Опубликовано в журнале Нева, номер 4, 2004
записки графомана
1. ИНТРОДУКЦИЯ
Только графоман желает рассказать о своих впечатлениях, ему кажется, что он единственный, кто в известных местах и предметах увидел то, чего не видел до него никто из путешественников. И он хватает перо и пишет, пишет, пишет! А потом еще стремится опубликовать свои записки, чтобы все — весь мир! — услышал его и восхитился его наблюдательностью и стилем изложения!
Терпи, читатель, перед тобой — записки графомана!
2. ФОРМИЯ
Если посмотреть на карту Италии даже не самого крупного масштаба, то между величественным Римом и прекрасным Неаполем можно увидеть зеленую, плещущую садами плодородную долину Кампаньи, а на берегу Тирренского моря крошечный мысок, на котором обязательно обозначен маленький городок — Гаэта.
Гаэта, очаровательное курортное местечко, рассыпалась по берегу мыса и уверенно взобралась на образующий этот мыс зеленый холм — отрог Апеннинских гор. Вершину холма венчает бессонный маяк, указующий в черноте южной ночи безопасный путь судам, а нас, пассажиров железной дороги, предупреждающий, что пора выходить, ибо мы приближаемся к пункту своего назначения — станции Формия.
Формия — тоже курортный город и, как многие приморские города, протянулась вдоль берега с одной стороны и гор с другой на много километров. Но центр ее лежит в глубине того маленького заливчика, который образован уже известным нам мысом. Из Гаэты в порт Формии ходит белый пароходик; если позволяет погода, яхты и катера жителей бороздят синюю поверхность залива с утра до вечера.
Главное, что стоит знать о Формии, — она расположена почти на середине пути между Римом и Неаполем и порою является конечным пунктом электропоездов с той и другой стороны, время в пути — примерно полтора часа. Пишу: “примерно”, так как железная дорога в Италии — это отдельная “песня”!
Мы жили в новой Формии — в пятнадцати минутах езды на автобусе от вокзала, в отеле с громким названием “Европа”.
3. ОТЕЛЬ
Как ни старалась бы я описать архитектуру нашего отеля, вы все равно не сможете его представить. А моя красавица невестка Алиса, несмотря на мои настойчивые просьбы, категорически отказалась его сфотографировать, мотивируя отказ тем, что “не хочет тратить пленку на это безобразие”! И тут уместно вспомнить мысль обожаемого мною Г. К. Честертона о том, что “достойны изображения как крайняя степень красоты, так и крайняя степень уродства”.
Но мы были рады этому пристанищу, ведь номера, завтрак и ужин были оплачены пригласившей нас фирмой.
4. ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА
Если вы живете в Формии, а хотите побывать хотя бы в ближайших городах — Риме и Неаполе — и у вас нет автомобиля, вам не обойтись без железной дороги.
У итальянских железнодорожников один из самых сильных профсоюзов, поэтому (как это по-русски?!) “чего хотят, то и воротят”! И если вы решили ездить в Рим на поезде, скажем, в 8.01, то это совсем не значит, что он придет вовремя или вообще не будет отменен. А время в пути от Формии до Рима совсем не обязательно займет полтора часа!
Но электропоезда здесь хорошо оборудованы: удобные кресла самолетного типа с высокими спинками, вагоны первого и второго класса, в первом есть туалет, и все вагоны делятся на “для курящих” и “для некурящих”. Но бывает, что, взяв дорогие билеты на экспресс туда и обратно, на обратном пути вы попадаете в ситуацию, когда экспресс отменен и последний удобный для вас (или вообще — последний!) поезд — пригородная электричка до Формии. И вы едете на ней со своим дорогим билетом три часа, так как она “кланяется” каждому придорожному столбу, а в Формии вот-вот уйдет последний автобус, который нужен вам позарез, чтобы доехать до отеля с известным громким названием.
Кстати, об автобусе. Если вы опоздали на свой автобус и сели на следующий по расписанию, это совсем не значит, что он пойдет по тому же маршруту и привезет вас, куда вам надо. Поэтому не ленитесь спрашивать водителя или пассажиров: “Куда едем, синьоры?” — вас простят и ответят.
Когда мы доползли наконец из Неаполя в Формию, было так поздно, что мы уже не рассчитывали на автобус. А “словить частника” в Италии невозможно: “не возють”!
Вылетев на привокзальную площадь, увидели на остановке автобус, закрывающий двери, — номер был не наш. Но порыв — великая вещь! Я бросилась к кабине, ошеломленный молодой водитель притормозил и открыл переднюю дверь.
— Отель “Европа”! — выпалила я, и — о чудо!
— Си, си, синьора! — закивал он!
И мы катим в пустом автобусе по пустому шоссе без остановок, и я встаю, чтобы вовремя позвонить водителю (таков порядок: хочешь выйти — позвони перед остановкой, а то не остановится), но он говорит:
— Си, синьора, отель “Европа”! — то есть он помнит, ведь мы с Алисой тут одни. Он останавливает машину, где нужно, и я, до глубины души растроганная его любезностью, говорю на прощание:
— Грациэ, грациэ, синьор! Бениссимо!
Алиса надо мной смеется и рассказывает сыну, как я в лучших классических традициях “коня на скаку остановила”!
Так что спрашивайте, не стесняйтесь! Видно же, что вы — тупой иностранец!
Но это вполне преодолимые трудности по сравнению с положением, когда на железной дороге объявляется “страйк”!
5. СТРАЙК
Страйк — слово английское, и означает оно в переводе на русский — стачка. Стачка — от слова “стакнуться”, сговориться, значит. Вот сговорились железнодорожники по зову своего крутого профсоюза, который решил, что зря начал американский президент войну в Ираке, сговорились и решили в знак протеста не возить своих, и тем более приезжих пассажиров в такой-то день, в такие-то часы, сговорились они, стакнулись, и получилась у них: по-нашему — стачка, по-английски — страйк, а по-ихнему, видимо, забастовка. Почему — по-ихнему? А как же! Корень-то в этом слове какой? Ага! “Баста” — по-ихнему и значит “хватит”, то есть “довольно, достаточно”, и вообще — “прекратить”! Прекрасный пример языкового взаимопроникновения, даже само слово “баста” вошло в русский в том же значении. Короче, мы прекращаем работу, пока вы не прекратите ваши безобразия!
Вот мы и наткнулись на это значение и взаимопроникновение 19 марта 2003 года, на следующий день после начала войны в Ираке, собираясь вернуться в милую Формию после жаркого и утомительного, переполненного впечатлениями римского дня.
Из последних сил мы приползаем на вокзал Термини — я “без ног”, Алиса “без спины”. Шутка ли, третий день без передышки мы тратим по четыре с лишним часа на дорогу (туда и обратно), а между дорогами ходим пешком по вечному городу. И если “туда” мы едем сидя, полные сил и радостного ожидания, или просто продремываем уже привычный путь, то “обратно” ехать сидя нам уже жизненно необходимо.
А на вокзале творится непонятное: люди мечутся от платформы к платформе, светящиеся табло изрекают странную информацию, и она меняется постоянно.
Наконец что-то проясняется, мы находим нужный состав и втискиваемся в вагон: все кресла уже заняты, хорошо еще, что в середке можно свободно стоять…
Ничего не понимаем, но видим: люди едут с работы. Похоже, предыдущие поезда были отменены, вот и набралось народу…
А народ весьма колоритный! Чуть правее перед нами сидят четыре здоровенных италийских мужика: пропотевшие свитера, потертые джинсы, дневная небритость, тяжелые — рабочие, мозолистые руки… Говорят не умолкая, громко, быстро, эмоционально… А наискосок за нами (то есть по другую сторону вагона) — такая же компания. Да еще и курят! Оборачиваюсь:
— Синьор, скузи, нон фумаре, пер фаворе! — в смысле “кончай курить, козел!” Несмотря на мой ломаный итальянский, он меня понимает, но не отвечает, а просто показывает на стену — там рисунок горящей сигареты. Нас угораздило воткнуться в вагон для курящих. Деваться некуда, придется терпеть этих латинских хамов!
Стоим уже минут сорок, в смысле — не едем, а должны были уже проехать первую большую станцию — Латину. Наконец тронулись. Господи, хоть бы кто место старой тетке уступил (мне то есть!). Увы, не принято тут чужим теткам место уступать: все равны и все устали. А около нас сидит визави молодая парочка — милая темноволосая девушка с книгой и ее парень, патлатый, очень светлый синеглазый блондин в голубой джинсе — на шведа похож. Я потихоньку пристраиваю сумку на поручень кресла, где сидит девушка, в руках у меня полиэтиленовый пакет голубого цвета с крупной надписью по-русски: “Голубой универсам”.
— Вы мешаете девушке, — шепчет мне Алиса.
— Если ей неудобно, — отвечаю я довольно громко, — я могу поменяться с ней местами! — это у меня такой “черный” юмор.
“Швед” на меня уставился. “Ну, — думаю, — вдруг место уступит?” Нет, сидит, зараза. Алиса снова шепчет, указывая глазами на парочку:
— Земляки!!!
Присматриваюсь — и правда, девчонка читает русскую книжку. Тогда ясно, почему этот швед липовый зырит на мой “Голубой универсам”! Но как быстро перенимаются дурные манеры, или вас в русской школе не учили уступать место бабушке?!
Уже час, как мы стоим в этом вагоне, а до Латины еще не доехали — там должны многие выйти, возможно, нам повезет, места освободятся. Ползем черепашьим шагом и стоим через каждые 500 метров. Не выдерживаю, прислоняюсь спиной к заднему креслу, и (о, чудо!) молодой мужчина встает:
— Пер фаворе, синьора! — то есть садись, бабка! Наверно, решил, что я падаю. А я и правда падаю в кресло и забираю сумки у Алисы, ведь она тоже еле стоит. Через полчаса мы наконец доползаем до Латины, и полвагона, в том числе и уступивший мне место парень, выходит. Спасибо ему, а другие — гады, не могли пораньше оторвать свой юный зад от кресла и уступить место красивой женщине. Короче, до Формии мы ползем в общей сложности три часа, потом сорок минут ждем автобуса, ведь наш давно ушел, а вечером они ходят редко, и опаздываем к ужину на целый час!
Но в отеле нас ждут — за нас переживали, волновались. И только тут мы узнаем, что сегодня — страйк, поэтому все рады, что нам удалось благополучно вернуться, все улыбаются, словно извиняются за соотечественников, от которых мы претерпели такие неудобства.
И горячий ужин с двумя бутылками замечательного итальянского “вино россо” и солнечной улыбкой очаровательного повара-официанта Сальваторе завершает этот трудный день!
6. РУССО ТУРИСТО
Я по натуре не турист, поэтому просмотренные в течение четырех дней туристические красоты Рима слились в моей памяти в один прекрасный сгусток, состоящий из куполов, колонн, белого мрамора и золотых мозаик, лестниц и арок, развалин и фонтанов, резного камня, тонкого кирпича и литых ажурных решеток… Гигантских стен и фасадов, узких проездов и неожиданных пространств площадей… И лишь отдельные детали запечатлелись ярко, отражая мое личное восприятие, ведь все мы пропускаем свои впечатления через себя.
Широкая, крутая лестница из древнего кирпича к базилике Санта Мария Д’Арачели — я одолела ее с трудом (наверно, ступеней сто пятьдесят, уже не помню), мозаичная икона Богородицы над входом, мозаика над алтарем — они так напоминают византийскую мозаику…
Развалины Форума и Колизей, здесь говорят “Колоссеум” — слово отражает колоссальность сооружения. Видимо, опять взаимопроникновение языков: “Колоссеум” — колоссально, корень “колосс”, вспомним: “Колосс Родосский”. Их не восстанавливают, я думаю, умышленно: пропадет ощущение древности, хотя поддерживают в том же состоянии.
Ватикан — крепость на холме, бесконечные переходы из капеллы в капеллу, необъятные коллекции древностей, гобелены, фрески… И весь этот сказочный путь лишь затем, чтобы увидеть невероятную, прозрачную, словно окно в стене, дышащую соленым ароматом морских ветров, сияющую чистым небом Древней Греции “Афинскую школу” Рафаэля, стоять перед ней не дыша и только изредка с радостью узнавания шептать:
— Пифагор! Аристотель! Платон! А это же — сам Рафаэль, этот прекрасный длинноволосый юноша в белом! — и оторваться с трудом лишь для того, чтобы дойти наконец до нее, до той, созданной другим гением, — до капеллы Сикстины. И вновь стоять долго, разгадывая сюжеты, радуясь своим догадкам и восхищаясь мастерством создателя.
А еще — мраморные чудеса капитолийского музея, с обязательной Капитолийской же волчицей, и на фоне множества живописных шедевров — светящаяся фигура обнаженного мальчика кисти Караваджо…
Площадь перед Сан Пьетро, “римские” фонтаны, охваченные белой колоннадой, и неожиданное открытие, которое можно сделать только изнутри храма: барабаны малых, боковых куполов — овальной, не округлой формы!
Голубая вода фонтана Треви, куда все кидают монеты: одну — чтоб вернуться, две — чтоб тут жить, три — чтоб тут влюбиться, четыре — чтоб тут жениться… Мы кидали монеты во все фонтаны, что попадались нам на пути, кидали прямо и через плечо, в фонтаны и в мутные, бурные воды Тибра, кидали… русские рубли и копейки… Наверно, не подействует!
Сан Джованни… Собор святого Иоанна Предтечи — он гораздо больше подходит в прототипы нашему Казанскому, чем Сан Пьетро, колоннада которого оторвана, отделена от центрального здания. Позеленевшие от времени кованые двери Сан Джованни — это высокие двери римского сената, сохранившиеся с античных времен. Я касаюсь их и словно вижу, как великий Петроний задевает створку полой белоснежной тоги… А там, внутри, — Святая лестница, перевезенная сюда из дома Пилата в Иерусалиме, по которой Господь наш Иисус Христос поднимался в покои прокуратора.
Число храмов и базилик, в которые мы заходили, тоже не сосчитать — нельзя объять необъятный город за четыре дня. А еще был день Неаполя — города совсем другого, но не менее прекрасного, с удивительной настоящей средневековой крепостью над Неаполитанским заливом, сверкающим синевой воды и неба и белизной кораблей и яхт.
Я хожу по кривым улочкам вечного города, где высокие фасады многочисленных храмов невозможно ни рассмотреть, ни сфотографировать из-за узости улицы, и надо сильно запрокидывать голову, чтобы что-то прочесть на фронтоне.
Маленькая нарядная площадь, где сходятся несколько переулков, она утопает в цветах, они — на центральных клумбах, на стенах, на балконах!.. Но в одном месте поднимается плоский гигантский фасад храма, он такой огромный, что кажется — сейчас ляжет и накроет всю площадь и прилегающие улицы, так он непропорционально велик. Это происходит оттого, что я смотрю на него не прямо, а под углом, поэтому он как бы нависает надо мною… И меня охватывает ощущение мистического страха, и кажется, что я уже тут была когда-то…
И снова мы бродим, кое-как ориентируясь по план-карте, и (возможно, в другой день) приходим к Пантеону; чувство узнавания лишь усиливается, когда мы входим внутрь, и великанская шапка накрывает нас, а вверху — просто отверстие, в которое смотрит безмятежное, весеннее итальянское небо…
Что это — память прежних жизней, как теперь модно говорить, или впечатления путешествующей во сне души?
7. РУССО ТУРИСТО-2
Описать современный Рим двумя словами невозможно. Его древности — это не отдельно стоящие объекты, они проступают сквозь наслоения веков, а порой продолжают жить и сегодня.
Театр Марцелла — кирпичные развалины: стены, арки… Обходим сзади — о, Господи! — окна в древней кирпичной кладке стены — современные стеклопакеты, а над стеной торчат трубы печей или каминов! Тут живут люди сегодня, наверняка там есть и все другие удобства, необходимые человеку в современном городе!
Между двумя старинными палаццо с деревянными ставнями на высоких окнах (впрочем, ставни есть почти везде — от горячего итальянского солнышка!) влеплен узенький фасадик шириной в одно окно!
На древней, замшелой стене на уровне второго этажа торчит ящик кондиционера!
И всюду — на балконах, на стенах, на окнах, у дверей подъездов и лавок — цветы, цветы, цветы! Как ярко здесь выражено понятие “пентхауз”: у множества домов вокруг пятого этажа (сама считала!) идет широкий сплошной балкон, весь уставленный и увитый зеленью.
Рим — город вежливых водителей, всегда уступающих дорогу пешеходу, и отчаянных мотоциклистов, носящихся, как черти, в своих черных шлемах. Они тоже уступают дорогу, хотя и без особого желания.
Байк для Рима очень удобен, так как есть такие переулки, где машина не пройдет, опять же можно объехать транспортную пробку. В одном таком проезде видим стоящие педаль к педали вдоль всей улочки мотоциклы.
— Это что за БАЙКЕР-стрит? — каламбурю я.
Алиса показывает на фасад с противоположной стороны. Оказывается, университет, а байки — студенческий транспорт!
А вот в Неаполе — не надейтесь, не уступят дороги, а потому — поберегитесь! Алиса говорит:
— Завтра едем в Наполи, так что вы сережки снимите, а то вместе с ухом оторвут! — такая у неаполитанцев репутация!
На самом деле народ простой и приветливый, и в Неаполе мне было почему-то душевно комфортней, чем среди римского великолепия. Возможно, потому, что это свойство всех приморских городов я ощущаю как нечто родное, ведь Питер тоже приморский город.
Последним острым впечатлением было для меня видение клодтовских коней на привратных столбах ограды королевского дворца! И это было как напоминание о городе моей судьбы, словно голос его долетел с далекого холодного, серого моря в яркий и красочный мир:
— Вернись, вернись домой!..
8. ПИЦЦЕРИЯ, ТРАТТОРИЯ И УЛИЧНЫЙ МУЗЫКАНТ
Невыспавшиеся и голодные мы прибывали в Рому. Днем, набегавшись по храмам и музеям, дикий турист ищет кафетерий — пиццерию или тратторию.
Эти заведения разнятся составом меню, стилем обслуживания и, разумеется, ценами. Можно сказать, что нам удавалось найти то, что требовалось, где нас все устраивало. Но везде, за исключением уличной пиццерии, где на больших противнях вкуснейшую пиццу разного состава резали на порции по желанию покупателя… ножницами (!), везде подавали пасту! Спагетти — это такой сорт пасты, длинные, тонкие макарончики, но все равно это паста. Такую пасту едят одновременно вилкой и ложкой: вилкой накручивают (вилку держать вертикально!), а ложкой подхватывают.
Итак, паста, паста, паста… И, наконец, паста — баста! Потому что есть еще нежный белотворожный сыр “моцарелла” из молока буйволицы, который подают со свежими овощами — маленькими сладкими помидорчиками — на второе, всегда очень свежий, так как его срок годности не более двух суток! Есть “огненная” лозанья — такой густой суп из мясного фарша, крупы и тонких блинов на дне керамической, обжигающей пальцы миски, с пряными приправами и овощами. Есть всякие морепродукты — от рыбы до осьминога, не считая мелких ракушек, которыми заправляется паста. Про мясо я уж и не говорю.
И, наконец, изумительные десерты, из которых особое место салату из свежих фруктов и ягод: малины, земляники, черной смородины, черники! А дело-то было в середине марта! И, конечно, под вывеской “джелаттерия” — потрясающее, невероятное мороженое, десятки сортов которого вводят в смущение и в соблазн!
Внезапно в узком переулке, где мы обедали, раздалась музыка.
Музыка была необычная, словно зазвенело множество колокольчиков, догоняя и перегоняя друг друга! И все замерли, и перестали жевать, и задвигались, заоборачивались в сторону этой музыки. А там стоял крепенький нестарый мужичок, а на шее у него висело здоровенное металлическое сооружение в виде трапеции, на которую были натянуты струны, и он лупил по этим струнам металлическими же молоточками, как делает ксилофонист, но звучали они по-другому. И я сказала:
— Похоже на цимбалы! — хотя никогда цимбал не видела, но мне казалось, что они именно так должны звучать и именно так выглядеть — что-то в самом слове “цимбалы”, таком ударно-звенящем, подсказывало это.
9. ШОПИНГ
Странно было бы побывать за границей и не походить по магазинам!
Рим буквально утыкан большими и маленькими торговыми точками. Уровень цен — самый разный. Но, увы, купить нечего, во всяком случае, нам. То, что доступно по цене, можно купить и у нас гораздо дешевле. Это совсем не обязательно итальянские товары, скорее, Китай, Индия и прочий Восток. Фирменные вещи стоят очень дорого. В центре Рима существует даже так называемый “район дорогих магазинов” — тихие улочки, где в красиво оформленных дизайнерами витринах можно полюбоваться изделиями знаменитых итальянских (и не только!) кутюрье.
А на шумных “туристских тропах” с уличных лотков активно торгуют дешевыми сувенирами: гипсовыми “колизейчиками” и “пишущими машинками” — так в просторечии именуется грандиозный дворец Виктора-Эммануила за архитектурное решение, — сумками с изображением все тех же известных туристских объектов и всякой сувенирной мелочью.
Про знаменитую итальянскую обувь просто больно говорить! Ну, не делают в Италии обуви на русскую ногу! Ни дорогую, ни дешевую!
Вещевой рынок в Формии расположен почти за городом — за железной дорогой на пологом откосе Апеннин. Есть новые вещи, есть приличный “секонд хэнд”, есть и столы, вроде наших раскладушек. И цены такие же, только в евро. На столе стоит мужик и время от времени кричит:
— Тутто уно! Тутто уно! — ежу понятно: все по одному евро, то есть за тридцать пять рублей!
Я была довольна и походами, и товарами. В конце концов — не за тряпками ехала!
10. ИНТРОСПЕКЦИЯ
Итак, самонаблюдение.
И что же я сама за собой наблюдаю? Наблюдаю самолюбование и восторг от себя в Италии. Мол, мне сказали, что я на итальянку похожа, более того, на римлянку, поэтому ко мне (то есть к нам с Алисой) и обращались с вопросами, видимо, провинциалы.
Наблюдаю я, что целый месяц по приезде домой лишь засну — вновь брожу по солнечным улицам Рима, спотыкаясь о каменные останки древней истории, натыкаюсь на мраморные красоты эпохи Возрождения, разглядываю дары моря на уличных лотках Неаполя, восхищаюсь пушистыми зонтиками пиний, придающих совершенно особый колорит итальянскому пейзажу, и любуюсь золотыми плодами лимонов в тихой Формии, вспоминая острую горечь незрелых маслин и терпкий вкус “вино россо”.
И еще наблюдаю я понимание того, что ни красивая новая “тряпка”, ни дорогая вкусная еда и никакие материальные ценности не могут заменить высокой духовной радости узнавания нового мира, которую дает путешествие!
И эти ценности, этот багаж останется с вами навсегда!