Опубликовано в журнале Нева, номер 4, 2004
— Мухи! — сердито стучал ореховым костылем майор в отставке Степан Нахимов, шкандыбая по берегу речки-переплюйки вослед лодочке. Билась на груди его тяжелая очаковская медаль. — Нешто так паруса становят, опрокидни вы!
Четверо его рослых погодков-сыновей весело переглянулись, суша весла. Свежий ветерок запрокинул их ржаные вихры, обнажив не тронутые загаром лбы. Не поторопились ребята ускорить ход своей лодейки, обогнать старика. Любили они этого сухопутного человека. На Успеньев день, чуть привянет лето, ехать им в Санкт-Петербург, в славный Морской кадетский корпус. Младший еще в кадетах. Старшие — гардемарины. Останется батюшка сам друг с поскребышем дочкой коротать время в смоленской глуши. Смолить трубку да вздыхать о прежних днях. О Суворове, о солдатушках своей батареи. Да слушать, как сеется сквозь сосновую хвою холодный ветер.
В корпусе среди однокашников младшего из Нахимовых, Павла, что родился 2 июля 1802 года, — будущий знаменитый филолог Владимир Даль и один из идеологов восстания декабристов Дмитрий Завалишин. Легендой корпуса был его выпускник М. П. Лазарев (1788–1851). Павел был еще кадетом, когда Лазарев совершал свои первые кругосветки. Нахимов стал мичманом — Лазарев принял командование шлюпом “Мирный”, в составе экспедиции Ф. Ф. Беллинсгаузена (1779–1851) открыл новый материк — Антарктиду. Мечтать не мог шестнадцатилетний офицер П. С. Нахимов, что судьба сведет его с обожаемым кумиром, и не раз.
Впрочем, еще кадетом Нахимов вполне мог считать себя бывалым мореходом. Одиннадцати лет определенный кандидатом в Морской корпус, он уже через два года провел лето на учебном бриге “Симеон и Анна”, после чего осенью 1815 года и был зачислен в кадеты.
Через месяц произведен в гардемарины. Матросскую и командирскую практику прошел на Балтике. В 1818 году выпущен мичманом.
…Павлу было девятнадцать, когда впервые наметилась связь его биографии с историей нашего города Петрозаводска. Судя по послужному списку Нахимова, глубокой осенью 1812 года он первопутком проехал из Кронштадта в Архангельск. В те времена этот санный путь лежал через Олонию и Петрозаводска не миновал. К следующей весне до “роспуты” — оттепели — он вернулся с рапортом: на архангельской верфи заложен корабль “Азов”. Капитаном назначен Михаил Лазарев. Вахтенным офицером — Павел Нахимов. Попутный визит в Петрозаводск оказался как нельзя кстати. Здесь на Александровском заводе, заложенном еще Петром Великим, готовились к отливке семидесяти четырех орудий для “Азова”, и юному офицеру представилась возможность ознакомиться с литейным производством. Павел Нахимов знал: в предстоящей службе на “Азове” ему надлежит управляться не только с парусами, но и командовать огнем баковой батареи.
Учебные стрельбы и грозное Наваринское сражение будут потом, через долгие пятнадцать лет, когда за исключительно успешные действия и проявленный в бою героизм “Азов” первым из кораблей российского флота будет награжден почетным Георгиевским кормовым флагом и вымпелом. Еще до славной своей службы на “Азове” мичман Нахимов совершит кругосветное путешествие на фрегате “Крейсер”. Вернувшись, узнает: произведен в лейтенанты. Началась заслуженно успешная карьера. Поездка в Петрозаводск помнилась — и повторилась зимой 1826-го, когда “Азов” готов был сойти со стапеля, и лейтенанту вновь выпал путь в столицу Поморья Архангельск.
1. ОЛОНЦЫ — ДОБРЫ МОЛОДЦЫ
Присловье про ведомое олонецкое молодечество майор Степан Нахимов припомнил, когда узнал о поездке сына в Карелию. По поручению самого Александра Васильевича Суворова бывал и он в Петрозаводске. Закладывались крепости на шведской границе. Нужны были пушки, по-тогдашнему — “огневой наряд”. Дивился Степан кафтанам офицеров Горного ведомства — красным с белыми воротниками и обшлагами. А выпить и они не дураки. Вино там настаивают на березовом соке да на спелой рябиновой ягоде. Хмелит!
Все переменилось на берегах Лососинки-реки, приметил, вспоминая отцовские рассказы, молодой флотский офицер. Что касается выпивки, то в ходу теперь в Петрозаводске французские вина, работные употребляют горячительное попроще, закупая его ведрами. Но добросовестный моряк прежде всего заинтересовался пушечным производством. Орудия для “Азова” льют в глиняных кожухах. Хорошие глины разведаны близ Вытегорья. Добрый чугун в плахах везут из Кончезера. На заводе новшество: в плавильных печах ныне употребляют не древесный уголь, как при батюшкином бывании, а привозной из Англии дорогой кокс. К добру ли это? Вязкостью петрозаводский боевой металл всегда выстаивал противу британского. Цельнолитые чушки кряду по четыре укладывают александровцы на сверлильный стан. Водой Лососинки вращают сверла. Над городом — визг металла, смрад окалины. Работные называют цех, где сверлят жерла, “свирельным”. Труд над сими “свирелями” тяжек, ответствен. Требует смекалки, знаний.
Заводские сообразительны, способны к обучению. Здешние гордились: завод зачинался с церкви и госпиталя. И — со школы! Всех чертежников, механиков из Европы не выпишешь. Еще при доброй памяти Вильяме Геннине, в петровские времена, велено было: “Обучать грамоте и цыфири, и геометрии також и крестьянских ребят!” Тех же малолетов, даже и податного сословия, кто окажется усерден в деле, отправить в Горный кадетский корпус на казенный кошт. Знающих грамоте не забривали в солдаты. Горный же офицер специальным рескриптом приравнен к армейскому. При первом обер-офицерском чине шихтмейстера-прапорщика обретешь личное дворянство. А в статской службе — только с VIII класса Табели о рангах.
Мундир горного офицера ныне однобортный, синий, со стоячим воротником, с прорезными обшлагами черного бархата. Пуговицы желтые. Панталоны и камзол белого сукна. Старшие офицеры имеют золотые нашивки, на треугольной шляпе — золотой же галун. Эполеты введены чуть позже. Среднее звено на заводе — мастера, “знатоки”. Те из них, что облечены особым доверием начальства, расчесывают бороды надвое. Контора выдает им синие жалованные кафтаны. Эта парадная одежда расшита галунами, с “разговорами” поперек груди. С шитьем шнурами и галунами по рукавам “по достоинству их”. Мастера хранили родовые технические секреты. Иные доспевали в литейном, иные в шихтовом магазейне.
Военный приемщик, цейхвахтер морской артиллерии Мокей Савельев повел Нахимова в цейхгауз. Насмешливо косясь на новенький мундир лейтенанта, промолвил: “Не изволите ли, ваше благородие, дерюжку на плечики накинуть. Гораздо пыльно. Шлак! Пушки, приготавливаемые на заводе, большею частию бомбические, новейшего регламента. Для настильной стрельбы по бортам кораблей супостата. Эти — единороги, гаубицы. Стреляют тяжелыми и зажигательными снарядами. Из легких пушек делаем карронады и полукарронады. Палят небольшим зарядом на короткое расстояние. И больше — книпелями. Книпель, сами изволите знать, артиллерийский снаряд из двух цилиндров или ядер, соединенных цепью. Применяется для разрушения рангоута вражеских кораблей. И, между прочим, украшает герб Олонецкой губернии в знак того, что упражняемся мы в искусстве корабельной артиллерии. Всего ловчее лить фальконеты. Эти трехфунтовые пушки устанавливаются, как вы, молодой человек, ведаете, на железном вертлюге на верхней палубе. На случай, если придется отбиваться от басурмана в абордажном бою”.
Цейхвахтер, заметно прихрамывая, отвел лейтенанта в дальний угол. Здесь в примерном порядке были уложены в плетенные из ивняка фашины снаряженные картузы пороховых зарядов. Сшиты эти одномерные мешочки из легковоспламеняемой ткани, называемой “армяк”. Составлены вдоль стены колья-аншпуги для повертывания орудий. Рядами стоят банники, пальники, пыжовники и прибойники. Весь инструмент для орудийной прислуги, потребный артиллеристам для очистки жерл орудий, досылки, воспламенения заряда. “Приказано передать! — сказал лейтенант. — Отныне винград — утолщение с кольцом на казенной части пушки — делать на дюйм больше. Чтобы можно было продеть в него толстый брюк — трос, закрепляющий пушку на корабельном барбете. В южных морях бывают гораздые штормы. Орудия срываются.
На “Азов” поступили из Петрозаводска усовершенствованные орудия. Достоинства их Нахимов оценил, командуя батареей в Наваринском, эскадрой в Синопском сражениях.
2. ЧЕСТЬ СМОЛОДУ
В 1832 году на Александровском заводе отлито тридцать пушек для знаменитого впоследствии фрегата “Паллада”. П. С. Нахимов — первый командир этого корабля. В соответствии с уставом, он лично принял александровские пушки, а затем освидетельствовал их в условиях морского похода. Видим Павла Степановича на Пробе — в местечке на южной окраине нашего города. Отсюда открывается широкий вид на залив Онего. В траверсе заводского артиллерийского полигона (одно из значений слева “траверс” — земляная насыпь, защищающая с флангов от поражения осколками и пороховыми газами) толпится комиссия. Горные, артиллерийские, морские офицеры принимают очередную партию отлитых в Петрозаводске орудий. Озабоченные работные укладывают на станины тяжелые стволы. За разорвавшиеся пушки последует вычет из скудного заработка. Да еще, избави Бог, не ушибло бы: бывали случаи… Испытания куда как суровые. Из каждого орудия стреляют до сотни раз. При этом последовательно увеличивают заряд, испытывают ствол при различном состоянии погоды.
— И с такой скоростью, — требует молодой командир “Паллады” Нахимов, — как обычно случается в сражении, — через минуту выстрел!
Заводская артиллерийская команда издавна, еще с петровских времен, училась действовать на полигоне по уставным нормативам. Тем, что приняты для боя не только морской и полевой артиллерией, но и крепостной. Ведь орудия олонецкого литья установлены на раскатах Кронштадта, Бреста, иных крепостей.
Ко времени севастопольской страды Нахимов — испытанный боевой офицер. Чередой идут чины и назначения. Командовал бригадой, дивизией, эскадрой. Сослуживец дает емкий портрет флотоводца. Нахимов высок, несколько сутуловат. Не тучен. Неизменно опрятен. Отличался свежестью воротничков даже в дыму жестоких сражений. Наружная чистота его соответствовала высоким моральным качествам. Скуластое живое лицо Нахимова выражало состояние одухотворенности. Мягкий взгляд голубых глаз его светился добротой, смыслом. Характер имел энергический, вполне понятный морякам. Человек высоких талантов, образован. Много читал. Самым тяжелым для матросов наказанием было адмиральское: “Мухи!” Но чаще звучало: “Спасибо, молодцы!”
Этот портрет дополняет дошедшая до нас речь Нахимова по случаю производства его в адмиралы: “Матросы! Мне ли говорить о ваших подвигах на защите родного Севастополя! Мы сдружились давно. Горжусь вами с детства. Отстоим Севастополь, и, если Богу и императору будет угодно, вы доставите мне случай носить свой флаг на грот-брам-стеньге с той же честью, с какою носил я его благодаря вам и под другими клотиками. Вы оправдаете доверие и заботы о вас государя и генерал-адмирала! Убедите врагов православия, что на бастионах Севастополя мы не забыли морского дела, а только укрепили одушевление и дисциплину, всегда украшавшие черноморских моряков!”
Матросы и солдаты души не чаяли в “своем адмирале”. Всякий день севастопольской страды Павел Степанович — на редутах. “Едешь на бастионы, — говаривал, — веселее дышишь!” (Знаменательное совпадение! Известно высказывание маршала Жукова о том, что “на фронте воздух чище”.) Нахимов выезжал на позиции на серенькой лошадке, непременно в черном форменном сюртуке с золотыми эполетами и орденами. На портупее блестела шпага, отнятая у турецкого паши. Офицеры — морские и сухопутные — переоделись в солдатские шинели, опасаясь прицельного огня неприятеля. Нахимов сознавал опасность, но видел: воинов ободряет его бесстрашие. Стоя на бруствере с подзорной трубой, Нахимов попросил матроса принести из блиндажа водицы. “Да не оброни стакан! Мне его сам Лазарев подарил!” Усердный комендор так бережно стиснул хрусталь, что тот рассыпался в пыль. Еще предание. Приехал в осажденный город модный поэт. Прочитал адмиралу хвалебную оду, где сравнил его с Аквилоном, сметающим в море иноплеменных. Павел Степанович обронил: “Эх, лучше бы вы, сударь, привезли квашеной капустки-с. Все матросикам приварок”.
Слово предания не мимо молвится. Приказы Нахимова проникнуты отеческой заботой о личном составе. Павел Степанович уделял особое внимание здоровью защитников Севастополя. Считал своим долгом контролировать организацию питания, совершенствование санитарного состояния кораблей и бастионов, обмундирование воинов. Вот что стоит за потешной байкой о кислой капусте. Настоящую поэзию он чтил: был человеком пушкинского поколения.
3. МАСТЕРСТВО ЗА ПЛЕЧАМИ НЕ ВИСНЕТ, А С НИМ ДОБРО
Издавна бытующая на Руси пословица не в последнюю очередь относится и к творцам боевого металла. За сто лет своего существования наш Александровский завод поставил военному ведомству сорок тысяч стволов — от легких полевых пушек до мощных корабельных и крепостных орудий. Иные тянули на четыреста пудов! В Синопском сражении на эскадре Нахимова было свыше семисот орудий. Во время Крымской войны завод выпустил около четырехсот тысяч пудов орудий, миллион пудов снарядов. Пушки Севастополя в основном петрозаводского литья. За успехи в снабжении армии и флота все александровцы награждены бронзовыми медалями на владимирской ленте “В память войны 1853–56 годов”. Заметим: первая награда П. С. Нахимова — орден святого Владимира. Алую орденскую ленту адмирал не снимал и на бастионах.
29 июня 1874 года отмечалось 100-летие Александровского завода. Оглашен правительственный рескрипт: “Морское ведомство приветствует Александровский завод в торжественный день столетней его годовщины. С первых дней существования завод в тесной связи с нашим флотом. Пушки завода составляли главную силу артиллерии наших судов в сражениях конца прошедшего и начала нынешнего столетий. Немалое число их гремело в славном Синопском бою и при вечно памятной обороне Севастополя. Современные требования морской артиллерии отчасти ослабили вековую связь завода с Морским ведомством, но не разорвали их. За Александровским заводом остается важная задача: питать теперешних гигантов морской артиллерии такими же гигантскими снарядами”.
* * *
С февраля 1855 года Павел Степанович Нахимов возглавил оборону Севастополя. Смертельно ранен в бою на Малаховом кургане штуцерной пулей в висок 26 июня 1855 года. Павла Степановича положили в могилу рядом с его прежде почившими боевыми друзьями М. П. Лазаревым, В. И. Истоминым, В. А. Корниловым в строящемся соборе святого Владимира в Севастополе. У адмирала — ни капитала, ни своей семьи. Единственная ценность его квартирки в насквозь простреливаемом осажденном городе — портрет обожаемого друга и командира М. П. Лазарева. Наследником единственного, что нажил заслуженный адмирал — воинской чести, — стал российский военный флот.
Севастопольские моряки в складчину собрали сумму, на счет с процентов которой впоследствии воспитывались в военно-морских училищах достойные юноши. Они стали пансионерами, по-нынешнему — стипендиатами, адмирала Нахимова. Того, о ком седоусые ветераны севастопольской страды долго еще вспоминали:
— Он любил нас как своих детей…