Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2004
Критические заметки о повести “Дай мне!” Ирины Денежкиной
Ирина Денежкина вошла в литературу стремительно, под громкие возгласы критиков и оживление читающей публики. И теперь уже неважно, что это были за возгласы и какого рода оживление сопровождало вхождение на Олимп юного дарования. Не то сейчас время, чтобы на такие глупости обращать внимание. Заметили — и хорошо, шумят — значит, небезразлично. Хотя, судя по многочисленным интервью, у самой писательницы сомнений насчет своего таланта не возникает. Как говорится: классики отдыхают.
И произведения Денежкиной не то чтобы о ерунде какой были написаны. Кого же в наше время ерундой поразить можно? Да и не с руки писательнице, которая претендует на лидерство среди молодых авторов, о ерунде писать. Надо придумать что-то свое, глубоко оригинальное и захватывающее, о чем “старики” даже и не помышляли.
Но, видимо, с воображением у современной молодежи — беда, а потому и не выходят сюжеты произведений Денежкиной за рамки привычных, до боли знакомых тем, только осмысливает их писательница по-своему.
Многие из тех, кто окружают героиню “Дай мне!”, ей откровенно не нравятся. Но, с другой стороны, и приткнуться ей больше некуда. Из круга дворовых своих друзей она уже почти выросла, а вот до следующего уровня — увы! — не дотягивает. Ну, не книжки же ей, в самом деле, читать, как Татьяна Ларина, теряя молодость в бесплодных исканиях. Не то сейчас время, да и интересы у молодых другие.
Вот и стоит она, бедная, враскоряку между двором, на котором самое выдающееся место — помойка, и университетским тусовочным коридором в надежде на что-нибудь: может, с неба на нее какое-никакое счастье свалится или кирпич на голову упадет, — в общем, судьба о ней позаботится. Кирпич, конечно, много хуже счастья, но тоже не трагедия, потому что, по всему видно, особого смысла тянуть эту бодягу у героинь Ирины Денежкиной нет. А так, с кирпичом на голове, хоть какие-то перемены: больница, там, и запоздалое раскаяние родственников или кладбище с загробной жизнью, на худой конец.
Талант, конечно, у писательницы есть, тут спорить не приходится. Не Лев Толстой, но читать можно. Складно написано, не без искры божьей. Вот только образованием писательница явно не обременена. Сама-то она ничуть от этого не страдает, а читателям, надо признаться, время от времени выть хочется. Не от жалости, а от тоски и убогости происходящего.
“В наушниках радостно завопили: „Постоя-анно зажигать, никогда не отдыха-ать, веселиться, тусовать весь день, всю ночь бодриться. Много денег поднимать. Еще больше пропивать, порошки употреблять и насмерть не упиться-а””. И кликухи у “чисто просто знакомых” главной героини соответствующие: Деня, Ляпа, Нигер. Только вот подругу свою любимую Волкову героиня называет исключительно по фамилии. Причина этого остается загадкой для читателя. Может, намекает, что сама она не такая, а может, просто лень было придумывать подходящее прозвище — остальные-то к ней уже с кликухами прибивались.
“Волкова, подлая рожа, все поняла и многозначительно мне подмигивала до посинения, как контуженная. А Деня как ни в чем не бывало пел песню за песней — и все по-солдатски жалостливые. Но глаза все равно полны пофигизма. Я так не смогла бы все время. Я не могу ко всему относиться ха-тьфу, потому что не знаю чего-то такого, за что можно спрятаться. А Деня знает всех своих убитых друзей. Были и нет. На его глазах. И поэтому в глазах пусто”.
Невозможность “ко всему относиться ха-тьфу” (чем вам не зародыш гражданской позиции!) приводит к внутренней растревоженности героини. В отличие от современников Чехова, которые, пребывая в старорежимных томлениях, так и не смогли осознать, чего же им на самом деле хочется — конституции или осетрины с хреном, героиня Денежкиной направляет все свои нерастраченные молодые силы на поиск большого светлого чувства. “Вот Деня, вот Нигер. Этого выкинуть, этого поставить. Или наоборот”, — мучительно раздумывает она на страницах повести, тасуя колоду своих избранников.
Только у самого черствого и равнодушного человека могут возникнуть сомнения в драматической подоплеке происходящего. Вот ведь дилемма! Тут у любого голова пойдет кругом. К тому же, как на грех, в круг претендентов на сердце юной героини затесался еще и “Ляпа-шляпа”, которому “всего восемнадцать, он в армии не служил… Жизни не знает”.
В “Дай мне!” присутствует нормальная женская романтика — ожидание, если не единственного, предназначенного судьбой, то хотя бы того, кто не вызывал бы у героини чувства снисхождения, кто смог бы скрасить ее существование. Остается только восхищаться непробиваемым оптимизмом молодого автора: при том окружении, которое описывается в повести, о любви и мечтать не приходится — так, время провести по случаю, и на том спасибо.
Но героиня Денежкиной идет наперекор всем шаблонам — она не такая, не примитивная. Вот почему ни обаяшка Ляпа, ни тоскливый пофигист Деня не удовлетворяют ее. Однако вечно ждать благосклонности судьбы не будешь, природа берет свое, и выбор ее в конце концов падает (прямо по Дарвину) на сексуально активного Нигера. Описание внешнего вида не оставляет сомнений в достоинствах выбранного героя: “высокий рэппер в светлой кепке „NY”, с торчащими ушами, с наглыми глазами и радостной улыбкой до ушей. Плечи широченные, весь здоровый, как конь”.
Нам, читателям, можно было бы за героиню только порадоваться, если бы не присутствующий в описании зоологический подтекст, существенно подрывающий нашу веру в чистоту чувств, возникших по отношению к героине у коня-Нигера. На ум приходят крамольные мысли: уж не действует ли этот самец по принципу: “Оказавшись в стойле с кобылой, как не воспользоваться”?
Надо отметить, что не только молодые люди не удовлетворяют взыскательным вкусам героини Денежкиной. Представительниц женского пола она тоже не жалует. Чего только стоит один эпитет “девушка-яйцо” по отношению к случайной знакомой, сколько в нем презрительного высокомерия, как будто сама героиня тянет не меньше, чем на курицу.
В описании Денежкиной вообще присутствует слишком много подросткового снобизма. Автор не устает перечислять исключительные качества своей героини. И на философский она поступила, хоть и училась на троечки, утерла-таки нос этим недоумкам учителям, которые, узнав об этом, только ахнули. И единственный в классе отличник заинтересовался ею без всяких с ее стороны стараний. Сказка, да и только! Девические грезы с рэпперовским антуражем.
Хотя, справедливости ради, надо сказать, что главная героиня у Денежкиной совсем-то уж не лишена скромности. В конце концов даже она признается, что все ее подвиги — результат везения. Но везение без оснований — удел избранных, возможно, этот косвенный факт льстит самолюбию юной писательницы, которая, без сомнения, лепила этот образ с себя, любимой.
Не берусь судить, за какие такие заслуги приняли героиню Денежкиной в ряды студентов-философов, одно очевидно: те самые, которые ее принимали, потом непременно раскаялись, — тут уж сомневаться не приходится. Гонору много, но чтобы работать — об этом в повести ни слова, а без работы даже на философском не потянуть. Но не в философии, собственно, дело. Факультет в “Дай мне!” — это так, для важности. Мол, вот и мы можем, не хуже других, к университетам имеем отношение.
Можем-то можем, а вот что именно — это автор предусмотрительно утаивает от читателя. То ли сказать нечего, то ли не интересуют ее подобные глупости. “Мне хотелось пива и секса в неограниченных количествах”, — откровенно признается героиня Денежкиной. Тут есть над чем призадуматься.
Время от времени автор заставляет читателя умиляться, глубокомысленно переиначивая классиков на свой “дворовый” лад. Судите сами: “Несчастье — это да, это всем любопытно в обсосанных подробностях. Счастье банально. Оно у всех одинаковое. Говорить о нем бесполезно: во-первых, не поймут, во-вторых, скучно”.
Хотя вполне допускаю, что мысль эта авторская и глубоко оригинальная в силу того, что “Анну Каренину” Денежкина не читала. Да и кто в наше время посмеет упрекнуть ее в этом: ни секса, ни здоровенных рэпперов в романе нет, — чего зря время тратить! Вот “Аня Каренина” Лилии Ким — это другое дело, это жизненно, это круто, это о молодых, творчески активных и раскоряченных.
Что тут скажешь? Остается за молодое поколение только порадоваться. Может, бог даст, жизнь научит. А не повезет, то с криками: “Дай!.. мне! Дай!.. мне! Дай!.. мне!!! А-а-а-а!!!” так до самой старости и проболтаются, никуда не прибившись.
Ольга Глазунова