Публикация Р. Соколовского
Опубликовано в журнале Нева, номер 7, 2004
В город Заваруев приехала сенаторская комиссия. Ревизор из гостиницы, где остановился, позвонил первым долгом в управление полицмейстера.
— Алло! Центральная.
Центральная молчала.
— Алло! Алл-лло!
Центральная не отвечала.
— Эй, центральная, — ревел раздраженный ревизор. — Если вы сию минуту не ответите, я сейчас же вызову вашего начальника и уволю вас в 24 часа.
Коридорный подошел к ревизору и сказал:
— Да не звоните, все равно ведь ее украли.
— Центральную? — ужаснулся ревизор.
— Нет, проволоку.
— Гм… как же мне вызвать полицмейстера? Вот что, позовите мне постового городового.
— Его нет.
— Украли?
— Нет, но городовые у полицмейстера сад перекапывают.
— Так достаньте мне автомобиль, и я…
— Автомобиля нет.
— Что же он, тоже у полицмейстера сад перекапывает?
— Нет, но последний автомобиль вчера конокрады украли.
— Да какие же они конокрады, если автомобиль угнали?
— Да лошадей-то они всех перекрали, ну вот за автомобили и взялись.
— Автомобилекрады?
— Да-с.
Ревизор покачал головой и отправился пешком в управление полицмейстера.
— Где полицмейстер?
— Их нет, — сказала баба, мывшая пол в пустом управлении.
— Где же он? Где же он: конокрады его украли, или сад перекапывает?
— Нет-с, на службе они.
— Где же?
— В холодную пошел, арестантов по мордасам лупить.
— За что?
— Не попадайся.
С трудом разыскал ревизор полицмейстера.
— Здравствуйте, позвольте ваши книги.
Полицмейстер побледнел.
— Ей-богу, я не брал, честное слово. На что они мне?.. Мне чужого не нужно.
— Да я не то: я спрашиваю ваши полицейские книги, в которых записан расход разных денежных сумм.
— А, — сказал, приободрившись, полицмейстер. — Сердюков, позови заведующего канцелярией.
Пришел жирный угрюмый человек.
— Вот, — сказал полицмейстер, — насчет разных сумм по содержанию полиции.
Угрюмый человек упал на колени.
— В глаза не видал. Отсохни руки, если хоть копеечку взял! Маковой росинки во рту не было.
— Что вы… успокойтесь! Я не о том. Ведь по полиции были какие-нибудь расходы?
— Были, — подхватил полицмейстер. — А вот ей-богу же, были. Целая уйма была.
— Ну вот… Вы эти расходы куда-нибудь записывали?
— А как же? Сколько раз!
— Ну, вот и прекрасно. Где же эти книги?
— В самом деле, — подхватил полицмейстер, — где книги?
— Их нет, — улыбнулся угрюмый человек.
— Где они? — спросил ревизор. — Может, они сад у полицмейстера перекапывают, или арестантов по мордам лупят, или их конокрады украли?
— Вот именно, украли.
— Кто же?
— Книгокрады. И совсем недавно. Какой-то человек пришел: “Это что такое — книги?” Схватил и убежал.
— Схватил и убежал. Экая жалость! А где же ваши городовые?
— А мы сейчас. Эй, Сердюков!
Явился Сердюков.
— Вот городовой, — отрекомендовал полицмейстер.
Сердюков повалился ревизору в ноги и заплакал.
— Ни в чем не виноват, — вскричал он. — Я только до его затылка дотронулся, а он — трах… и помер.
— Кто?
— Который без пашпорта.
— Это все после, после. А вот нам в Петербург писали, что у вас тут развито взяточничество.
— У нас? — удивился полицмейстер. — Вот подлец Терентьев. Таки нажаловался…
— Терентьев, кто такой?
— Тут один есть.
— Позовите-ка сюда Терентьева.
Послали за Терентьевым. Когда он явился и увидал ревизора, то заплакал и сказал:
— Погода была точно плохая, дождливая, а суконце хорошее.
— Что вы, успокойтесь! Какое суконце?
— Которое я поставил городовым на шинели. В хорошую погоду ему бы и сносу не было. А плохая, известно… шесть ден не прошло… Говорил я этому дураку Оськину.
— Позвать Оськина.
Прибежал запыхавшийся Оськин.
— Вот это, — сказал Терентьев, — мой компаньон Оськин.
— Пошел к черту, — воскликнул Оськин. — Сам на постройке моста десять тысяч украл, да на меня хочешь!
— Нет,— сказал ревизор, — мы насчет городовых.
— Я не крал, — сказал Оськин, — действительно, убежище для престарелых городовых строил… Но красть… Правда, те восемь тысяч, которые у меня в несгораемом шкафу остались, лежат. Это от вывозки мусора с постройки остались… Да ведь я их потому и держу, чтобы не сгорели.
— Гм… вот что… Я принужден буду сейчас поехать и произвести выемку этих денег и документы. Позовите мне извозчика. Понятых пригласите.
Через минуту в управление вбежал извозчик и свирепо закричал:
— Это что же такое? За одну старуху два раза брать! Извините-с. Что же это нынче выходит, что раздавленные старухи так вздорожали, что к ним и приступу нет? Околоточному дал. Приставу дал…
— Тсс… — сказал полицмейстер, — молчи, дурак! Отвезешь вот этого барина.
В этот момент пришли понятые.
— При чем же мы тут, — сказали они. — Мы ничего не знаем. Только сели на него, дернули какую-то штучку, а он и покатись. Так мы-то как же? Не спрыгивать же на ходу. Мы знаем, что чужую вещь брать нельзя.
— Какую? — удивился ревизор.
— Да автомобиль же. Мы его не брали. Это он нас увез. Другие бы еще нажаловались на хозяина, а мы ничего.
— Значит, это вы украли автомобиль?
— Зачем нам автомобиль красть? Разве можно такое делать! Мы конокрады. Спросите даже у братьев Заворухиных… Купцы врать не станут, вместе работаем.
— Позвать Заворухиных.
Через час густая толпа наполняла управление полицмейстера. Много лиц расположилось даже на ступеньках лестницы и на улице.
Сначала все держались робко, а потом разговорились. Стали пересмеиваться…
Ревизора окружала густая толпа. Все кричали, галдели, так что нельзя было разобрать ни одного слова.
Из толпы вышел седовласый купец, перекрестился и подал ревизору пакет:
— Десять тысяч.
— Для чего?
— Взятка.
— Как вы смеете! — крикнул ревизор. — Я не беру взяток.
— То есть как же это так?
— Так, не хочу!
— Господа, — воскликнул полицмейстер, ввиду такого поступка ревизора я принужден буду арестовать его. Он отказывается? Хорошо-с. Он за это ответит. Завтра я назначаю над ним суд.
Изумленного, растерянного ревизора куда-то повели.
Ночь ревизор провел плохо. Неизвестность мучила его.
Ворочаясь с боку на бок на жесткой койке тюремной камеры, он думал:
“Боже мой, что-то со мной будет? Что грозит мне по закону? Бедная моя матушка… Знаешь ли ты, что твой сын — преступник? Воспитала ты его, думала сделать из него человека, а он — на-кася!”
И рыдания терзали ревизорову грудь.
Утром ревизора повели на суд.
На пути его стояла большая толпа горожан, провожавшая ревизора свистками и угрожающими жестами.
— Кровопийца, — ревели горожане. — Жулик, взяток брать не хотел! Покажут тебе!
— Ишь ты! А по виду никак нельзя сказать, что мошенник.
— Да уж эти самые…
— И не говорите. Сегодня взятки не брал, завтра подлога не сделал, послезавтра, смотри, гербовый сбор оплатил, — что же это такое!
Какой-то человек с добрым лицом заметил:
— Может, он в состоянии аффекта это сделал.
— Чего-с?
— Взятку-то. Может, он ее не взял в состоянии умоисступления.
— Эге, — сказали в толпе более подозрительные. — Заступаешься? Не из одной ли ты с ним шайки?
Человек с добрым лицом побледнел и сказал:
— Что вы выдумываете? Я скромно подделываю духовные завещания, кушаю свой кусок хлеба, но все-таки, ежели человек попался, нужно исследовать причины. Может, у него наследствен…
Кто-то ударил человека с добрым лицом по этому доброму лицу, и толпа снова набросилась на ревизора с бранью… Конвой оттеснил толпу от преступника и благополучно довел его до здания публичного дома, где был наскоро организован суд.
Председателем суда единогласно выбрали поджигателя Аверьянова, членами суда — Митю Глазкина, альфонса, Кокурикина, конокрада, и Переграева, газетного шантажиста. Прокурором вызвался быть письмоводитель пристава, составивший себе имя тем, что однажды содрал взятку с самого пристава. Одним словом, ревизора судил весь город.
Адвокат был по назначению от суда. Он не верил в оправдание подзащитного, но этика пересилила в нем вопрос личного самолюбия.
С обвинительным актом произошла досадная задержка.
Когда секретарь собрался прочесть его, оказалось, что обвинительный акт украден.
— Отдайте, господа-граждане, — говорил председатель. — Ну, на что он вам? Я понимаю, если бы это еще было пальто — ну, я бы и сам украл,— его, по крайней мере, можно носить. А то — глупейшая исписанная бумажка… Право, отдайте.
— По-моему, если это бумажка ненужная, то ее украл какой-нибудь идеалист семидесятых годов, — высказал мнение альфонс.
— А по-моему, он не идеалист, а дурак, — с досадой сказал председатель.
Из публики кто-то возразил:
— Сам ты дурак.
— Прошу соблюдать тишину, — крикнул председатель. — Где мой колокольчик? Господи, только сейчас тут стоял и уже исчез. Братцы, отдайте… Кто взял?
Член суда Переграев посмотрел на потолок и сделал вид, что не слышал вопроса.
— Ты взял, Переграев?
— Очень нужно, — вздернул плечами Переграев. Грудь его при этом звякнула.
— Да черт с ним, с колокольчиком. Словно дети какие-то. Тянут, тянут… Говори, прокурор!
— Господа, — сказал прокурор, — моя речь будет недлинна. Пусть всякий из вас встанет на место купца, предложившего преступнику взятку, и пусть всякий спросит себя: как бы он чувствовал себя, если бы то лицо, которому предлагается взятка, не взяло ее. Помимо того, что отказ от взятки означает нежелание сделать дело так, как желает этого дающий, он значит провал всего задуманного дающим предприятия, значит крушение надежд дающего и подрыв развития промышленности и торговли. Скажу проще: сегодня этот субъект отказался взять взятку, завтра он бросит пить и курить, а послезавтра — застрахует дом и позабудет поджечь его. До чего же так можно дойти? Я думаю, господа присяжные, что совесть ваша подскажет вам, как оценить поступок преступника. Я же требую для него, для этого выродка, представителя целой цепи предков-дегенератов, — наивысшей меры наказания. Я думаю, что вам даже не придется долго совещаться. Сейчас, кажется, два часа… Э, черт, где же мои часы? Нy, и публика… Я кончил.
Встал адвокат.
— Милостивые государи! Моего клиента обвиняют в том, что он не взял взятки! Кто из вас без греха, пусть первый бросит в него камень.
— Нахальство, — крикнули судьи. — Наглость.
— Еще раз спрашиваю, кто из вас — без греха? Вот вы, господин председатель, всегда брали взятки?
— Что за вопрос, — смутился председатель. — Конечно, всегда.
— Да, — ядовито прищурился прокурор, — а сейчас… берете?
— Это разница. Мне никто не предлагает, а ему прямо в руки совали.
— Да? А хотите, я предложу вам взятку, и вы откажетесь?
— Ни за что.
— Даже если это будет пощечина?
— Гм… это разница. То пощечина, а то деньги.
— Так вот, — воскликнул адвокат, — для моего подзащитного деньги и были пощечиной. Почему вы не можете себе представить, что бывают такие болезненные, надломленные натуры, которые не могут жить и чувствовать, как мы с вами, которые, может быть, и взяли бы взятку, да их тошнит от этого… Да. Я согласен, что с юридической стороны мой подзащитный совершил преступление, но, господа судьи, ведь есть же у вас сердце. Почему вы знаете, какое ужасное детство, какие унижения пришлось пережить в своей жизни этому неудачнику, чтобы он мог отказаться от взятки, да и полно… отказался ли он! Не взял ли он взятки каким-нибудь другим образом? Скажите, обвиняемый… Вот вы провели ночь в тюрьме… вы, так сказать, воспользовались помещением и пищей, вы, конечно, не заплатили за это, пользуясь своим официальным положением. Не есть и это бесплатное пользование — замаскированная взятка?
— С чего вы взяли, что я не заплатил? — возразил ревизор. — Тюремный сторож сегодня же взял с меня десять рублей, прямо из рук выхватил.
— Кто вас за язык тянет, — прошептал адвокат.
— Вот, господа судьи. Из того, что мой подзащитный мог бы умолчать об этом и выставить себя взяточником с самой выгодной стороны, но не воспользовался этим случаем, не вытекает ли отсюда, что мой подзащитный — просто дурак. Разве дураков судят? Их пожалеть нужно! Посмотрите на это тупо-добродушное лицо, на эту младенческую наивность, и вам станет жалко его до слез. У меня, по крайней мере, слезы на глазах… смотрите, я утираю их плат… О, черт, где мой платок ? Кто его взял? Вот ловкие ребята! Послушайте, подсудимый… вы не брали?.. А что это у вас из кармана торчит?
И адвокат выхватил из кармана ревизора свой платок и взмахнул им в воздухе.
— Вот его оправдание! Человек, который сегодня украл платок, завтра возьмет взятку. Господа судьи! Он уже начал исправляться. Дайте же ему возможность исправиться совершенно.
— Да я не брал вашего пла…
— Тсс… молчите вы, глупец! Не все ли вам равно! Итак, господа судьи, ждем вашего слова.
И, посовещавшись немного, суд под общие аплодисменты вынес приговор:
— Оправдан. Отдать его на попечение Ильи Кокурикина, конокрада, впредь до полного исправления.
Все поздравляли ревизора, адвокат пожал ему руку, потом одной рукой потрепал по плечу, другой незаметно вытащил из его кармана бумажник и сказал:
— О гонораре не будем говорить, для меня важнее всего самолюбие, а деньги — вздор.
“Сорные травы”, 1914
Публикация Р. Соколовского