Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2004
Владимир Иванович Шемшученко родился в 1956 году в Караганде. Окончил Киевский политехнический, Норильский индустриальный институты, а также Литературный институт им. А. М. Горького. Работал в Заполярье и Казахстане. Автор нескольких поэтических книг. Член СП. Живет в г. Всеволожске Ленинградской области.
* * * Полыхнувший закат до полоски алеющей сужен: Туча - словно портьера, а небо - оконный проем. Ничего, ничего… Пусть мой голос и слаб, и простужен, Поднимая глаза, все равно говорю о своем. Я до солнца встаю, чтоб увидеть, как звездные ноты Рассыпает Господь для поэтов на Млечном Пути, Заполняю словами тетрадок бумажные соты. Если мне суждено, я до правды смогу дорасти. Вознесусь над землей, позабуду о мире и граде, Предпочту пораженью веселую смерть на лету, Чтоб, ломая перо, не просить у людей Христа ради, И, ударившись оземь, зажать в кулаке высоту. Это проще простого - умри да с восходом воскресни, Ухватившись за гриву крылатого злого коня. Ничего, ничего… Я приду и спою свои песни. Я еще постучусь к тем, кто знать не желает меня. * * * Отступили дожди, навалились снега. Город стреляной птицей притих на болоте. Ах, как хочется нынче пуститься в бега На машине, на поезде, на самолете! Шалый ветер-дворняга обшарил квартал, Треплет полы пальто и хватает за руки. Я стихи о любви киоскерше отдал, Чтоб зевала, в метро, изнывая от скуки. Ветер пьяную девку целует взасос. Утонула в заливе луна, как монета… Город-Гамлет, ты задал простейший вопрос, На который никто не придумал ответа. ВЕТЕРАН С ним можно было запросто молчать. Он никогда не задавал вопросы, Когда я рвал рубаху сгоряча, Роняя на пол пепел папиросы. Он не писал ни песен, ни стихов. С ним жили шавки: Руфь и Недотрога. За ним совсем не числилось грехов. Он говорил, что почитает Бога. Он вытащил меня из пьяной драки И в спину подтолкнул: "Беги, убьют…" Он умер тихо, но его собаки Заснуть всему кварталу не дают. КАРАГАНДА Вечер сыплет крупу антрацитовой пыли На усталых людей, доживающих век. Город мой, ведь тебя никогда не любили, Твои сказки похожи на страшные были, И кровит под ногами карлаговский снег. Утопает в грязи свет немытых окошек. Ночь троллейбусам уши прижала к земле… Город кормит с ладони остатками крошек. Прячет в темных дворах издыхающих кошек. Но собачники утром отыщут их след. На сожженную степь, на холодный рассвет Дует северный ветер - гонец непогоды, На дымящие трубы нанизаны годы… В этом городе улицы в храм не приводят, Да и храмов самих в этом городе нет. * * * Проскакал по степи черный всадник на красном коне, И ворвался огонь в белоснежные юрты аула, И никто не ушел, и расплавилось солнце в огне, И крылатая смерть на корявых ветвях саксаула Терпеливо ждала, пока дети угаснут от ран, И пришли корсаки1 , чтоб обгладывать лица и ноги, И не слышал Аллах материнского вопля: "Аман!"2 И стоял безответным вопросом сурок у дороги, И луна не взошла, и ушел конармейцев отряд, И вернулись в аул, подвывая от страха, собаки… Не ходи к роднику - не вода в нем, а памяти яд, И не трогай руками росою омытые маки. * * * Заплачь по мне, как плачут дети, Кричи несвязные слова! Среди вселенской круговерти Не пощадит меня молва. Заплачь по мне по-бабьи просто, Как плачут в русских деревнях, Как плачут, возвратясь с погоста, Как плачут ивы у плетня. Заплачь, пока душа живая Не обрела покой и высь. Была ведь строчка ножевая… Заплачь, а лучше - помолись. АВГУСТ Ветер нынче строптив, хамоват и развязен. Вот и верь после этого календарю. Я к нему паутинкой-строкою привязан. Потому и стихами сейчас говорю. Ветер ходит, где хочет, живет, где придется: То стрелой пролетит, то совьется в кольцо. Окликаю его - он в ответ мне смеется И кленовые листья бросает в лицо. Он стучит мне в окно без пятнадцати восемь, Словно нет у него поважнее забот. Он несет на руках кареглазую осень И листву превращает в ковер-самолет. Он целует ее, называет своею, И ему аплодируют створки ворот… Я стою на крыльце и, как школьник, робею, И сказать не умею, и зависть берет. * * * Бросил в урну и ложку, и кружку, И когда это не помогло, На чердак зашвырнул я подушку, Что твое сохранила тепло. Не ударился в глупую пьянку, Не рыдал в тусклом свете луны, - А принес из подвала стремянку, Чтобы снять твою тень со стены… * * * В предчувствии первого снега Трепещет больная душа. И ночь хороша для побега, И вольная мысль хороша. Бреду по сиротской дороге Под мертвенным светом луны. Мы все вспоминаем о Боге, Когда никому не нужны. * * * Блажен, кто по ночам не спит И времени не замечает, Кто сыт пустым холодным чаем, Кто знает: ДУХ животворит. Блажен, кто верою горит И в этом пламени сгорает, Кто на путях земного рая Взыскует скорбь в поводыри. Переосмысливаю быт. Переиначиваю строки. Когда горланят лжепророки, Поэт молчаньем говорит. 1 Корсак (тюрк.) - степная лиса. 2 Аман (тюрк.) - пощади.