Опубликовано в журнале Нева, номер 7, 2003
Ну, чего ты вылупился? Чего уставился? Деревенская, лимитчица, значит, дура полная, круглая, набитая, да? А ты городской, умный, интеллигентный? Да? А что у тебя городского-то, интеллигентного-то? Очки да шляпа. Очкам-то твоим три копейки цена. Захочу — за десять рублей куплю, с подсветкой и на цепке под подбородком. А шляпой твоей сапоги чистить. Городской… А я деревенская, лимитчица? Да? Ты первый сорт, а я второй сорт? Да? Нестандартная продукция, отходы производства, да? Так чего ж ты ко мне ходишь-то, первый сорт? Чего ж ты у меня трояки до получки занимаешь, интеллигент? А? К совести моей взываешь зачем? Деревню бросила, деревня в упадке… А может, деревня меня бросила, как камень в воду, или слепого котенка. А я вот сплыла. Я, что ли, деревню-то в упадок спихнула? Я еще девчонкой была, а она уже в упадке была. Тебе-то, городскому, это известно не было. Город-то от деревни ух как далеко! Да и сейчас далеко. На экране-то? Да мало ли что на экране. На экране и Америка рядом… Паспортов-то у нас не было, ты знаешь это? Зарплат-то да пенсий у старух и стариков не было, ты знаешь это? Эх, ты, городской! Родился бы в деревне, и как только родился бы, сразу бы колхозником стал. Как? А вот так. Родители колхозники и ты колхозник. Мужик-то до армии, после армии редко кто возвращался домой. Девки-то до замужества. Хоть за проезжего шофера. Был бы у него паспорт. Остальное неважно. Хоть завтра — развод, лишь бы сегодня — паспорт и право уехать, как ты говоришь, покинуть деревню, предать свою родную землю… И слова-то какие ты знаешь. И вправду ученый. Небось газеты читаешь? А? Читаешь? Ну, я так и думала. А мы паспорта-то ценили выше образования. Образование-то — что? Обязательное. Как служба в армии. Не хочешь учиться, а в школу силком загоняют. А паспорта нет. Поработал, бросил. В одной бане шайки помыл, в другую пошел. Надоело, в сторожа устроился. Там поднес, там приподнял. Знаю вас, все вы мастера плоское таскать, круглое катать. Полдня курить, полдня инструмент искать, остаток дня с мастером ругаться за переработку, за расценки. Что, не так говорю? Так, так говорю. Знаю. Не круглая дура. Ну, лимитчица, ну, завербовалась, ну, из деревни уехала. Я-то куда уехала? Знаешь? До этого твоего города я, может, десять городов сменила. И на целине побывала, и на Баме, и на Дальнем востоке. Молодая же была, бойкая, ноги крепкие, руки цепкие, глаз вострый. Не надорвалась? А тебе хочется, чтобы я надорвалась? Не ты надорвался, и мне, бабе, надорваться надо? А зачем надрываться? Я не дура. Я в столовой работала или на складе. Что? Хорошо устроилась? Не я бы, так другая бы устроилась. Там тоже работать надо. Школу-то и я кончила, два и три знаю, сколько будет. Что? К рукам прилипало? А к твоим не прилипало? Да прилипать-то к твоим рукам нечему было. Пусторуким жил. Что? Замуж выходила много раз? А брали замуж меня. А какое твое дело, сколько раз замужем была? Не твое дело. Может, я десять раз замуж выходила. Да все законно. Меня замуж брали, а не просто на койку опрокидывали, и дети мои все законные. Не хуже твоих, городских. Все с руками. Всё умеют. На машинах разъезжают. На своих. Собственных. А ты, городской, за трамваем бегаешь, голой пяткой сверкаешь, новые носки купить не на что. А мы дачу строим, участок корчуем. Руки свои, где стройматериалы брать — знаем. Ты-то, городской, за гвоздем две недели по городу бегать будешь, да так и не достанешь этого гвоздя-то, шляпку твою не на что повесить. Гвоздем-то дорожишь, вытащит кто-нибудь гвоздь-то, и все, и бросай шляпенку и куртенку свою задрипанную на пол, ноги обтирай. Что, не так говорю? Так, так говорю. Я-то деревенская, лимитчица, по-твоему, дура глупая, и пирог испеку, и огород вскопаю, и платье сошью, и обои переклею, и потолок побелю, и выпью не меньше твоего, и спляшу, и частушку спою. А ты что? Только на водочку наберешь. Больше ничего не умеешь. Ученый? Ах, ты ученый, образованный, у тебя душа тонкая, руки не приспособлены, тебя жизнь заела, счастье обошло? Шло-шло, ко всем счастье зашло, а к тебе не зашло, дома не застало, что ли? А меня счастье не обошло? Меня, бабу, не обошло? То один муж, то второй, то третий… Тот помер, тот спился, тот к другой ушел. А я не плачу. Умер — похороню, поминки устрою, да еще не раз, а и на девятый день, и на сороковой. Да и через год помяну. Любила — не любила, тебе какое дело? А ты любил? Ты исстрадался? А я, лимитчица, бесчувственная, я и страдать не умею, как бревно осиновое. Умею, умею. Все умею. Да жить-то надо. Если вся в страданье-то уйду, не выживу, меня утешать-то некому было, мамаша и папаша не устраивали на учебу да на работу, не выгораживали перед милицией. С молодых лет сама за себя в ответе. Хошь живи, хошь в петлю суйся. А вот в петлю-то и не захотелось сунуться. Я полземли объехала, детей нарожала, по детдомам не разбросала. Сама подняла троих. И не стыжусь их. А ты чем похвалишься, городской? Образованный? В институте не доучился? Родители устроили, а ты не оправдал их доверия? А, характер плохой? У кого характер? У профессоров-то твоих? А у тебя характер хороший? Пить да матом крыть? А я? Да что я? Надо, так и я матом пущу, мало не будет. И в морду двину, морду на сторону сверну, кому надо. У меня не задержится. В долгу не останусь. А ты как думал? Баба — дура, баба деревенская. Да во мне, деревенской-то, еще силы-то ого-го! Хватит силы-то. Чего ты бормочешь, что я замуж собираюсь на старости лет. Ну и собираюсь. Ну и выйду. Захочу — и выйду. Только захотеть. Мужиков-то много. А я угожу мужику-то, я ласковая, пока он хорош, а если что не по мне, так и в морду получит. Не поднимай, скажу, сволочь, хвост понапрасну. А ты чего? Что тебе мое замужество? Волнует? Жениться, что ли, задумал? С чем ты жениться-то собрался? Комнатенка у тебя в коммуналке, вся паутиной затянута, пенсия у тебя за границей бедности, одежонка только к порогу положить, ноги обтирать. А мужичонка ты немогутный. Чего моргаешь? Что я, в мужиках не разбираюсь? Стирать-то на тебя? Да пироги тебе печь? А ты что, храпеть в углу будешь или в телевизор уставишься? У тебя что? Квартира? Нету у тебя квартиры. Ах, моя квартира! Ты на мою квартиру рот не разевай. У меня внук совершеннолетний. Я ему оставлю квартиру-то, или менять будем, расширяться. И все по закону. А твою-то вонючую коммуналку и не обменяешь ни на что. Ах, на капремонт? А тебе-то что дадут? Дадут да еще поддадут. Городской, говоришь, родился? Ну и что? Всех твоих достоинств-то только и всего, что здесь родился. Что ты, дом построил? Морда твоя на доске почета? Улица твоим именем названа? Что толку, что ты городской-то? Вон и крыса у нас в подвале живет, и тоже городская. Что ты бормочешь? Что я травлю тебя, как крысу? Да живи ты, живи, копти небо, носи свои очки и свою шляпку-поганку, кричи, что ты коренной, городской, может, какая дура и раскиснет перед тобой. Дур-то тоже много. Может, и зауважает тебя за твою несложившуюся судьбу. Есть бабы, которые жалеют. Чем паршивей мужичонка, тем больше жалеют. Это сидит в бабах-то, потому что рожают мало. Жалость свою некому передать, не на кого опрокинуть, как шайку воды в бане. Только не я. Я человека уважаю за его руки, за то, что он сделал своими руками. А ты только бутылку открывать научился за жизнь-то твою. А больше ничего и не умеешь. Ни достать, ни устроить. Так кто из нас человек-то настоящий — я или ты? А то городской, городской… А что толку-то? Не мужик, не хозяин, ни в койку, ни на стройку. Таких, как ты, я двоих под мышкой унесу. Десятерых в букет свяжу, веник сделаю, пол подметать буду. Да нет, это я так говорю. Для ясности. Не хвалюсь. Чего хвалиться? Я что? Я сама по себе. Ты сам по себе. Да ты не стесняйся. Наливай. До конца надо допить. А бутылку-то пустую можешь взять с собой. Бери, бери. Вон там в углу еще две. Дарю. Я добрая. Мне для хорошего человека не жалко. Пользуйся, пока я размякла.
Ну, поднимем? Чокнемся?
Поехали! Эх, проклятая, горькая!
А хороша!