Вступительное слово Б. Никольского
Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2004
ПРОЩАЛЬНОЕ СЛОВО
Cтихотворный цикл был уже подготовлен к печати, когда пришло неожиданное горестное сообщение: Лев Куклин умер. Первая реакция: не может быть! Как же так — ведь только неделю назад он заходил в редакцию, как обычно, полный сил, замыслов, планов… Он оставил мне новую статью, и мы договорились, что через несколько дней созвонимся и поговорим о ней. Не думал я тогда, что в следующий раз увижу его на Смоленском кладбище, там, где уже лежат его друзья по литературной молодости: Олег Тарутин и Леонид Агеев… Для меня уход Льва Куклина — особенно горькая потеря. Я знал его еще со школьных лет, еще с той поры, когда мы ходили в литературную студию Дворца пионеров, к Глебу Семенову.
Лев Куклин был, что называется, мастер на все руки: он писал стихи, песни, киносценарии, фантастические рассказы, эпиграммы, критические статьи — наверно, нет такого жанра, в котором он не попробовал свои силы. Он никогда не боялся вступать в самую острую полемику, не смущаясь тем, что его точка зрения расходится с “общепринятым” мнением. Но прежде всего он был поэтом. Даже в наше весьма сложное для писателей время он систематически издавался — его книги были интересны и издателям, и читателям. Это главное.
Лев Куклин был постоянным автором и настоящим другом нашего журнала. Когда недавно на журнальных страницах появился специальный раздел — “Клуб друзей „Невы””, я был уверен, что одним из первых в нем по праву выступит Лев Куклин. Не вышло. Судьба распорядилась по-другому. И все же, я не сомневаюсь, голос его еще не раз прозвучит со страниц нашего журнала.
Я хорошо помню, как много-много лет назад во Дворце пионеров Глеб Сергеевич Семенов впервые читал нам, кружковцам, поэму Павла Антокольского “Сын”. На всю жизнь мне в память врезались эти строки:
Прощай, поезда не приходят оттуда,
Прощай, самолеты туда не летают,
Прощай — никакого не сбудется чуда,
А сны только снятся нам… Снятся и тают.
И теперь мысленно я опять и опять повторяю эти горькие стихи.
Прощай, Лева, прощай, мой дорогой товарищ!
Борис Никольский
ЛЕВ КУКЛИН НОЧНОЙ КРОССВОРД Дом - молчаливый кокон - Ветру подставил борт. Пересечение окон - Светящийся кроссворд. В каждом квадрате - судьбы, Кто-то - судьбой забыт. Не доберешься до сути Наших дневных забот. Дом в этом странном мире Впал в игровой азарт. Тихо бренчит на лире Некий безумный бард, В непогрешимости кладки Легко сорваться с резьбы. Кто же заполнит клетки Нашей с тобой судьбы? Богу ты не подсуден? Значит - доволен черт! Пересечение судеб - Выстраданный кроссворд! Справа огни и слева, То слабже, а то сильней… Кто ж разгадает Слово, Сложенное из огней?! МИРАЖИ Над зеленой долиной плывет спелых фиников сладостный запах, Но прекрасноворотные Фивы распахнуты в яростный, бешеный зной. Караваны уходят на Запад, все время - на Запад, И лениво струящийся Нил остается у нас за спиной. Здесь песок, раскаленное небо и злобное солнце - такая простая триада, Да и путь по барханам и вадям изучен, извечен и прост. И гортанно кричат бедуины, колышут горбы бактрианы, У которых ресницы пышней и длинней, чем у самых крутых кинозвезд. Далеко не везде в этом мире ожидает нас отдых под пальмой, Где шербет, и ручей пепси-колы, и белый верблюд с гаражом… Мы порою подводим печальный итог нашей жизни опальной, - Дело часто кончается тщетно манящим, пустым миражом. Здесь белесое небо бесстрастно. А камни вопят от ожогов. Может, будет самум. Мы проходим по чьим-то забытым, безвестным следам. Знаю, тысячи лет продолжается странная наша дорога, А зачем, почему, для чего - этот смысл никогда не откроется нам… Ты поймешь, почему эти строки длинней каравана верблюдов в пустыне, - Нашей жизни модель: тяжкий путь, и не надо переть на рожон. Пей же чай, дорогая. А то он напрасно простынет. Дело часто кончается горьким, манящим, пустым миражом. В пышной пальмовой роще в Луксоре нас осень не ждет золотая. Молодая луна проплывет, как ладья, в черноте африканских небес… …Хорошо б в сентябре, когда первые желтые листья слетают, За грибами пойти в ярославский березовый праздничный лес… Египет. Карнак - Луксор УБИЙСТВО ЛЮБВИ Любовь - редкий зверь… Надо в "Красную книгу" внести бы, - Доступна она не для всех, далеко не для всех. Лицензий и квот на отстрел никто вам не выдаст, вестимо. Твое браконьерство - такой непростительный грех! Ведь это преступней, чем тигра убить в Приамурье: Их тоже на два полушарья осталось три сотни голов… Зачем ты сидела в засаде, суровые брови нахмуря? Я был ведь почти что ручным. И я к выстрелу был не готов… Убитой Любви не прощают ни люди, ни боги. Владеть этим редкостным видом способен отнюдь не любой. Так что же нам делать на нашей осенней дороге? Ужели лишь степенью боли мы можем измерить Любовь? Ты ходишь, Охотник, одна в многолюдной пустыне. А как твой трофей? Ты хоть цену его назови! Ну, что же ты будешь, любимая, делать отныне, Нося на плечах драгоценную шкуру Любви?! * * * Мы расстались. Ни кивка, ни взгляда. Не скажу, которого числа, - В пору золотого листопада Ты ушла, исчезла, уплыла… Жизнь распалась на слепые части, Словно мне ударили поддых. Странное, отчаянное счастье Растворилось в сумерках сырых. Что же от меня тебе осталось? Оглянусь растерянно кругом: Неужели только боль, усталость И сомненье в самом дорогом? Да, любовь - сама себе награда. Все - твое, что ты мне отдала. Ничего мне от тебя не надо, - Только чтоб на свете ты была… ПЕСЕНКА Скажи, моя любимая, - А как у нас дела? Ну, что ж, моя любимая, - Вот и зима пришла… А я все роюсь в памяти: Какого же числа Любовь у нас, как лодочка, Осталась без весла? Мы проглядели, милая, Осенний перелет… Забыли нашу лодочку, - Она и вмерзла в лед. И мост наш не разводится - Открыты все пути, Да нам с тобой не ходится, Нам некуда идти. Отправиться бы вместе нам На поиски тепла… Ну что, моя любимая? Вот и любовь ушла… * * * Где мой Радонеж? Радости нету. Китеж - только в скитаньях живет… Сколько можно мотаться по свету, Если Родина-мать не зовет?! Как уродливы многие лица! Словно грешники в адском котле… Не отмыться нам, не отмолиться За блевоту и смрад на земле! Глушит водку российский народец. Выцветает небес бирюза. С образов по щекам богородиц Нефтяная стекает слеза… Где же праведник посохом мерит Наших русских полей благодать? И когда постучится он в двери, Чтобы исповедь нашу принять? Ты и Богом теперь не прикрыта, - Все заступники, видно, слабы… Сколько ж можно хлебать из корыта, Из корыта помойной судьбы?!