Опубликовано в журнале Нева, номер 1, 2004
Виктор Пелевин. Хрустальный мир. — М.: Вагриус
Из всех современных писателей самым традиционным можно назвать Виктора Пелевина. То, что его считают чуть ли не вождем постмодернистов, с легкостью вписывается в привычное для них мышление парадоксами.
Пелевин остается одним из немногих, сохранивших основную (не факт, что лучшую, но бесспорно основную) черту русской литературы — веру в то, что текст может влиять на внелитературную действительность. Из этой посылки, только в России, пережившей и модернизм, и постмодернизм, с неизбежностью вытекают привычные для романов XIX века дидактичность, ответственность за произнесенное слово, морализаторство, прагматизм, отрицание самоценности художественной литературы. Автор, которому каким-то чудом удалось совместить все это с постмодернистской эстетикой, воистину заслуживает титула “главаря постмодерна”. Вряд ли можно найти писателя, более достойного главной в России премии — Гонения. Очень жаль, что стремление “Идущих вместе”, молодежного отделения партии “Единство”, — изъять у населения и сжечь все книги Виктора Пелевина — вряд ли увенчается успехом. Ясно одно: подобная официальная реакция воспринимается читающей публикой вполне естественно — значит, общество признаёт его достойным высшей награды.
Одна из мифологем традиционной литературы, которую снова, пусть и с многостраничными извинениями и стилистическими заверениями в своей несерьезности, принимает на вооружение Пелевин, — это миф об огромном значении личности в истории. В XXI первом веке это смешно, банально и наивно? Отлично! Будет трагично, оригинально и с большой долей цинизма, но — то же самое. В “Generation └П”” весь реальный мир превращается в “real-time simulation”, который используется как инструмент испытания одной-единственной личности. В “Чапаеве и Пустоте” личность вольна выбирать место в истории сама, ибо история — это сумма представлений о ней человека. Судя по основным политическим событиям, человека, душевно нездорового, хотя и наделенного незаурядной фантазией.
В “Хрустальном мире” дорога иная: дана хрестоматийная для всей советской литературы “переломная точка”. Время — 24 октября 1917 года. Место — Шпалерная улица, известная всем школьникам, еще успевшим выучить наизусть маршрут, по которому Ленин шел в Смольный. В эту точку помещены два юнкера, два чистых и светлых ангела, караулящих подходы к Смольному и параллельно дегустирующих первосортный кокаин. Кажется, судьба России, хрустального мира из наркотического видения юнкеров, зависит от того, пропустят ли они в Смольный хотя бы одного штатского, ибо дьявол Ленин может пробраться туда в любом обличье.
Но интрига существует только для читателей, узнающих Ленина и Крупскую по картавости и описанию внешности. Юнкера не подозревают о своей исторической роли. Когда один из них начинает размышлять о своей миссии, не возникает даже подозрения, что ее исполнение или неисполнение окажется так близко.
Парадокс первый: историческое лицо никогда не осознаёт себя историческим лицом. Субъективная история читателя и юнкера различна. Второй важный мотив — кокаин, а затем и эфедрин, влияющие на субъективную историю сильнее, чем всякие Ленины.
Парадокс второй: ощущения от наркотиков, призванных компенсировать “проклятое бесславное время, где нет места подвигу”, оказываются важнее судьбоносных событий истории. Первая, сама собой напрашивающаяся параллель, — “Бен-Товит” Леонида Андреева: какая же казнь Христа, если просто очень болят зубы. Но Пелевин использует этот мотив не на 50 %, как Булгаков, а на все 52!!!
Парадокс третий: читательское “точное знание” оказывается шире и многоцветнее, чем мистическое озарение кокаинистов. Идея крамольная для всего XX века, но здесь — вполне убедительная.
Четвертый парадокс — в том, что у читателя и не возникает сомнения в судьбоносности момента и в роли юнкеров и Ленина в истории России. Достаточно дать человеку самому догадаться о чем-то — и он уже никогда не поставит свою догадку под сомнение.
О том, удалось ли светлым стражам встать на пути у Зла, спрашивать смешно: все знают, что в исторической реальности это не удалось. Зато можно с удовольствием прочитать рассказ, до последнего момента гадая, удастся ли стражам их светлая миссия в исторической реальности имени Пелевина.
Советовать всем прочитать “Хрустальный мир” Виктора Пелевина бесполезно, ибо все и так прочитают. Могу лишь посоветовать всем снять с прочитанного не одну, а две ксерокопии: на всякий случай…
Игорь Шурко