Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2004
История создания книг бывает порой не менее содержательной и интересной, чем сами книги. Во всяком случае — любопытной. К примеру, обстоятельства появления книги Ивана Александровича Гончарова “Фрегат └Паллада””.
Историю ее появления следует начать с того, что в ХVIII — XIX веках в Ораниенбауме прижились дачниками балтийские моряки. Объяснялось это тем, что семейное проживание в Kpoнштадте, плотно набитом матросской и солдатской массой, всегда было чревато опасностями — эпидемиями, пороховыми случайностями и бунтами. Гарнизон есть гарнизон, да еще и в островной крепости. Офицерам и адмиралам куда спокойнее служилось там, когда они знали, что их семьи обитают на мирном, почти курортном материковом берегу с его первозданной тишиной, озонированным воздухом, да еще и вблизи хорошо охраняемой императорской, а потом и великокняжеской усадьбы “Ораниенбаум”. Да и самим побывать там на досуге было в радость…
Так с петровских времен служили и жили многие балтийские адмиралы и генералы по Адмиралтейству: Меншиков, Сенявин, Нагаев, Ханыков, Сарычев, С. К. и А. С. Грейги, братья Баратынские, Ратманов, Станюкович, Анжу, Пустошкин, А. Н. Толбухин, Литке, Шварц, Скрыдлов и многие другие — всех не перечислить.
Часто, выходя в отставку, они и оседали тут, коротая остаток дней, чему свидетелем Свято-Троицкое кладбище Ораниенбаума.
Эта ораниенбаумская дачность через знакомых моряков пленила и многих питерских художников, писателей, композиторов и даже предпринимателей. Среди таких семейств особенно выделялись своей привязанностью к Ораниенбауму Майковы и Глазуновы.
Нужно заметить, что дачники, много лет проживающие по соседству, зачастую образуют некие землячества с характерными для той эпохи семейными связями. А могущество России до 1917 года во многом и держалось именно на семье как основной ячейке государства. Начиная от венценосных Романовых и многочисленных Рюриковичей и до кряжистых крестьянских семей. Но наиболее прочную основу семейных взаимоотношений составляло дворянство, а позже — в XIX веке — и нарождавшееся купечество. Во многом от этих связей, наравне с природными талантами, зависели и карьерные, и финансовые, и имущественные продвижения. А порой и духовные.
Это вовсе не означало круговой поруки. Всякий рекомендатель той среды становился как бы естественным ответчиком за поведение и дальнейшую судьбу рекомендуемого. Однажды порекомендовав недостойного, рекомендатель в силу тех же семейных связей быстро становился худо известным в своей среде и, бывало, что и напрочь терял авторитет. Так вот, когда в 1852 году российское руководство решило послать морем тайную Миссию в Японию (официально она именовалась как “…экспедиция к русским владениям в Америке”, то есть, к Аляске, ее главой был назначен вице-адмирал Ефимий Васильевич Путятин — бывалый и решительный моряк, участник Наваринского сражения, Георгиевский кавалер, хорошо известный во флоте и знакомый многим ораниенбаумским дачникам. А поскольку предстоящее плавание носило не только дипломатический и экономический (требовалось заключить тайные торговые договора с наглухо закрытой для Европы Японией), но и географический, а попутно и этнографический характер, как и любая кругосветка того времени, то Миссии требовался опытный литературный секретарь.
Будучи наслышан о поэтических талантах одного из ораниенбаумских дачников Аполлона Майкова, Путятин должность секретаря предложил ему. Однако Майков oт нее уклонился, но взамен — через своего тогдашнего служебного начальника, товарища министра Народного Просвещения А. С. Норова — порекомендовал своего литературного учителя и ораниенбаумского содачника Ивана Александровича Гончарова.
И Путятин, и Гончаров это предложение тут же приняли. Первый потому, что не так-то легко было найти хорошего литератора, готового на год-полтора оторваться от своего письменного стола, а второй из жгучего писательского любопытства.
“Я с радостью, — написал он потом в очерках, — содрогнулся при мысли: я буду в Китае, в Индии, переплыву океаны, ступлю ногою на те острова, где гуляет в первобытной простоте дикарь, посмотрю на эти чудеса — и жизнь моя не будет праздным отражением мелких, надоевших явлений. Я обновился; все мечты и надежды юности, сама юность воротилась ко мне. Скорее, скорее в путь!”
Путятин же впоследствии признался Норову:
“…много я обязан Вам за рекомендацию и содействие в назначении г. Гончарова в состав нашей экспедиции. Он чрезвычайно полезен мне как для теперешних наших отношений с японцами, так и для описания всех происшествий, которые со временем должны сделаться известными публике…”
Второй заботой Путятина был флагманский корабль его эскадры.
И тут не обошлось без рекомендации. На этот раз великого князя Константина Николаевича. Сам он ораниенбаумским дачником не был, но его тетка, умнейшая великая княгиня Елена Павловна была не только ораниенбаумской дачницей, но — первейшей: она Ораниенбаумом владела. А с Константином Николаевичем не просто дружила, — они в царской семье слыли единомышленниками как по стремлению к отмене в России крепостного права, так и к реформам вообще. По своей природной любознательности она всегда была в курсе дел великого князя, часто давала ему толковые советы. Впоследствии она активно содействовала и путешествию Н. Н. Миклухо-Маклая в Новую Гвинею.
Так что и тут, скорее всего, не обошлось без ее участия.
По убеждению великого князя флагманом эскадры Путятина должен был непременно стать красавец российского флота и его любимец фрегат “Паллада”. Это был трехмачтовый военный корабль, имевший две батарейные палубы с 60-ю пушками. Он обладал большой остойчивостью, а по скорости хода превосходил линейные корабли. Основное его назначение было — крейсерство и разведка. Лучшего корабля для кругосветки и представить было нельзя! Но дело было еще и в том, что корабль этот великий князь знал до последнего гвоздика, ибо четыре года был его командиром. Он больше всего годился для представительских целей — по внутренней отделке прежде всего…
Командиром “Паллады” на тот момент служил капитан II ранга Унковский Иван Семенович — опытный и умелый моряк, хорошо известный ораниенбаумскому дачному кругу. Не удивительно поэтому, что среди младших офицеров с ним в плавание вышли и три молодых ораниенбаумца, лейтенанты И. П. Белавенец — будущий известный ученый-дивиатор, С. П. Шварц — будущий адмирал, военный генерал-губернатор Кронштадта, похороненный на Свято-Троицком кладбище Ораниенбаума, и П. П. Анжу — будущий гидрограф, капитан I ранга.
Последний был сыном контр-адмирала и капитана над Кронштадтским портом П. Ф. Анжу — известным полярным исследователем. Как члену Морского ученого комитета Петру Федоровичу было известно, что фрегат “Паллада” был уже далеко не нов — 1832 года постройки, а кругосветное плавание на паруснике всегда было потенциально опасным, как теперь полеты в космос… (В этом смысле любопытны строки Гончарова в его книге: “Ведь корабль, как он ни прочен, как ни приспособлен к морю, что он такое? — щепка, корзинка, эпиграмма на человеческую силу”, и в его письме из Нагасаки к Е. П. и Н. А. Майковым от 15 сентября 1853 года: “Если правда, что в Европе война, то нам придется тоже уходить в Ситку, или в Калифорнию, иначе англичане, пожалуй, возьмут нас живьем. А у нас поговаривают, что живьем не отдадутся, — и если нужно, то будут биться… до последней капли крови”. Точнее сказать, на военном совете было решено, что поскольку фрегату от английских паровых, более скоростных кораблей в море оторваться не удастся, то нужно сцепиться с ним намертво и подорвать свои пороховые погреба). Но поскольку опытный моряк Петр Федорович знал, что для морского офицера лучшей школы, чем кругосветка, не бывает, то он, не колеблясь, упросил командира “Паллады” принять сына на борт.
Личный состав фрегата “Паллады” на момент его выхода из Кронштадта составлял 484 человека. Вот в этом-то окружении и с учетом ранее сказанного Гончаров и начал свои очерки.
Он создавал их в виде путевых писем друзьям, не в последнюю очередь и к ораниенбаумским дачникам Н. А. и Е. П. Майковым. Через них он держал связь с покинутой на добрых два года Отчизной и как бы отчитывался перед нею за каждый прожитый день…
Когда плавание закончилось и писатель вернулся в дорогой ему Санкт-Петербург, столичные журналы наперехват стали печатать его очерки, и среди главных — “Современник” ораниенбаумского дачника Н. А. Некрасова и — “Морской сборник”, созданный в 1848 году и находящийся под постоянным присмотром другого ораниенбаумского дачника, адмирала Ф. П. Литке, кстати говоря, главного воспитателя будущего генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича. Ораниенбаумские дачники, особенно из морских семей, читали эти очерки взахлеб!
Но и на этом соприкосновение “Фрегата └Паллада”” с ораниенбаумскими дачниками не обрывается. В 1858 году один из них, книгоиздатель К. И. Глазунов, отец будущего композитора Александра Глазунова, впервые выпустил очерки “Фрегат └Паллада”” отдельным изданием, а в 1883 году его брат и тоже книгоиздатель И. И. Глазунов выпустил в свет уже 8-томное собрание сочинений Ивана Александровича, куда, естественно, вошли и очерки “Фрегат └Паллада””.
Так от едва ощутимого замысла до книжного тиража “Фрегат └Паллада”” ораниенбаумскими дачниками и сопровождался.
Остается только добавить, что книга эта еще при жизни автора выдержала шесть изданий! Издается она и до сих пор. А главное — читается!
Ораниенбаум-Ломоносов