Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2004
Все мое детство и часть юности прошли на берегу Невы, в доме № 26 по набережной Кутузова. Дом этот примечателен тем, что до революции он принадлежал бабушке советского генерала А. А. Игнатьева, известного в СССР как автора неоднократно издававшейся и, кстати, очень хорошей книги “50 лет в строю”. Хозяйка дома эмигрировала в 1917 году за границу и больше не возвращалась, а графский особняк после неоднократных перестроек и надстройки одного этажа по фасаду превратился в заурядный жилой дом. Он и сейчас стоит цел и невредим.
Строение состояло из основной части с окнами на Неву и двух боковых флигелей с окнами во двор. Наша семья занимала квартиру в боковом флигеле, и мне не довелось в детстве любоваться Невой из окон своей квартиры. В утилитарном смысле оно, может быть, и неплохо, так как это были бы окна, обращенные на север, а наша квартира с окнами на запад всю вторую половину дня была освещена солнцем. В 1938 году семья переехала на Васильевский остров. В те годы и позднее мой путь в большинстве случаев лежал через Неву. В центр — поездка через Большую Неву, а на Петроградскую — через Малую. Ведь метро на Васильевский пришло только в 1967 году.
В 1979 году я переехал с Васильевского острова на Выборгскую сторону и после этого живу возле Сосновского парка, недалеко от Поклонной горы. Так что последние 20 лет я Неву вижу редко. А 60 лет жизни всегда перед глазами была Нева во всей красе, особенно, когда путь пролегал по набережной. Вот о Неве и пойдет мой рассказ.
В годы моего детства летом на Неве было гораздо оживленнее, чем теперь. По реке проходило много судов, буксиры тянули баржи с различными грузами, сновали пассажирские пароходики внутригородских линий. Частенько проходили финские суда, в том числе лесовозы. По-видимому, финнам было выгоднее перевозить по воде грузы, следовавшие из восточной части Финляндии в западную, или за границу, ведь Карельский перешеек был финским. Существовали уже суда с дизельным двигателем — мы их называли “нефтянки”, их движение сопровождалось характерным звуком “та-та-та” и запахом сгоревшей солярки.
Перевозка грузов на баржах-плоскодонках была наиболее распространенным способом доставки их в город, в особенности грузов объемных и тяжелых. На баржах доставляли дрова, лес, песок, кирпич и др. Баржа причаливала к берегу Невы или Фонтанки у спуска к воде, на тачках по доскам вкатывали наверх выгруженное и складывали тут же на набережной. Уже потом увозили это к месту использования на лошадях, а позже на автомобилях.
Дрова поступали метровыми поленьями, и продавали их прямо на берегу. В предвоенные годы многие дровяные склады, которые продавали дрова населению, располагались у воды, так как доставка водным транспортом была дешевле.
Пожалуй, не ошибусь, если замечу, что самыми крупными судами в дневное время были баржи. Другие суда не могли проходить под мостами. Лодок в городской части Невы было немного, на окраинах их было больше; там они служили средством переправы. Ну а ночью сквозь разведенные мосты проходили в основном парусники или большие суда, имевшие высокие мачты. Буксиры с баржами разводки мостов не требовали. Высокая дымовая труба буксира при подходе к мосту опускалась (она была укреплена на шарнирах и имела противовес), и буксир проходил под мостом.
Местом купания Нева для нас никогда не была. Вода в ней была почти всегда холодная, и мы предпочитали купаться в озерах, прудах и в заливе. А поблизости, в Лебяжьей канавке, где было удобно спуститься к воде по травяным откосам (каменной банкетки еще не было), вода была теплее и чище, чем в Неве. Уже позже, в тридцатые годы и в послевоенное время, на малых реках и каналах были станции проката лодок. Мы любили, взяв лодку напрокат где-нибудь на Фонтанке у Невского, выгрести на Неву, чтобы покачаться на волнах. Если на полном ходу проходил пароход, мы ставили лодку поперек волны, и ее качало. Может быть, и не вполне безопасное это было развлечение, но не помню, чтобы кто-нибудь перевернулся.
Спуски к Неве были двух видов: пешеходные со ступеньками для причала лодок, сохранившиеся до сего времени, и более отлогие и широкие, позволяющие по пандусу съехать к Неве лошади с повозкой. Использовали их летом при выгрузке барж и зимой для вывозки добытого невского льда. Такой спуск был возле моего дома против Гагаринской ул. (ул. Фурманова). В 1936 году при реконструкции набережной отлогие спуски заложили гранитом, и сейчас их нет.
Осенняя Нева запомнилась наводнениями. Я был очевидцем четырех наводнений. В 1924 году мне было всего 5 лет, но я хорошо помню, как днем, зная, что прибывает вода, мы со старшим братом попросились у мамы выйти на набережную посмотреть, что происходит. Она одних нас не пустила, пошла с нами. Однако мы не успели. Вода уже вышла из берегов, а так как уровень земли в нашем дворе был ниже уровня набережной, то вода стала заполнять двор, переливаясь через подобие порожка у выхода из подворотни на улицу.
Сколько времени продлится наводнение — никто не знал, и мама позвонила папе на работу, рассказав, что нас заливает. Попросила его идти домой, по дороге купить хлеба. Папа работал в центре у Пассажа, и там было еще сухо. Домой он пришел часа через два, добираясь где вброд, где вплавь, хлеб принес в рюкзаке. Погасло электричество, не работал телефон. Радио еще не было. В нашем доме нижний этаж был залит водой полностью, это мы видели из окна, пока было светло. Уже в темноте мы услышали журчание струй уходящей через люки воды и поняли, что вода спадает.
Запомнилось, что на другой день была хорошая погода и мы пошли смотреть последствия наводнения. Поразило то, что торцовая мостовая на набережной была полностью разрушена и торцы валялись, как попало. (При высокой воде они всплыли.) Неподалеку от нашего дома, ближе к Фонтанке, на берегу лежала половина порожней баржи, середину ее подпирал парапет, а вторая половина находилась в воде. При этом баржа сильно прогнулась, что меня поразило, я не предполагал гибкости в таком большом сооружении. Окрестные жители быстро разобрали ту часть баржи, что была на берегу, и растащили по своим сараям, чтобы использовать на топливо. Такая же участь постигла беспорядочно лежавшие на набережной торцы.
Пользуясь хорошей погодой, жители нижних затопленных этажей выставили на просушку свой скарб.
Другое наводнение, запомнившееся мне, было осенью 1955 года. Я тогда работал главным инженером телевизионного ателье, находившегося возле кинотеатра “Баррикада”. В тот день вечером мы были приглашены на какую-то лекцию в райком партии, находившийся во дворце Белосельских-Белозерских. Проезжая через Аничков мост, мы обратили внимание на высокую воду в Фонтанке, которая вот-вот выйдет из берегов. Лекция началась, однако в середине ее кто-то из главных лиц района, прервав лектора, попросил всех руководителей вернуться на свои предприятия, так как ожидается наводнение. Директор жил на Невском, его дому затопление не грозило, а я — на низком Васильевском острове. По обоюдному согласию я отправился домой. Транспорт еще действовал, и, проезжая через мост Лейтенанта Шмидта, я был очевидцем того, как четыре портовых буксира, сопротивляясь всей мощью своих двигателей течению и ветру, держали английский авианосец “Триумф”, пришедший в те дни с визитом в Ленинград. Если бы не буксиры, его снесло бы на мост и катастрофа была бы неминуема. Последствия наводнения 1955 года для нашего небольшого предприятия были ощутимыми, мы понесли значительные убытки. Наши два склада были расположены в подвалах. Подвалы были затоплены. Что-то удалось вытащить из них на другой день. Это сделал один из наших сотрудников И. А. Смирнов, для которого нашлось подобие гидрокостюма. А пожарные по нашей заявке приехали и откачали воду из подвалов только поздно вечером следующего дня после наводнения. Более суток хранимое находилось в воде. А это были запасные детали для телевизоров, почти все боящиеся влаги. Что-то удалось просушить, но многое погибло безвозвратно.
В 1967 году наводнение не было таким катастрофическим, вода была почти вровень с берегами. 18 октября я работал в ночную смену. Выйдя днем погулять, пошел на набережную Макарова к пристани. Картину видел точно такую же, как на фотографиях в книге Р. А. Нежиховского “Река Нева” (Ленинград, Гидрометеоиздат, 1973). Последнее наводнение, которое как-то коснулось меня — наводнение 1975 года. Подъем воды был 270 см. На Малом пр. В. О. у 8-й линии утром вода на проезжей части была вровень с поребриком, а дальше к 10-й линии доходила до колена. У 5-й линии было сухо. Автобусы из центра от 5-й линии поворачивали обратно. Однако на Среднем проспекте воды не было. Кое-как я добрался на работу в район 19-й линии по Среднему пр. Из последствий этого наводнения запомнилась история с рестораном “Дельфин”, стоявшим на причале у Адмиралтейства. Уж не знаю по какой причине, но когда стала прибывать вода, не потравили причальные канаты, и сторона ресторана, обращенная к берегу, стала уходить под воду, удерживаемая канатами. Ресторан оказался на боку. Видимо, внутрь полости поплавка попала вода, сместился его центр тяжести, и после спада воды он так и остался на боку, чему я был очевидцем, проезжая на другой день в автобусе через Дворцовый мост.
Очевидцем других наводнений или их последствий я не был. А небольшие подъемы воды без последствий были обыденностью, и на них просто не обращали внимания.
Нева зимняя — особая тема. Прежде всего, зимы моего детства, да и юности, были куда более суровыми, чем нынешние. Зима была ровной, оттепели бывали, но редко, длилась зима с ноября по март. Нева покрывалась сплошным льдом. Навигация оканчивалась до ледостава, и ледяной панцирь не тревожили ни крупные суда, ни ледоколы. В начале зимы лед был торосистый, но в ее середине поверхность Невы становилась ровной, делали свое дело снегопады. В общем, по погоде зимы были похожи на так запомнившуюся блокадную зиму 1941–1942 года.
По Неве протаптывали тропинки и дорожки. Переходами по льду пользовались почти все, так как они были проложены по удобным направлениям, сокращавшим путь. Например, всегда была дорожка от 1-й линии по прямой к Адмиралтейству, от Академии художеств к Сенатской площади, от Гагаринской к площади Революции и в других направлениях. Зимние переходы через Неву существовали до середины 50-х годов. А позже, когда зимы стали более теплыми, если после ледостава лед был взломан, то течение не позволяло образоваться в этом месте новому льду, и посередине реки оставалась промоина. Иногда она не замерзала всю зиму, иногда покрывалась льдом, но ненадежным, и ходить через Неву стало опасно. Сейчас о переходах через Неву почти забыли, хотя нужда в них появилась в последние годы, когда была резко сокращена сеть городского общественного транспорта, а интервалы движения стало возможным измерять в десятках минут, а не в минутах, как прежде.
Запомнилась мне добыча льда на Неве. Толщина невского льда во второй половине зимы достигала полуметра. Прорубали прорубь, и с ее краев пешнями откалывали куски льда в виде прямоугольных параллелепипедов, вроде кирпичей. Только размеры этих кирпичей были на глаз по полметра в ширину и высоту и до метра в длину. Плавающий в воде вырубленный кусок льда баграми втаскивали на задок розвальней, опущенный в воду, а затем лошадь вытягивала на лед сани вместе с ледяным кирпичом. Добываемый лед был нужен для сохранения продуктов в теплое время года на складах и в холодильниках. Хранили лед в штабелях, покрытых толстым слоем древесных опилок для теплоизоляции. Неподалеку от моего дома был транспортный спуск, около него вырубали лед, и я с интересом постоянно наблюдал за его добычей. Куда его потом увозили, я не знаю. Знаю только, что иногда летом дома готовилось мороженое, большей частью к приходу гостей. Тогда ведь не было его промышленного изготовления. Так мой отец куда-то ездил и привозил ведро льда.
Сделаю небольшое отступление, касающееся льда, но не невского. В конце 40-х годов, проходя по Песочной улице недалеко от Кировского проспекта, я наблюдал такую картину. Какой-то человек, привязав к спинке финских саней наконечник шланга, ездил по круглой ледяной площадке и заливал ее водой. Было это в начале зимы, уже установились морозы. Вначале я подумал, что здесь будет каток. Но время шло, я продолжал ежедневно ходить мимо и видел, что площадка стала возвышаться над землей. Спустя некоторое время она превратилась в ледяное возвышение с откосами по бокам. Высота его получилась с двухэтажный дом. Весной эта глыба льда была засыпана толстым слоем опилок. А летом можно было видеть, как, удалив опилки на небольшом участке, постепенно откалывали и увозили лед. Помню, что льда хватило с запасом и осенью он еще оставался, хотя почти уже не возвышался над землей. По-видимому, таким способом создавали запасы льда в годы, когда изменилась ледовая обстановка на Неве и невский лед уже не добывали. Была и другая причина: автомобиль на Неву выпускать рискованно, а лошадей в то время в Ленинграде было уже ничтожно мало. Да и спусков к Неве для транспорта почти не осталось. К моему рассказу это не относится, и вспоминаю я эту историю лишь для того, чтобы было ясно, что Нева и ее дельта имели определенное хозяйственное значение в жизни города.
Ледовое покрытие реки использовалось еще и для укладки на дно кабелей, труб и др. Помню, как в 50-х годах нужно было проложить на Петроградскую с Васильевского дюкер (трубу) для подачи газа. В то время Петроградская сторона оставалась последним негазифицированным районом центра города. Рядом с Тучковым мостом прорубили через Малую Неву прорубь, заранее на льду подготовили и сварили на всю ширину реки трубу, затем с помощью нескольких кранов подняли ее и целиком уложили в заранее подготовленную на дне траншею. Против того места, где дюкер выходит на Петроградский остров, сейчас круглая беседка. Это газгольдер, служащий для поддержания необходимого давления в газовой магистрали.
Весной главным событием были дни, когда по Неве шел лед. В нормальные зимы в городе было два ледохода: сначала, когда вскрывалась Нева, проходил лед с ее верховьев. Это не крупный лед, и шел он недолго. На льдинах можно было видеть разные предметы, бывшие на льду, когда вскрывалась река. Спустя некоторое время начинался ход ладожского льда. Он был гораздо крупнее, иногда проплывали целые ледяные площадки. Лед был белоснежный, и в ясную погоду в сочетании с голубым небом ладожский ледоход был завораживающим зрелищем. В отдельные годы лед шел сплошной массой, льдины с шуршанием терлись друг о друга, и можно было часами стоять на берегу и любоваться ледоходом. А в иные годы в городе лед вообще не появлялся. Если было тепло, он таял, не достигнув города.
Позже, в мае, — лов корюшки. Как и сейчас, в городе пахло свежими огурцами. Ловили прямо в Неве с лодок и баркасов. Товар нежный, и рыбаки старались продать его прямо на берегу. Вообще в мои детские годы, с рыбой было получше, чем сейчас. Во многих местах на реках стояли так называемые живорыбные садки. Там можно было почти всегда купить не только свежую, но и живую рыбу, содержащуюся в садках (отсюда и название). А сама эта торговая точка была плавучей, по виду напоминала пристань и стояла на причале у берега. Рыба продавалась всякая, и невская, и ладожская. Сейчас на рынке много свежей рыбы, но она в большинстве выловлена в Псковском и Чудском озерах, доставлена в город автотранспортом и уж, конечно, не такая свежая, как та, что ленинградцы когда-то покупали в садках.
Неотъемлемой частью невского пейзажа всегда были мосты. Построенные в разное время, они создают неповторимый силуэт невских набережных, не доминируя над застройкой, как это получилось в Москве. Реконструкции в той или иной мере подверглись за прожитые мною годы все мосты через Неву и крупные реки, образующие ее дельту. Некоторые мосты построены заново. Но почти всегда строители старались сохранить внешний облик моста.
В годы моего детства все мосты через Малую Неву и Большую Невку были еще деревянными. Наверное, они имели в основе стальные балки, но устои, покрытия и перила были из дерева. Постепенно все четыре главных моста были построены заново. Во время строительства Биржевого моста все уличное движение шло в обход. А у Тучкова моста поступили иначе. Был построен параллельно ему временный деревянный мост для трамвая и пешеходов. Он был немного ниже по течению и после пересечения Малой Невы проходил вдоль начальной части Ждановки, выходя на берег у ее заворота, где сейчас ресторан “Парус”. Безрельсовый транспорт шел в обход. Оба эти моста своего места не изменили.
А вот мосты через Большую Невку поменяли свое расположение. Старый Сампсониевский мост находился не в створе улицы Куйбышева и Финляндского проспекта, а немного ниже по течению. В обе стороны трамвай и другой транспорт шли по ломаной линии, сначала поворачивая на набережную, а потом уже на мост. Новый мост соединил напрямую названные мною улицы, поэтому при его строительстве старый мост продолжал служить, и изменять схему движения транспорта не было нужды. Предполагаю, что на этом месте когда-то существовал еще более старый мост, может быть, наплавной, наводимый по прямой линии, а действующий ныне уже третий по счету. Гренадерский мост был раньше немного выше по течению, в створе Малого Сампсониевского проспекта (ул. Братства). Улицы, соединяющей существующий мост с Б. Сампсониевским проспектом, тогда не было, ее проложили уже после строительства моста и назвали Гренадерской. Старые Сампсониевский и Гренадерский мосты были разобраны после открытия движения по новым мостам.
Из мостов, ранее существовавших через Большую Неву, заново были построены Николаевский (Лейтенанта Шмидта) в 1936 году и Володарский в конце 90-х годов. Николаевский мост был расширен, перестали существовать часовня у Васильевского острова и раздвоение моста возле нее. На месте Володарского железобетонного моста, построенного в советское время и простоявшего более 50 лет, был сооружен новый высокий мост с двухуровневой развязкой движения на обоих берегах и эстакадой для трамвая на левом берегу реки.
Не существовало ранее построенных в советское время Кантемировского моста через Большую Невку и моста Александра Невского через Неву. Так что в 20-е годы выше Большеохтинского моста переправа через реку летом была на лодках и катерах, а зимой по льду. Ну а Литейный и Троицкий (Кировский) мосты облика своего и места не изменили, хотя первый в середине 60-х годов был отремонтирован и расширен путем пристройки консолей для тротуаров, а у второго реконструирована разводная часть, поворачивающаяся в вертикальной плоскости. До ремонта разводная часть поворачивалась в горизонтальной плоскости и после разводки ложилась на дополнительную опору-маячок, стоявшую в Неве.
Заканчивая воспоминание о мостах, замечу, что до 50-х годов не существовало Египетского моста через Фонтанку в створе Лермонтовского проспекта, так и не построенного вместо старого, обрушившегося под воздействием резонанса (это описано в учебниках физики). Зато через Фонтанку был своеобразный мост в виде фермы “с ездой по низу” у Никольского переулка с поворотом трамвая на узкую набережную. Этот мост был разобран после прокладки трамвайных путей по проспекту Майорова, так как радиус поворота на набережную не позволял следовать через мост четырехосным трамвайным вагонам. Ну а взамен деревянных перил на незаконченном в 1914 году Дворцовом мосту в послевоенные годы были установлены специально отлитые металлические художественные перила и, таким образом, было завершено архитектурное оформление моста.
Не могу умолчать о многострадальном мосте Александра Невского. Это самый неудачный по исполнению мост в нашем городе. Вскоре после постройки он подвергся реконструкции. Поговаривали, что в бетонные несущие конструкции заложена арматура из недостаточно прочной стали. Это похоже на правду. Я хорошо помню, что в 1965 году перед руководством города стояла дилемма, что ввести в строй: Тучков мост и мост А. Невского или Василеостровскую линию метро, так как на окончание строительства того и другого не хватало средств. Было принято решение заканчивать мосты, а Василеостровскую линию метро ввести в действие к 50-й годовщине Октября в 1967 году. Так и было сделано. Поэтому мост строился в спешке и не исключена замена необходимых материалов на другие. Первая реконструкция состояла в том, что основную ферму моста упрочнили системой напряженных стальных тросов. Затем мост то закрывали на ремонт, то ограничивали грузоподъемность и вес следующих по нему транспортных средств, а в канун нового века опять было объявлено, что на очереди после Большеохтинского моста ремонт моста Александра Невского. Не слишком ли много ремонтов за 34 года существования моста? Тут явно что-то было не так, ведь основные конструкции старых невских мостов служат по сотне лет и больше, таких как Большеохтинский, Троицкий и Литейный. А с мостом Александра Невского, видимо, произошло то же, что и с метро в районе площади Мужества, и сейчас строители расплачиваются бесконечными ремонтами моста за неверные решения при его сооружении, принятые в результате нажима руководителей города на строителей.
Заканчивая тему, хочу нанести еще один штрих на мой рисунок. Мне довелось два с половиной самых трудных блокадных месяца пробыть в Ленинграде. Однажды пришлось уже вечером возвращаться домой на Васильевский с проспекта Чернышевского. Я вез санки с небольшим грузом, поэтому спустился на Неву, там дорога была ровной. За Дворцовым мостом стояли военные корабли. По Малой Неве мне было ближе, но я решил идти по Большой Неве мимо кораблей. Там все же были люди, и, случись что, можно было бы ожидать помощи. Ведь вокруг никого, пустыня. Корабли умом воспринимались как часть города и его защита от врага, а сердцем — как защита и помощь твоя лично. И сердце подсказывало — держись поближе к кораблям, они твои, родные. Они выручат. Прошло много лет. Но меня никогда не оставляет чувство сопричастности к тому, что происходит в моем родном Ленинграде.