законченная в 1943 году, сразу высоко оцененная специалистами–музыковедами и крупнейшими композиторами страны Шостаковичем и Прокофьевым. Созданная в сложный период войны, в период наивысшего напряжения сил страны, эта симфония тем не менее полна оптимизма, внутренней энергии, богатырской силы.
Когда-то Гавриил Николаевич подарил моему отчиму грампластинку с записью этого произведения, полное название которого: “2-я симфония соль минор, сочинение 39 “Родина”. На этикетке рукой автора написано: “Дорогому Эдуарду в день его 65-летия от любящего его друга Гавриила Попова 1 декабря 1965. Москва”.
Жаль, что это произведение, полное больших мыслей и глубоких чувств, до сих пор практически не известно не только массовому слушателю, но и многим музыковедам. Между тем в свое время симфония Попова была признана одним из этапных музыкальных произведений XX века и заслуженно оценена Сталинской премией Первой степени. Это случилось в 1946 году. К этому времени вышел популярный фильм с музыкой Г. Попова “Великий перелом” и закончена 4-я симфония “Слава Отчизне”.
Наступил 1948 год. В этом году произошли события, резко изменившие судьбу Гавриила Попова. В январе 1948 в кабинете члена Политбюро Жданова, главного специалиста по вопросам культуры, проходило трехдневное совещание, посвященное музыкальным проблемам. На это совещание, призванное осудить лучших композиторов страны за якобы чуждую народу музыку, были “приглашены” ведущие музыканты страны, в том числе и Г. Н. Попов. Он пришел в костюме с медалью Лауреата Сталинской премии, как бы защищаясь от предполагаемых нападок. Но, естественно, это не спасло ни его, ни сидевших рядом Прокофьева и Шостаковича, имевших — соответственно — пять и три Лауреатских знака, от грубого и безграмотного разноса. Как это часто бывало в коммунистической России, практически все выступающие единодушно осудили формалистов, лженоваторов и безродных космополитов — Прокофьева, Шостаковича, Мясковского, Попова и других. Особенно болезненно Попов воспринял критическое выступление крупнейшего музыкального авторитета—академика Б. Асафьева, до этого времени высоко ценившего творчество перечисленных композиторов. Правда, сам Асафьев, клеймивший (под напором партийных вождей) своих любимых композиторов, с трудом пережил невольное предательство, заболел и вскоре умер. Итогом совещания стало знаменитое “Постановление ЦК от 10 февраля 1948 года”, драматически сказавшееся на судьбе Г. Н. Попова и многих других деятелей.
Произведения Попова после этого постановления долгое время не исполнялись, хотя небольшие статьи о его творчестве и его заметки о музыке изредка появлялись на страницах газет и журналов. Обладая организованным умом, огромной музыкальной эрудицией, высокой общей культурой и ярко выраженными литературными способностями, он, к сожалению, не оставил после себя ни воспоминаний, ни серьезных публикаций, ни эпистолярного наследия. Однако то немногое, с чем мне довелось познакомиться, заслуживает хотя бы беглого рассмотрения. Любопытен, например, ответ на традиционные поучения властей о том, как надо писать советскую музыку. Впервые эти высокоумные вульгарно-социологические рекомендации прозвучали в постановлении 1948 года: “Основами передового направления советской музыки является правдивость и реалистичность, высокая содержательность при одновременной простоте и доступности…”. Вот как отвечает якобы неизвестному оппоненту Гавриил Попов: “Подлинное искусство, если оно убеждает, не знает понятия сложного или простого. Мне безразлично, какими средствами убедил меня композитор — была бы музыка яркой, образной, увлекательной. Никто не заставит меня снизить требовательность к творчеству, выразить волнующую меня идею └опрощенными” средствами, лишь бы музыка прозвучала в оркестре… Разве можно назвать простыми мессы Баха, квартеты Бетховена, произведения Хиндемита и Стравинского?” Продолжая полемику с властями, Попов с горечью пишет: “В последние годы между композитором и слушателем оказалось, к сожалению, много посредствующих звеньев. Чиновники от музыки, став на административные позиции, руководствуясь зачастую своими личными, далеко не безошибочными вкусами, утверждали монополию избранных на право общения со слушателем…”
В 1950 году Попов начал работать над одним из своих наиболее интересных произведений, вошедших в золотой фонд советской симфонической музыки, — хоровой симфонией “Былина про Ленина”, основанной на русских народных напевах и словах сказителя Ивана Конушкова. Судьба этой грандиозной по масштабу, необычайно сложной по исполнению и новаторской по духу симфонии была, как часто случалось с произведениями Попова, противоречивой и драматической, несмотря на единогласное одобрение как профессиональных, так и административных кругов. О трудностях “прохождения” симфонии говорит только один факт . Она была полностью закончена к зиме 1951 года (а ее клавирный вариант утвержден и одобрен на заседании Союза композиторов в июле 1950-го), а впервые публично исполнена только через восемнадцать лет! Это произошло в феврале 1969 года в Большом зале Московской консерватории. Концерт прошел с большим успехом. После длительного перерыва в центральной прессе появились рецензии с высокой оценкой симфонии Попова. Отмечалось, что “…произведение насыщено подголосочной полифонией ярко национального народного склада. Симфония инструментована с большой красочностью и выдумкой…”; “Композитор не ограничился использованием подлинного былинного распева, но и сочинил свои мелодии–темы, органично и естественно развивающие основную мелодию…”. Сам композитор так оценивал свое отношение к хоровому искусству: “В хоровой музыке я нахожу основополагающие художественные принципы, которым я следую в своей работе. Сколько невиданной, непознанной еще красоты в звучаниях хора, как необъятны богатства тембров. Ни один симфонический оркестр не достигнет этого. Мелодические, гармонические, полифонические возможности хоровой музыки поистине безграничны”. Как замечательно сказано! У нас дома, демонстрируя фрагменты своих хоровых произведений, он увлеченно и, с моей точки зрения, довольно комично, дискантом напевал какие-то странные народные песни: “Боровички-и, боровички-и, красноша-а-а-почки…”, блестяще аккомпанируя себе на пианино (было у соседей) короткими, совершенно не музыкальными пальцами.
Хоровая музыка — одно из любимых направлений творчества Попова. За свою жизнь композитор создал около 30 хоровых опусов, многие из них высоко оценивались музыковедами. “Былина про Ленина” считается до сих пор заметным явлением во всей симфонической истории России XX века. Это не рядовое конъюнктурное произведение о вожде, каких были десятки в те времена. Несмотря на “философское” отношение к коммунистической утопии, Попов верил в мифы о сверхчеловеке Ленине и пытался специфическим музыкальным языком это отношение выразить.
В 50-е — 60-е годы Поповым создано значительное количество высококлассных произведений (5-я и 6-я симфонии, музыка к фильмам “Поэма о море”, “Неоконченная повесть”, “Повесть пламенных лет” и др.), но хоровая симфония “Былина про Ленина”, пожалуй, одно из наиболее крупных творческих достижений композитора.
Объем журнальной статьи не позволяет подробно рассмотреть черты характера этого нестандартного человека, в котором уживались и расточительность (нанимал на целый день такси) и странная бережливость (приходил без “презентов”), внешняя старомодность и авангардизм характера, творческая смелость и житейская робость. Но одно его замечательное качество необходимо особо отметить. Он был преданным и верным другом. От Гавриила Попова в начале 50-х годов я впервые услышал добрые слова о Хармсе, Мейерхольде, Бабеле и других замечательных личностях, в то время считавшимися “врагами народа”. А Попов их любил и даже пытался не очень умело их, давно погибших, защищать от нападок. О преданности “Гаврика” памяти своих друзей упоминает и художник Валентин Курдов: “Я как-то при Попове критически отозвался о В. Мейерхольде. Гавриил Николаевич гневно обрушился на меня…”.
В последний раз я случайно встретился с Поповым осенью 1971 года в Мариинском театре. Он, приезжая в Ленинград, старался посетить наиболее интересные спектакли, выставки, концерты. Причем некоторые свои любимые оперы, балеты или спектакли мог посещать многократно. И каждый раз смотрел или слушал с неослабевающим интересом. В фойе мы обменялись несколькими приветственными фразами. Гавриил Николаевич выглядел очень бодро и я, помнится, подумал, что он запрограммирован на долгую жизнь. Однако вскоре я прочитал в “Советской культуре” некролог: “17 февраля 1972 года скоропостижно скончался выдающийся советский композитор…” Он приехал умирать в свой любимый город, где прошла его юность, его становление как выдающегося музыкального деятеля, где жили и трудились его друзья. Он скончался неожиданно в Доме творчества в Репине.
В наше сложное, динамичное, противоречивое время трудного, запоздалого, но необходимого поворота с тупикового пути на нормальную дорогу как никогда нужна глубоко современная, емкая, наполненная былинной мощью, богатырской размашистостью и русской напевностью музыка Гавриила Николаевича Попова.
12 сентября 2004 года исполняется 100 лет со дня его рождения.