Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2004
Ангел-хранитель над невой
И в ночи январской беззвездной,
Сам дивясь небывалой судьбе,
Возвращенный из смертной бездны,
Ленинград салютует себе.
Анна Ахматова
Вторую неделю до нашей Петроградской стороны долетают звуки далекой канонады. А иногда небо разверзается страшным грохотом, что вызывает у нас бурю восторга. Это бьет главным калибром крейсер “Киров”. Уже дважды Москва салютовала войскам Волховского и Ленинградского фронтов. Конец блокаде!
О том, что у нас в Ленинграде будет салют, мы, вездесущие ленинградские мальчишки, поняли уже дня за два. Утром узнали, что на улице Льва Толстого “разобрали” зенитную батарею и пушки увезли. А днем мимо окон нашего класса по Кировскому проспекту грузовики-тягачи протащили в сторону Невы несколько орудий. Еле досидели последний урок. На Петровской набережной уже выстраивалась шеренга пушек. Орудия подвозили с разных сторон. Мы пытались разговорить артиллеристов. Они старались отмолчаться или отшучивались. А старшина с буденновскими усами, подавляя улыбку и пытаясь сделать очень серьезное и страшное лицо, полушепотом, будто выдавая большую тайну, сказал: “Приказано создать запасной рубеж обороны. Вдруг немцы пойдут в контрнаступление. Так мы их на этот берег не пустим”. Взрыв хохота был лучшим подтверждением наших предположений. Готовится салют! С этого момента мы только что не ночевали на набережной. Утром в школу (наша 82-я мужская в то время была в здании музыкальной школы) стекались сведения почти со всего района: где, что, сколько… Мы были в курсе всех приготовлений. Наконец наступило 27 января, когда по всем признакам все должно было свершиться.
Орудия выстроились в один ряд жерлами своих стволов в сторону Невы. Их было несколько батарей.
Самая большая батарея из 76-миллиметровых зениток заполнила всю Петровскую набережную от китайских чудищ Ши-цза до Малой Невы. А за поворотом на Петроградской набережной до самого Нахимовского училища расположилась вторая батарея. Тоже зенитки.
Вдоль всей южной стены Петропавловской крепости прямо на пляже стояла батарея полковых пушек. А сзади них вторым рядом бойцы устанавливали почти вертикально какие-то трубы. Кто-то предположил, что это минометы.
Еще одну батарею мы видели на Стрелке Васильевского острова между Ростральными колоннами. “Проинспектировали” мы батарею и на Марсовом поле. Состоявшую, видимо, из пушек времен Первой мировой войны на огромных деревянных колесах. На левом берегу Невы батареи не было. Там прямо у набережных стояли корабли. Они, так же как и дома, были раскрашены серо-бело-коричневыми полосами и пятнами. Камуфляж!
Теперь нам оставалось заранее выбрать место, откуда мы будем смотреть салют. Это, конечно, середина Кировского моста, его самая верхняя точка. У перил, обращенных к крепости.
Вечером, не дожидаясь официального сообщения, народ стал выходить на улицы. В половине восьмого по Кировскому проспекту в сторону Невы уже двигался сплошной людской поток. Шли группами и поодиночке в темноте, кое-где вспыхивали пятна света от фонариков-жужжалок. Наконец из мощных уличных громкоговорителей зазвучал торжественный голос диктора Милонета — нашего ленинградского Левитана: “Говорит Ленинград! Приказ Военного совета Ленинградского фронта…” Я уже был на своем облюбованном месте, когда звучали последние слова: “…двадцатью четырьмя залпами из трехсот двадцати четырех орудий!”
За несколько минут до начала салюта темное небо стали прорезать лучи прожекторов. Они вспыхивали вокруг нас со всех сторон. Скоро их беспорядочное движение упорядочилось. Вот они разом качнулись в одну сторону, затем в другую. И так несколько раз. Один только не участвовал в этом танце. Откуда-то из-за корпуса недостроенного линкора “Советский Союз”, что стоял у Выборгской, где потом построили гостиницу “Ленинград”, мощный луч медленно опустился и остановился, осветив верхнюю часть шпиля Петропавловки. Флюгер-ангел “смотрел” в сторону Невы, поэтому только с нашей стороны он был виден “в полный рост”. И хоровод лучей прожекторов во всей красе был виден только с нашей вершины моста. Как хорошо, что я, выражаясь по-военному, заранее произвел рекогносцировку!
Вдруг все лучи разом взметнулись вверх и застыли. Создалось впечатление, что мы находимся внутри гигантской ротонды. А в следующий момент небо будто раскололось громовым ударом первого залпа. И со всех сторон вокруг нас взвились белые, красные, зеленые ракеты. Это были боевые сигнальные ракеты. Они не рассыпались на множество звезд. Они взвивались, оставляя змеиный искрящийся след, вспыхивали и ярко горели, медленно падая. А высоко-высоко над ними взорвались и рассыпались разноцветными букетами уже другие фейерверки. Вот и выяснилось назначение тех труб-минометов на пляже. Только в момент залпа вместо мин в стволы бросали фейерверковые пакеты, которые тут же выстреливались в небо.
Стало светло, как днем. Были видны фигуры ракетчиков на верхнем балконе и крыше Дома политкаторжан, на крыше большого дома на Петровской набережной.
Действительно выбранное мной место оказалось в самом эпицентре салюта! Внизу под нами на льду Невы тысячи ликующих людей. При каждом залпе толпа взрывается криком “ура!”, вверх летят шапки. Слава богу, лед, выдержал!
Когда между залпами гасли ракеты и сгущалась темнота, становились видны лучи прожекторов, скрестившиеся высоко в одной точке, образовав над нашими головами шатер.
Пороховой дым уже образовал густое облако. С каждым залпом оно становилось плотнее и поднималось выше. Уже не видно было кронверка, соборного купола, половины шпиля. И только ангел, на самом верху, ярко освещенный прожектором, будто парил над всем этим апофеозом.
Рядом со мной женщина перекрестилась и сказала: “Это наш ангел-хранитель”. Я и не знал до этого, что он в действительности так назывался. “Хранитель!” Советская школа и пионерия воспитали меня атеистом. Но в далеком детстве бабушка иногда в праздники брала меня с собой в церковь. Мне запомнилось то благоговейное чувство, вызванное красотой убранства, торжественностью, запахом ладана… И вот сейчас, глядя на ангела, летящего над ликующим городом, я испытал нечто подобное.
Ангел-хранитель! Подумалось: а ведь он все эти два с половиной блокадных года был с нами. Он сверху смотрел на нас. Он охранил нас, оставшихся в живых, кому судьбой не было уготовано закончить свой путь на Серафимовском. Это он охранил город от полного разрушения.
Вместе со всеми я скандировал, считая залпы: “…двадцать два… двадцать три…” Как быстро летит время! А хочется, чтобы праздник продолжался как можно дольше. Уже “…двадцать четыре…” В последний раз содрогнулся воздух. Уже гаснут на излете ракеты. Еще вспыхнули несколько одиноких ракет в разных местах: это на кораблях достреливают оставшийся боезапас. Один за другим выключаются прожектора. Город вновь погружается в темноту. И только один тот луч еще некоторое время выхватывает из темноты ангела-хранителя. Народ не расходится, будто ожидая еще какого-то чуда. И только, когда погас и этот последний луч, на мосту началось движение.
В этот вечер наша ленинградская поэтесса Вера Инбер написала стихи:
И снова мир с восторгом слышит
Салюта русского раскат.
О, это полной грудью дышит
Освобожденный Ленинград!
<