Опубликовано в журнале Нева, номер 10, 2004
Перевод Елена Фрадкина
Джон Кольер (1901–1980) — известный английский писатель, автор нескольких романов и сборников рассказов. Новелла “Вернемся к Рождеству” взята из сборника “Фантазии на сон грядущий” (1951).
— Доктор, — сказал майор Синклер, — вы непременно должны быть с нами на Рождество.
В гостиной Карпентеров было полно друзей, забежавших в последнюю минуту, чтобы пожелать доброго пути доктору и его жене. Все пили чай.
— Он обязательно вернется, — ответила миссис Карпентер. — Я вам обещаю.
— Это еще не точно, — заметил доктор Карпентер. — Хотя лично я, конечно, был бы счастлив быть с вами.
— В конце концов, — вмешался в разговор мистер Хьюитт, — по контракту вы должны читать лекции три месяца.
— Всякое может случиться, — возразил доктор Карпентер.
— Что бы ни случилось, — одарила их сияющей улыбкой миссис Карпентер, — он непременно вернется в Англию к Рождеству. Уж поверьте мне.
Все они ей верили. Даже сам доктор чуть не поверил жене. Десять лет она обещала его на званые обеды, чаепития в саду, в разные комитеты и Бог знает куда еще — и эти обещания всегда выполнялись.
Друзья начали прощаться. Полились комплименты в адрес дорогой Гермионы, которая все так чудесно организовала. В тот же вечер она с мужем должна была отправиться в автомобиле в Саутгемптон, а на следующий день сесть на пароход. Никаких поездов, никакой суматохи, никаких неувязок в последнюю минуту. Несомненно, о докторе превосходно заботятся. Он будет пользоваться большим успехом в Америке. Особенно когда рядом есть Гермиона, которая обо всем позаботится. Она тоже прекрасно проведет время. Увидит небоскребы. Ничего подобного нет в их маленьком городе.
— Да, я обязательно привезу его обратно. Можете на меня положиться. Его не уговорят. И речи не может быть о продлении срока договора. Или о заманчивом посте в какой-нибудь американской супербольнице. Он нужен нашему лазарету, да, — кричала миссис Карпентер в спину последнего уходящего гостя. — Я этого не допущу. Он вернется к Рождеству.
Все было так хорошо организовано, что до отъезда не осталось почти никаких дел. Служанки скоро закончили мыть посуду после чаепития. Попрощавшись с хозяевами, они поспешили на дневной автобус, отправлявшийся в Девизес.
Остались сущие пустяки: запереть двери и проверить, все ли в порядке.
— Иди наверх, — распорядилась Гермиона, — и переоденься в коричневый костюм из твида. Не забудь выложить все из карманов, прежде чем уложишь в сумку костюм, который на тебе. Я позабочусь обо всем остальном. Единственное, что от тебя требуется — это не путаться под ногами.
Доктор поднялся наверх и снял костюм, но вместо коричневого твида надел старый, грязный купальный халат, который достал из своего платяного шкафа. Затем, кое-что подготовив, он перегнулся через перила верхней лестничной площадки и позвал жену:
— Гермиона! Можно тебя на минутку?
— Конечно, дорогой. Я как раз все закончила.
— Поднимись наверх — тут что-то странное.
Гермиона тотчас же поднялась по лестнице.
— Боже мой, дорогой! — воскликнула она, увидев мужа. — Зачем ты нацепил это грязное старье? Я же давным-давно велела тебе его сжечь.
— Кто бы это мог, — перебил ее доктор, — уронить в сток ванны золотую цепочку?
— Разумеется, никто не мог. Никто такое не носит.
— Тогда откуда она здесь взялась? — спросил доктор. — Возьми карманный фонарик. Если ты наклонишься, то увидишь: там, в глубине, что-то блестит.
— Какой-нибудь дешевый браслет, который уронила одна из служанок, — предположила Гермиона. — Другого и быть не может.
Однако она взяла фонарик и наклонилась над ванной, всматриваясь в сток. Подняв короткий кусок свинцовой трубы, доктор нанес два-три удара с большой точностью и силой. Потом опрокинул тело в ванну.
Скинув купальный халат, он остался нагишом. Развернул полотенце, в котором были инструменты, и положил их в раковину. Расстелив на полу несколько листов газеты, он снова повернулся к своей жертве.
Не было никаких сомнений, что она мертва. Тело сложилось пополам, словно готовясь к чудовищному кувырку. Доктор долго стоял, глядя на труп, без единой мысли в голове. Потом он заметил, как много крови, и мозг снова заработал.
Сначала он выпрямил тело и уложил его на дно ванны, потом снял с него одежду. В узкой ванне было очень неудобно работать, но наконец доктор справился со своим делом и повернул краны. Вода хлынула в ванну, потом струйка стала тонкой, а затем иссякла. Остатки воды зажурчали в стоке.
— О Господи! — воскликнул доктор. — Она перекрыла воду в подвале.
Ничего не поделаешь. Доктор торопливо вытер руки о полотенце и, открыв его чистым концом дверь ванной, швырнул полотенце на табуретку и босиком сбежал по лестнице — легко, как кошка. Дверь, ведущая в подвал, находилась в углу холла, под лестницей. Он хорошо знал, где находится кран, перекрывающий воду. Да и не мудрено: в последнее время он часто там бывал, объясняя это Гермионе тем, что пытается выкопать там погребок для вина. Распахнув дверь погреба, доктор спустился по крутой лестнице и как раз в тот момент, когда дверь закрылась и подвал погрузился в кромешную тьму, он повернул кран. Потом на ощупь, вдоль закопченной стены, вернулся к лестнице. Он уже собирался подняться из подвала, когда позвонили в дверь.
Доктору показалось, что в живот его медленно входит железный штырь. Штырь начал подниматься, добрался до мозга — и тут что-то взорвалось внутри. Он бросился на покрытый угольной пылью пол и произнес: “Я погиб. Я погиб!”
— Они не имеют никакого права приходить, — сказал он. Потом услышал свое тяжелое дыхание. — Ну все, хватит, — приказал он себе. — Хватит.
Он начал оживать, поднялся на ноги. И когда снова зазвенел звонок, доктор уже почти не ощутил боли.
— Пусть они уйдут, — вымолвил он. Услышал, как открывается парадная дверь, и продолжил: — Мне все равно. — Плечо у него приподнялось, защищая лицо, как у боксера. — Я сдаюсь.
Доктор услышал голоса:
— Герберт! Гермиона!
Это были Уоллингфорды. “Черт бы их побрал! Ходят тут, лезут в дом. Люди торопятся, им нужно ехать, а тут… Весь голый, в крови и угольной пыли! Со мной все кончено! Я погиб!”
— Герберт!
— Гермиона!
— Куда же они запропастились, черт возьми?
— Машина у дома.
— Может быть, они зашли к миссис Лиддел.
— Мы должны их увидеть.
— А может быть, ушли в магазин? Вспомнили о чем-нибудь в последнюю минуту.
— Только не Гермиона. Послушай-ка! По-моему, кто-то принимает ванну. Мне покричать? Постучать в дверь?
— Тише! Пожалуй, это будет бестактно.
— Ничего страшного, если я покричу.
— Послушай, дорогой. Давай лучше зайдем на обратном пути. Гермиона сказала, что они выедут не раньше семи. Они пообедают по дороге, в Сейлсбери.
— Думаешь? Хорошо. Я только хочу напоследок пропустить стаканчик со стариной Гербертом. А то он обидится.
— Давай поспешим. Мы можем вернуться к половине седьмого.
Доктор услышал, как они выходят и за ними тихо закрывается парадная дверь. Он подумал: “Половина седьмого. Я смогу”.
Пройдя через холл, он защелкнул замок на парадной двери. Потом поднялся наверх и, достав из раковины инструменты, закончил свое дело. Накинув купальный халат, несколько раз спустился со свертками, завернутыми в газеты или полотенца и аккуратно заколотыми английскими булавками. Когда все свертки были в подвале, доктор осторожно уложил их в узкую глубокую яму, которую заранее выкопал в углу. Засыпал землей к припорошил сверху угольной пылью. Удостоверившись, что все в порядке, он снова поднялся наверх. Тщательно вымыв ванну, выкупался, ополоснул ванну и, одевшись, отнес одежду жены и свой купальный халат в печь для сжигания мусора.
Еще пара мелких штрихов — и полный порядок. Еще только четверть седьмого. Уоллингфорды всегда опаздывают. Ему остается лишь сесть в машину и уехать. Жаль, что нельзя подождать, пока стемнеет, но можно сделать крюк, чтобы не ехать по главной улице. Даже если увидят, что он в машине один, подумают, что Гермиона по какой-то причине отправилась вперед, и тут же забудут.
И все же доктор с облегчением вздохнул, когда наконец выбрался незамеченным на открытое шоссе и покатил вперед в сгущающихся сумерках. Ехать пришлось с большой осторожностью: он обнаружил, что утратил способность точно рассчитывать расстояние, а реакции стали необычно замедленные. Но все это детали. Когда совсем стемнело, он позволил себе сделать остановку на вершине холма, чтобы поразмыслить.
Звезды были великолепны. На равнине, простиравшейся внизу, загорелись огоньки какого-то маленького города. Душа его пела. Теперь осталось самое простое. Мэрион ждет в Чикаго. Она уже считает его вдовцом. Лекции, о которых он договорился, будет нетрудно отменить. А потом он поселится в каком-нибудь процветающем отдаленном городе в Америке — и будет там в безопасности до конца своих дней. Правда, в чемоданах вещи Гермионы, но их можно выбросить в иллюминатор. Слава Богу, она печатала все свои письма на машинке — ведь такая мелочь, как почерк, поставила бы под угрозу все предприятие. “Но нет, все в порядке, — сказал он себе. — Она была современна и деловита во всем. Руководила абсолютно воем. И доруководилась до собственной погибели, черт бы ее побрал!”
“Нет никаких причин для волнений, — размышлял он. — Я напишу за нее несколько писем, потом буду писать все реже и реже. Напишу и от своего имени — дескать, все время собираюсь вернуться, но пока не получается. Оставлю за собой дом на год, потом еще на один, и еще — и они постепенно привыкнут. Возможно, через пару лет даже вернусь один и закончу там дела. Ничего нет проще. Но не к Рождеству!” Он завел мотор и снова пустился в путь.
В Нью-Йорке доктор наконец-то почувствовал себя свободным, по-настоящему свободным. Теперь он в безопасности. И он уже мог вспоминать с удовольствием — по крайней мере, после еды, закурив сигару, — да, он ощущал нечто вроде удовольствия, вспоминая ту минуту, когда он прислушивался в подвале к звонку, скрипу двери и голосам. Он предвкушал встречу с Мэрион.
Когда доктор проходил через вестибюль отеля, портье с улыбкой протянул ему письма. Это были первые ласточки из Англии. Так, и что же тут? Забавно будет отстукивать на машинке письма в деловитом стиле Гермионы и подписываться ее закорючкой, сообщая всем, с каким успехом прошла его первая лекция, в каком он восторге от Америки, но что она непременно привезет его обратно к Рождеству. Сомнения начнутся в следующих письмах, попозже.
Он просмотрел корреспонденцию. Большинство писем было адресовано Гермионе. От Синклеров, от Уоллингфордов, от викария, и одно деловое письмо от фирмы “Холт и сыновья, строители и дизайнеры”.
Доктор стоял в вестибюле отеля, и проходившие мимо задевали его. Он открывал письма большим пальцем, с улыбкой пробегая их. По-видимому, все были уверены, что он вернется к Рождеству. “Вот тут вы сильно ошибаетесь. Я в порядке, парни”, — сказал доктор, питавший слабость к американским фразам. Письмо от строителей он оставил напоследок. Вероятно, какой-то счет. Он вскрыл письмо.
“Дорогая мадам!
Мы получили Ваше письмо, в котором Вы любезно выражаете согласие со сметой, которая приводится ниже, а также ключ от дома.
Хотим еще раз заверить Вас, что заказ будет выполнен заблаговременно, согласно договоренности, чтобы получился рождественский подарок. На этой неделе наши люди приступят к работе.
Искренне Ваши,
└Пол Холт и сыновья”.
За рытье земли, сооружение и отделку винного погребка в подвале, в соответствии с заказом, с использованием лучших материалов и т. д. — 18 фунтов стерлингов”.
Перевод с английского Елены ФРАДКИНОЙ