Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2003
* * * Есть два понятья - Родина и смерть, Которые почти неразделимы. Болезненно любя, быть нелюбимым, И только смерть принять ты смеешь сметь. Жить пониманьем - это все всерьез Взошло на прахе сумрачных столетий. Быть третьим, где погибших - каждый третий, От черной черни слышать: "Альбинос!" И не роптать, не плакать, не корить - Отчизне что? Она и так Отчизна! А ты живи - не нужен и не признан, А впрочем, можешь даже и не жить. Почти не жить… Болезненно любя, Шепча: "Всевышний недругам отплатит…" Когда Отчизне смертников не хватит, Тогда Отчизна хватится тебя… * * * Гасили… Свет в душах гасили, Да все погасить не могли. Струясь из-под нежных подкрылий, Он тихо касался земли. Горела, горела, горела В ночи потайная свеча. И делалось бронзовым тело, И алою - тень палача. Чадило лампадное масло, Сгорала фитильная нить… Но что-то внезапно погасло, Когда перестали гасить. * * * "В нашем доме…" - начинал отец, "…Зла не помнят…" - мама продолжала. Мама дважды сыновей рожала, Оказалось, первый - не жилец. Солнца нету. Голос из-под плит. Не понять, где таинство, где мука. "В нашем доме… " - эхо повторит, А потом - ни шепота, ни звука… * * * В одном лице - и жертва, и палач… В одном лице - и горе, и потеха, Задорный смех, в котором горький плач, И горький плач, в котором столько смеха. Вода и пламень… Узник и судья… Кандальник, но с походкой конвоира, Святой и грешник… Многоликий Я - Кумир для низвергающих кумира. И что мне судьи? Есть же Высший Суд! Что Высший Суд? Ведь сам я правлю миром. Я тот, кого вовеки не спасут Ни сатана, ни ангел в платье сиром. Я божьим служкам Бога не отдам, Но сам к нему не брошусь в услуженье. В одном лице - летящий по волнам Шальной корабль и кораблекрушенье… * * * Наталье Татур Был тучен день… И небо провисало. Вдоль сквера серебрился лай собак. Но было снега мало, света мало, И не дышалось, в общем-то, никак. Слова першили где-то под гортанью, Спирали горло, тыкались в кадык, На снег размякший, в кашицу сметанью, Плевком летел гортанный полукрик. Казалась блажью - жизнь, любовь - тщетою, Такой постылой - собственная суть, Что изобьют - и жалости не стою, В груди болит? - на то она и грудь. Предела нет… Нет сущему предела. Сквозь лай собак краснели снегири, Немое небо мертвенно синело, И что-то било в ребра изнутри. * * * Шелом копны да озеро во сне - А больше ни к чему не тянет взгляда. Тягучая невкусная прохлада - Все это будто втайне и вчерне. Уже рябина нехотя зажглась, Опережая стылое бесснежье. Опять в душе гнездится безнадежье, Пока что в грусть неясную рядясь. Грибов не встретишь… Ягоды сошли. Лишь кое-где кровавится брусника. Как тускло все!.. Как сумрачно и дико!.. И странный гул идет из-под земли. * * * Чуть постоит, движенье волн следя, Поленья чуть рогатиной раздвинув, Под пеленой белесого дождя, Укрывшей дня вторую половину. И в ночь уйдет, кивая на ходу Замшелым кленам и плакучим ивам, Перечеркнув туманную звезду Движением руки неторопливым…