Опубликовано в журнале Нева, номер 4, 2004
Константин Семенович Мелихан родился в 1952 году. Автор ряда юмористических книг, сценариев и многочисленных публикаций в журналах. Лауреат премии журнала “юность” и других литературных премий. Живет в Санкт-Петербурге.
1. ВАДИМ КОЗИН
Самый знаменитый человек в Магадане — великий российский певец Вадим Козин. Был я у него в гостях. Козин рассказал мне, что пел как-то Сталину. И даже Сталин пел Козину. А Козин аккомпанировал ему на рояле.
— А что Сталин пел? — спросил я у Вадима Алексеевича.
— Частушки. Чего ж еще? — ответил Козин и тут же стал их напевать.
Вот два куплета из репертуара Сталина:
Ритатухи, ходил к Нюхе,
Нюха жила в пологу.
Нюха девочку родила.
Боле к Нюхе не пойду!
* * *
На реку белье стирать
С милой мы ходили,
Я хотел поцеловать,
А штаны уплыли!
— Чьи штаны-то? — спросил я.
— Не знаю, — ответил Козин. — Может, Сталина.
Пьем чай. С вином и водкой.
Козин вообще ест и пьет все. Зарядку не делает. На воздухе не гуляет. Два раза сидел в лагерях. Ему уже за девяносто. Время от времени Вадим Алексеевич шутит:
— И отправил меня Берия на курорт в Магадан!
Спрашиваю:
— За что же вас посадили?
Смеется:
— Сталин не любил чужой славы!
Козин, как и все старики, плохо помнит, что было вчера, но хорошо — что было десятки лет назад.
— А Зощенко, — спрашиваю, — помните?
— Да, мы часто выступали вместе. Он читал по бумажке свои юмористические рассказы. Всегда под этим делом. Потому что очень волновался. Успех имел колоссальный!
Современных певцов не любит. Да и не знает почти никого. Весь в прошлом.
Перед уходом я дал Козину его пластинку. Чтобы он подписал. Козин спросил:
— Сколько стоит?
Я говорю:
— Пять тысяч рублей.
— Что?! — возмутился он. — Да ей цена три рубля!
Не смог привыкнуть к новым ценам.
2. КОНСТАНТИНОВ И РАЦЕР
Константинова так же трудно отличить от Рацера, как Салтыкова от Щедрина. Их так и называли — сорацеры.
Константинов и Рацер — это живые классики. По количеству написанных и поставленных в нашей стране пьес они делят первое место с Шекспиром и друг с другом.
Но больше меня удивляет не то, что они так много вдвоем написали, а то, как они вообще могли так долго писать вдвоем. Несколько десятилетий. Причем работали каждый день. Без выходных, без вдохновения. Все-таки два человека, два характера, к тому же оба тщеславные (иначе бы не писали).
О себе они говорили так: “Не подумайте, что один из нас пессимист, а другой — оптимист. Как раз наоборот”.
Вдвоем, конечно, можно написать в два раза больше. Правда, и славы на каждого будет в два раза меньше.
У них было разделение труда. Рацер писал, а Константинов записывал. Константинов даже этим гордился:
— Боря у нас — мозговой центр. Он — сибарит. А я, наоборот, люблю печатать на машинке, звонить в театры, отвечать на письма. И стихи тоже Боря все сочинил. Я только к старости и научился.
Время от времени они предлагали мне написать пьесу. Вместе с Альтовым, который, правда, об этом не знал. Им, вероятно, казалось, более естественным — писать пьесу вдвоем.
Спрашиваю у них:
— А когда пишете, телефон отключаете?
— Что вы, Костя?! Телефонный звонок — это же всегда радость: оторваться от работы, посачковать!
Писали они со скоростью — две пьесы в год: одна комедия музыкальная и одна обыкновенная.
Сначала рисовалась схема: имена героев, характеры, сюжетные линии. Все это вешалось на стенку. Потом начиналось сочинительство. Схема в процессе работы обычно ломалась, сюжет становился другим, но без схемы было нельзя.
Схема нужна писателю, как скорлупа птенцу: он ее ломает, но без нее ничего не родилось бы.
— Через тридцать лет сочинительств, — делился со мной опытом Константинов, — мы поняли, ЧТО самое главное в пьесе. Не сюжет. Не характеры. Не слова. Не мысли. Главное — жизнь. Зритель должен верить пьесе. Даже самой абсурдной.
Драматург сначала дает толчок. Потом прислушивается. А потом следует за драмой.
Когда Сталин прочел “Тихий Дон”, он сказал Шолохову:
— А почему у вас Мелехов не член коммунистической партии?
— Я пытался это сделать, — ответил Шолохов, — но он не успел вступить.
Альтов после неудачных попыток поставить свою пьесу у Владимирова и Товстоногова сказал мне:
— В пьесе главное не репризы. А что-то более важное. Зритель в театре смеется не над словами, а над движениями характера.
Константинов и Рацер были еще категоричней:
— Хохмы в комедии только мешают.
Сумбурные воспоминания (а они такими и должны быть) о творчестве двух российских мольеров можно закончить их же словами — о концовках актов, действий и сцен:
— Актер должен уходить либо с юмором, либо с загадкой.
3. АННА АХМАТОВА
Насколько может быть глух к языку человек, который посвятил языку всю свою жизнь. У одного филолога я прочел: “А А. А. Ахматова считает…”
* * *
Поэт Сергей Давыдов рассказал мне, что часто встречался с Ахматовой в Комарове, где отдыхал со своей семьей. Его трехлетняя дочка Алена говорила Анне Андреевне:
— Я тебя знаю! Ты Анна Лохматова!
Ахматова приходила в неописуемый восторг.
Однажды она так растрогалась, что сказала Давыдову:
— Сережа, все мне читают свои стихи. А почему вы не прочтете?
Давыдов ответил:
— Рядом с вами я забываю, что я поэт!
* * *
Поэт Н. опубликовал под своим именем три стихотворения Ахматовой. Когда обман раскрылся, Н. ответил:
— Да я могу ей взамен тридцать своих отдать!
* * *
Ахматова, Пастернак и один известный русский певец, который во время Великой Отечественной войны жил во Франции, отмечали 9 Мая. Пастернак произнес тост за победу России над Германией. Русский певец добавил, что и у них во Франции было Сопротивление. Пастернак ему сказал:
— Идите вы на… со своим Сопротивлением!
Тот повернулся за разъяснениями к Ахматовой:
— Анна Андревна!
На что Ахматова сурово ответила:
— Да-да!
* * *
Мне кажется, что Ахматова только в молодости была поэтессой. Потом она стала поэтом.
* * *
Как-то ранним утром Ахматову разбудил телефонный звонок Фаины Раневской. Фаина Георгиевна сообщила важную новость: сегодня ночью ей приснился Пушкин.
— Беру такси! — крикнула Ахматова.
Обе женщины безответно были влюблены в Пушкина.
4. СОЛОМОН ФОГЕЛЬСОН
У поэта Соломона Фогельсона, который написал множество песен с композитором Соловьевым-Седым, был творческий вечер в одном подмосковном санатории. Он с жаром рассказывает, как они вместе работают, объясняет каждую песню, шутит, наверно, что песня рождается, если стихотворение ложится на музыку, и тут же, не отходя от рояля, исполняет кое-что своим голосом.
После вечера один из зрителей спрашивает Фогельсона:
— А у вас есть документы, что вы тот, за кого себя выдаете?
А у Фогельсона и нет никаких документов, только паспорт и партбилет.
Ему говорят:
— У нас у всех паспорта и партбилеты.
Тут же стали куда-то звонить, выяснять личность этого Фогельсона, потом с сожалением отпустили.
Оказалось, он выступал в санатории КГБ.
5. АКИМОВ И ЛЕОНИДОВ
Звонил Лев Милиндер, актер Театра комедии, сказал, что в Израиле умер Леонид Леонидов, бывший актер того же театра, отец Максима Леонидова, русского Элвиса Пресли, “секретчика”, капитана знаменитой петербургской четверки.
Когда молодой Леонид пришел в театр Николая Акимова, тот ему сказал:
— Что это у вас за фамилия такая — Шапиро? Это не для русской сцены, а для аптеки. Давайте, голубчик, придумаем что-нибудь пооригинальней.
И придумал Леониду Шапиро прозрачную фамилию Леонидов.
Фамилия Шапиро очень распространена, но только среди евреев. Один еврейский корабль даже перевернулся, когда кто-то с берега крикнул: “Шапиро!” — и все Шапиры подбежали к одному борту.
Интересно, что в Израиле никто не просил Максима Леонидова взять псевдоним. Так же как и Михаила Козакова, Валентина Никулина, Ирину Селезневу.
6. ИГОРЬ ГУБЕРМАН
Сидели мы с Игорем Губерманом в артистической перед началом его концерта. Потом Губерман пошел купить себе сока.
Вдруг появляется молодая симпатичная женщина и заговаривает со мной. Я отвечаю. Она говорит:
— То, что вы шутник, видно за километр!
С каждой фразой мы нравимся друг другу все больше и больше. Она достает из сумочки диктофон, и тут выясняется, что она приняла меня за известного поэта Губермана. А я ее — за молодую симпатичную женщину. На самом деле она — журналистка. Обращается ко мне уже строго:
— Тогда скажите хотя бы отчество Губермана.
Я говорю:
— Мироныч.
Тут входит Губерман со стаканом какого-то желтого сока. Журналистка опять начинает с улыбки. Но теперь уже предупреждает, что она — журналистка. И на всякий случай спрашивает Губермана, Губерман ли он.
Губерман после недолгого размышления соглашается, что да, он есть Губерман.
Журналистка включила диктофон. Первая ее официальная фраза была такая:
— Игорь Миронович, вас знают все!
7. ВИКТОР СОСНОРА
Виктор Соснора выступал в воинской части. Читал солдатам свои абсурдистские стихи. Ему приходит записка: “Ничего не слышно”. Он положил ее в карман, не читая, и сказал:
— Отвечу в конце вечера.
После выступления командир части, который все это время сидел на сцене, извинился за то, что микрофон не работал. Но утешил Соснору:
— Да если б и работал, они бы вас все равно не поняли!
8. ЛИСОВ И ХЛУНОВСКИЙ
Геннадий Лисов поехал в Германию на симпозиум по неопознанным объектам. Его и доктора наук Хлуновского поселили в особняке какой-то графини.
Утром графиня ушла на работу. А они еще поспали, повалялись, а потом надумали принять завтрак. Доктор Хлуновский открывает холодильник — и вдруг сирена! Он кричит Лисову:
— Вот зараза! Сказала: пользуйтесь всем, а сама подключила к холодильнику сигнализацию!
Тут из туалета вылетает Лисов:
— Алексей Николаевич, я хотел воду спустить, но, очевидно, не то нажал!
Почему у них сигнализация в туалете, до сих пор остается научной загадкой. Может, в расчете на то, что немецкие воры моют руки перед работой? В общем, через считанные секунды дом графини оцеплен. Врывается полиция и видит: два неопознанных субъекта, скорей всего из России, потому что по-немецки — только с помощью английского, а по-английски — только с помощью пальцев.
А им русские туристы, невозвращенцы, спекулянты, бандюки, и так уже как кость в горле! Короче, продержали Лисова и Хлуновского под голодным арестом до прихода ихней графини.
Ну а в последующие дни два наших специалиста столкнулись с таким количеством неопознанных явлений на территории Германии, что это уже сюжет для небольшого романа.
9. ИГОРЬ ВИНОГРАДСКИЙ
Есть люди, для которых сцена — всякое место, где они находятся.
Одним из таких людей был аристофан ленинградской эстрады Игорь Виноградский. Игорь Александрович написал множество детских елок, спортивных зрелищ, религиозных парадов, праздников урожая, улова и удоя, творческих юбилеев заводов, танцевальных вечеров ветеранов, один раз написал сценарий фестиваля уголовников, причем узнал об этом уже после фестиваля. Думаю, он мог бы написать даже сценарий какой-нибудь небольшой революции.
Впрочем, я увлекся. Игорь Виноградский приехал в город Н. для постановки праздника “День этого города”. Вместе с ним прибыл и жизнерадостный режиссер Т. Остановились в лучшей н-ской гостинице: номера с туалетом, унитазом и горячей водой.
Виноградский занес вещи в свой номер и пошел навестить товарища. А товарищ купается в ванне, поскольку горячая вода только до десяти вечера. На кровати его ждет тренировочный костюм, который он купил перед отъездом из Петербурга. И тут Виноградский замечает: а костюмчик-то — как у него!
Что делает скучающий Виноградский? Он вытаскивает из пакета тренировочные штаны и запихивает их под матрац. Потом приносит из номера такую же футболку и запихивает ее в этот пакет.
Из ванной с шутками вываливается чистый режиссер, достает из пакета футболку, надевает, достает еще такую же… И лодка его улыбки переворачивается вверх дном.
Теперь другая сценка из путешествий по гостиницам. Если предыдущую можно назвать “Скука, или Две футболки в одном пакете”, то следующую — “Стирка, или Как от нее избавиться”.
На этот раз Виноградского поселили с тем же режиссером в одном номере. Тот же режиссер, как нам уже известно, был чистоплотным до безобразия. Каждый вечер что-то стирал. Даже галстуки. И развешивал сушиться по всему номеру.
Виноградскому это надоело, и он в отсутствие своего товарища стал подмачивать то, что сушится.
Режиссер щупает, что у него висит, а оно не просыхает.
Так Игорь Виноградский деликатно, не идя на мокрое дело, заставил этого стируна свернуть свою бурную деятельность.
10. ДАМСКИЙ НЕГОДНИК
Игорь Виноградский, высокий, “импузатый” мужчина, достигший на тот момент, о котором я сейчас рассказываю, пятидесяти лет, того возраста, когда уже все женщины кажутся симпатичными, шел в гости к одной даме. Вдруг его окликает пьяный лет сорока:
— Слышь, дед? Я к метро туда иду?
Виноградский сначала огорчился, а потом успокоился: ну, пьяный, плохо видит!
Остановился цветочков каких-нибудь купить.
— Почем? — спрашивает у женщины средних лет.
— Пятнашка, — отвечает она. — Но вам могу за червонец. Вас, ветеранов, и так мало осталось!
Виноградский мысленно плюнул и повернул домой.
11. ВАДИМ ШЕФНЕР
Поэт Сергей Давыдов познакомил меня с Вадимом Шефнером. Шефнер говорит:
— Сейчас, Константин, я подарю тебе свою книжку.
Открывает пиджак, достает книжку, говорит:
— Как твоя фамилия?
Я говорю:
— Мелихан.
Шефнер занес ручку над книжкой.
— А имя?
— Константин.
Он задумался.
— А отчество?
— Семенович.
Пожевал губами.
— А работаешь где?
Давыдов говорит:
— Я ж тебе говорил! Писатель. Сатирик.
— Сейчас. Не гони. Может, стихами?
Шефнер подумал еще минут пять, потом что-то написал и протянул мне книжку. Надпись была такая (привожу ее целиком): “Мелихану от Шефнера”.
12. ДОВЛАТОВ И МЕЛЬНИКОВ
Владимир Мельников говорил мне, что хорошо знал Сергея Довлатова.
— А он тебя? — спросил я.
— Спрашиваешь! — сказал Мельников. — Мы ж с ним работали в одной газете. Он даже написал обо мне.
Володя тут же раскрыл книгу Довлатова на нужной странице и прочел одну фразу:
— “Мимо пробежал шустрый курьер”.
13. В КОМАРОВО
Если кто-нибудь думает, что писатели с утра работают, то он ошибается. Писатели с утра пьют. Чтобы хорошо работалось.
Дом творчества писателей в Комарове. Аркадий Минчковский, Сергей Давыдов и Вадим Шефнер решили с утра набраться вдохновения. Пошли в магазин. А водку тогда продавали только с одиннадцати. А они пришли в девять.
— Ну отпустите, пожалуйста! — говорит Минчковский. — Ну, в виде исключения.
Продавщица говорит:
— А кто вы такой?
Минчковский говорит:
— Писатель.
— А фамилия ваша как?
Минчковский говорит для пущей убедительности:
— Шолохов.
Продавщица засомневалась.
Сергей Давыдов тогда уточнил:
— Шолохов-Алейхем.
Продавщица им отпустила.
14. ИГОРЬ ИРТЕНЬЕВ
Сегодня в Доме актера на Невском был вечер Игоря Иртеньева. Мы с Игорем не виделись года три. И вот он в Петербурге. Поговорили в фойе перед началом вечера. Рядом с нами молодая женщина продавала программки.
— Как Соня? — спрашиваю Игоря.
— Развелись, — говорит он.
— Ну, снова-то, — говорю, — не женился, надеюсь?
Женщина с программками говорит:
— Я его жена.
— Извиняемся, — говорю.
Игорь дарит мне программку с автографом. Там его портрет. И подпись: “Дружеский шарж Боссарта”.
— Так Боссарт еще жив?! — говорю я.
— Да, — говорит мне жена Игоря. — Я его дочь.
Все, думаю, буду молчать.
Только Игорь отошел — подходит мужик:
— Так это вы на коммунистов бочку катите?!
Я молчу. А мы с Игорем немного похожи. У обоих — усы.
Мужик надвигается:
— Вы — Иртеньев?!
Жена Игоря на меня кивает:
— Он.
Я говорю:
— Да, вообще-то, я не совсем Иртеньев.
— Все равно! — говорит мужик. — Разрешите пожать вашу мужскую руку!
15. МИХАИЛ ШЕЛЕГ
Бард Миша Шелег рассказал мне, как они с приятелем взяли бутылку портвейна и зашли в столовую выпить. Типичная русская столовая, с вертикальными столиками.
Буфетчица стаканов не дает. А компот купить — у них денег нет. И тут они видят: на мраморном столике пластмассовый стакан для салфеток. Как всегда, пустой.
Налили его полный вина. Грамм 300. Хотят поднять — никак! Стакан прибит к столику. Чтоб его не уперли.
И никакими губами не дотянуться: столик почти до шеи.
Решили его наклонить. Тоже — никак. Столик вделан в цементный пол. Чтобы, видно, и столик не унесли.
Короче, взяли у буфетчицы незаметно две чайные ложечки и так ими портвешок хлебали.
16. БУДЕННЫЙ И ДЕРЖАВИН
Актер Михаил Державин был женат когда-то на дочке Маршала Советского Союза, знаменитого наездника, драгуна и казака, создателя буденновской породы лошадей, участника двух мировых войн (во вторую, говорят, пустил на немецкие танки кавалеристов с шашками наголо; кто победил в том сражении, неизвестно, потому что в живых из кавалеристов не осталось никого).
Однажды в большом казачьем кругу родных и гостей Буденного к Державину обратились:
— Миша, скажи что-нибудь смешное.
А тогда уже начали ходить анекдоты про Чапаева. Державин мнется, поглядывает на своего тестя: все-таки Буденный — это Чапаев в квадрате.
— Есть, — говорит, — анекдот про Василия Ивановича. Можно?
Буденный кивнул:
— Валяй!
Державин стал рассказывать. Никто не смеется. Все на Буденного смотрят. Ждут команды. Державин рассказал другой анекдот про Чапаева. Опять тишина. Как на военном совете. После третьего анекдота все захохотали. Но Буденный по-прежнему молчит. Крутит седой ус.
Потом сказал:
— Да… Говорил я ему: учись, Васька, учись, а то смеяться будут!
А вот случай, который показывает маршала с обратной стороны. Режиссер Анатолий Эфрос допытывался у Державина:
— А твой Буденный хоть читал “Войну и мир”?
Державин как-то возьми да и спроси своего тестя:
— А вы “Войну и мир” читали?
Буденный ласково обнял зятя:
— Сынок, первый раз — еще при жизни автора!
17. МЕЛОЧИ ЖИЗНИ
Когда говорят, что творческие люди плохо приспособлены к быту, следует уточнить: творческие мужчины. Я бы даже сказал: чем проще проблема, тем сложней творческому мужчине ее решить. Вот два несложных примера.
Злата, жена Геннадия Хазанова, как-то его упрекнула:
— Гвоздь бы хоть в стенку вбил!
Хазанов ответил:
— Как тебе могло прийти такое в голову?!
Режиссер Леонид Гайдай сидел в своей комнате и читал газету. Вдруг над ним перегорела лампочка.
— Нин! — крикнул он своей жене Нине Гребешковой. — Иди сюда! У тебя лампочка перегорела!
Все мужчины — узкие специалисты. Что касается женщин, то все они хорошо справляются с бытовыми проблемами, независимо от профессии.
Нестареющая поэтесса, 60-летняя Катя Шантгай, автор слов ко многим песням Эдиты Пьехи, рассказала мне о своей первой встрече с блистательной полькой, взорвавшей когда-то русскую эстраду.
Пьеха назначила Кате встречу у себя дома и сама же опоздала. Как только вошла в квартиру, извинилась перед Катей и заявила, что сейчас будет всех кормить. И, не снимая концертного платья, тут же, не отходя от плиты, стала жарить корюшку.
Я люблю мелочи: крупное видно всем — и потому банально. Кроме того, крупное хорошо маскируют, а о мелочах забывают. Поэтому именно мелочи выдают человека с головой.
— Я прямо обалдела! — рассказывала мне Катя. — Пьеха жарит корюшку! Я сижу на табуретке и рассказываю о своей творческой кухне. Администраторша Пьехина вперилась в телевизор. Домработница треплется по телефону. А Пьеха жарит корюшку в шикарном платье. Я бы уже вся в муке вымазалась и в масле, а на ней ни одного лишнего пятнышка!
18. АЛЕКСАНДР ЛОБАНОВСКИЙ
Был у нас с Лобановским концерт в Приозерске. После концерта очутились в каких-то гостях. Лобановский тут же подсел к одной из девушек и стал ей говорить:
— Мы с тобой поедем в большой город Питер. Ты будешь сниматься в моем фильме. Я тебя поступлю в театральный институт.
Вдруг девушка резко встает и уходит из квартиры.
Несколько минут Лобановский сидел молча.
Потом вскочил и стал бегать вокруг другой девушки:
— Мы поедем с тобой в Питер, ты будешь сниматься в кино, тебя уже ждут в театральном институте…
Она говорит:
— Александр! Вы же только что говорили те же слова моей подруге!
— Какая подруга?! — обижается Лобановский. — О чем ты говоришь?! Тебе не стыдно?!
Через полчаса возвращается первая девушка, сильно накрашенная, с большой дорожной сумкой на плече.
Лобановский снимает вторую девушку со своих коленей и говорит:
— Значит, так, девчонки, фильм будет двухсерийный.
19. ЗОЛОТОЙ ДОЖДЬ
Артист Саша Хочинский работал на киносъемках с пиротехником Ж. Пиротехник — замечательный, мог справиться с любой задачей, правда, только одним способом: “Это можно взорвать”. Как хирург, у которого для любой болезни одно лекарство: “Это можно отрезать”.
Как-то в перерыве между съемками они пили с директором сельской школы. Школа только что отремонтирована. Беленькая. Дело ведь происходит на Украине. Во дворе — деревянный туалет. Все готово к новому учебному году. Они сидят на лавочке, потягивают фруктовое вино. Хочинский говорит:
— Хорошая школа! Жаль, туалет во дворе всю песню портит.
Директор говорит:
— Тем более что он не нужен.
Пиротехник спрашивает:
— Школьники в сад бегают?
— Нет, — говорит директор. — В самой школе теперь есть. Настоящий!
Пиротехник говорит:
— Так ты б деревянный убрал.
— Возни много, — говорит директор. — Туалет строить легко, а ломать трудно.
— А хочешь, я тебе его взорву? — загорелся пиротехник.
Директор еще выпил — и согласился.
31 августа туалет взлетел на воздух — вместе со всем добром, которое накопилось за многие годы.
И все это жидкое золото вылилось на чистенькую школу.
Дети были очень довольны. 1 сентября пришлось перенести на неопределенный срок.
20. ВЛАДИМИР ДОРОШЕВ
Даже молодые артисты забывают иногда текст своей роли. Что же говорить о пожилых! Я сам видел, как зал подсказывал текст Аркадию Райкину.
Но бывает забывчивость и другая. Конферансье Владимир Дорошев вышел однажды на сцену с расстегнутой ширинкой!
Его жена сидела среди зрителей и каким-то образом ему об этом сообщила. Может, руку в локте согнула, а другой похлопала по локтевой ямке. Не знаю. А только Дорошев эту неприятность заметил. Правда, минут через двадцать. Хладнокровно застегнулся. И произнес гениальную фразу:
— В доме покойника двери настежь!
Некоторые, однако, утверждают, что это был не эксперимент, а хорошо подготовленный номер. Что, впрочем, все равно говорит об оригинальности великого артиста.
Дорошев — конферансье не только на сцене, но и в жизни.
Когда ему в захудалой столовой подали утиное блюдо, он сказал: “Под такую утку надо бы судно!” Об одном певце Дорошев заметил: “Другие поют на бис, а он — на зло”. А когда в Ленконцерте кто-то сказал ему, что в разведку бы с ним не пошел, Дорошев ответил: “Вы бы и без меня не пошли”.
Канули времена, когда ходили специально на конферансье. Теперь и профессия эта доживает последние дни.
21. СЕМЕН ФУРМАН
Актер Семен Фурман — волосатый от пят до лысины. То есть волосы у него растут, где не надо, а где надо, не растут. Может, потому он всегда небрит. Хотя утверждает, что это — борода.
Тут, конечно, можно поспорить: с чего начинается борода? Но одно точно: борода отвлекает внимание от лысины.
Как-то я сказал Сене, что он может мыться в бане без мочалки. Он ответил:
— А бородой могу еще мыть другого!
Однажды мы с Фурманом снимались в телепередаче, где было много красивых девушек. Собственно, в телепередачи таких и приглашают. Фурман внимательно смотрел на этих лакированных красавиц, а потом мне шепнул:
— Знаешь, о чем мечтает популярный артист? Он мечтает оказаться в зоне, где штук пять баб в ватниках привязали бы его к нарам и стали насиловать!
Но самое интересное — это как Фурман оставлял у себя в номере женщину, когда подобное было запрещено.
В 23.00 к нему стучит дежурная:
— У вас женщина!
Он открывает дверь. Дежурная смотрит. Никакой женщины нет. Уходит.
Из номера Фурмана — женские крики! Он даже просил специально громче кричать.
А утром Семен с женщиной демонстративно проходил мимо дежурной.
А делал он очень просто. Ставил женщину на пол в коленно-локтевое положение. Накрывал скатертью. Сверху устанавливал телевизор. Включал его. И чинно садился напротив.
Верится, однако, с трудом. Телевизор, он же тяжелый. Вот если б Сеня на нее чайник ставил, тогда другое дело.
Вторая история намного правдивей, поскольку я сам был непосредственным ее участником. Мы с Фурманом, когда он еще не стал звездой рекламы, были на гастролях в Карелии.
Маленький городок Сегежа, на окраине гигантского деревообрабатывающего комбината. Когда я спросил у директора местного Дома культуры, часто ли у них бывают известные артисты, он ответил, что да, часто, последний раз была Майя Кристаллинская.
А поселили нас в лучшей гостинице Сегежи: иначе и быть не могло, поскольку гостиница была одна. Хозяйка гостиницы спросила Фурмана:
— Вам какой номер?
Сеня ответил:
— Мне — без клопов.
А я сказал:
— Тогда мне — без тараканов.
На другой день после концерта Сеня привел в номер двух девушек. В те времена, как я уже предупреждал, сделать это было трудно. Помню, как в московской гостинице “Россия” я не мог к себе привести собственную жену. Ни первую, ни вторую.
Мужчина мог легко привести к себе в номер только мужчину. То есть при советской власти лучше всех в гостиницах чувствовали себя сексменьшинства, которые, думаю, скоро окажутся в большинстве.
Только мы расположились в номере Фурмана за журнальным столиком с коньяком и шоколадом, как раздался начальственный стук. Я на негнущихся ногах подошел к двери, негнущимся языком спросил кто и негнущимися руками повернул ключ. Это действительно оказался начальник — глава местной администрации. Мы прошли с ним в комнату, сели за стол, и вдруг я увидел, что девушек нет.
Мы хлопнули по рюмочке коньяку. Закусили. Еще хлопнули. Закурили. Улучив момент, я шепотом спросил Фурмана: “Где девушки?”
“В шкафу!” — прошептал Фурман.
А глава местной администрации откинулся в кресле с сигаретой и вдруг говорит:
— А что вы, молодые парни, сидите тут одни, без девок? Вы бы девок себе каких-нибудь привели!
И тут Фурман встает. Подходит к шкафу. Открывает его. И говорит:
— А вот!
Из шкафа выходят улыбающиеся девушки.
У главы местной администрации челюсть на пол чуть не упала. Он с минуту глядел на Фурмана коньячными глазками, а потом произнес потрясающую фразу:
— Да, Сема, по сравнению с тобой Дэвид Копперфильд — дерьмо!
22. ВАЛЕРИЙ ПОПОВ
Писателю Валерию Попову однажды повезло: попал в реанимацию. Вместо вытрезвителя. Только пришел в себя, медсестра его спрашивает:
— Кто ты? Кто ты?
Он говорит:
— Я Попов, Попов.
— А чем занимаешься?
— Пишу.
— И тебе отвечают?
23. ДЕРЕВЕНЩИК
Один поэт-деревенщик, который всю жизнь провел в Москве, часто заходил на рынок: чтобы, очевидно, набрать свежих впечатлений. Как-то в марте к нему приехали знакомые из деревни, и он повел их сразу на рынок. На экскурсию, наверно.
Вдруг видит: человек с лицом кавказской национальности продает малину.
— Малина в марте! — ахает этот поэт и берет на пробу одну ягоду.
Потом берет другую:
— Надо же, малина в марте!
Берет третью.
Продавец ему говорит:
— Слушай, дарагой! У тебя совесть есть в марте?
24. ЮРИЙ ОБРЕЗКОВ
Юрий Обрезков — лучший манипулятор из тех, с которыми я был знаком. Собственно, я был знаком только с одним манипулятором.
На сцене он показывал фокусы с деньгами, платками и картами. В свободное от работы время делал то же самое. В автобусе, перед телевизором, у телефона — одна его рука всегда была занята: крутила монету, спичечный коробок. 12 часов в день он упражнялся с картами перед зеркалом. Не знаю, занимался ли он фокусами в бане. Но уверен, что отдыхал только во сне. Перефразируя слова известного музыканта, Юра говорил: “Если я не потренируюсь один день, это замечаю я сам. Если не потренируюсь два дня, это замечают мои товарищи. А если не потренируюсь три дня, это замечают зрители”.
Спросил его как-то:
— А когда в карты играешь, пользуешься своими шулерскими приемами?
— Никогда, — ответил Юра. — Только если надо кого-нибудь наказать.
После одного совершенно сногсшибательного фокуса я спросил Юру:
— А как это?
Он ответил:
— Руками.
Однажды мы возвращались с концерта в Невской Дубровке. К несчастью, электричка подошла очень быстро, и мы не успели взять билеты. Вдруг к нам подходит контролер, тяжелая женщина в траурной форме с нашивками. Юра говорит:
— У нас нет денег, мы артисты.
И принялся доставать у нее отовсюду серебряные рубли.
Дальше контролерша уже не пошла. Села с Юрой играть в карты.
Окончание следует