Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2003
Анатолий Аврутин. Золоченая бездна. Избранное. — СПб.: издательство писателей “Дума”, 2002
Поэт Анатолий Аврутин живет на белорусской земле и пишет по-русски. Да, это достаточно взрывчатая смесь для творчества, полная противоречий и нерешаемых вопросов. Поэт с ужасающей ясностью воспринимает — в исторической ретроспективе, — в какую кровавую почву уходят его корни:
Нет, земля Палестины меня не влечет,
Хоть весь год там — цветущее лето.
…Я гляжу, как по городу Минску идет
Перепуганный мальчик из гетто.
И неважно, что мальчику — за шестьдесят,
В детском взгляде — все те же вопросы.
Мать, отца, четверых золотушных ребят
Кто-то выдал за полпапиросы.
Он один уцелел, в туалетной дыре
Переждав…
Стали черными вены.
В лес ушел… Стал радистом. И точки-тире
Все выстукивал по убиенным.
Несмотря на эту вечно саднящую рану генной памяти, он умеет проникновенно писать и о России, ощущая включенность своей души в ее душу:
Как трудно выразить Россию,
Страну стозвонных куполов,
Где Змея победят, но змия
Никто осилить не готов.
Где если рушат, так уж рушат —
Державу, храмы — все одно.
Но душу, дерзостную душу
Понять заморцам не дано…
…………………………………………………
Как трудно, кровью цепенея,
Об этом всуе говорить!
Но, Боже, в тыщу раз труднее
Россией быть…
На фамилию Аврутина я обратил внимание еще несколько лет назад, встретив в сборнике его стихов “По другую сторону дыхания” переводы, и не с привычных языков бывших “братских” республик, а из античных авторов. То есть поэт ставил себе задачи на пределе возможностей, в век сплошного авангарда обращаясь к искусству вечности — к “нормальной” классике, далеко не всякий современный поэт рискнет на подобный эксперимент!
Честно признаюсь, я начал читать книгу с конца — какие великолепные, полузабытые имена: Гораций, Катулл, Марциал, Овидий, даже — Сафо! А в книге “Суд богов” — еще и перевод с древнегреческого, да не что-нибудь, а “пифагорейские Золотые стихи”… Уже одно соприкосновение с подлинной классикой, некое негласное соревнование в переводах с Гнедичем, Жуковским, Пушкиным достойно всяческого уважения. Тем более что визитной карточкой многих современных стихотворцев, у которых агрессивности больше, нежели одаренности, является почти поголовное, даже принципиальное невежество! Невежда может довольно долгое время прикидываться культурным, но наличия подлинной культуры скрыть невозможно!
К тому же чувствуется, что поэт переводит строки великих предшественников не как ремесленник, работающий по очередному договору с издательством, а по заказу сердца, по настоятельной внутренней потребности. Разумеется, у меня нет под руками всех первоисточников авторов, которых он переводит, чтобы сравнить с оригиналами, но то, что они превосходно “живут” на русском языке, — это очевидно!
Но что это я все о переводах? Да просто, знаете, зацепило…
А. Аврутина тянет к эпичности. Тоже нечастое явление для поэзии последнего десятилетия: на длительное дыхание не хватает воздуха, или — мыслей, или — мастерства… Многие стихи Аврутина и лиричны, и сюжетны. Вот, к примеру, одно из лучших стихотворений в книге:
Стирали на Грушевке бабы,
Подолы чуток подоткнув.
Водою осенней, озяблой
Смывали с одежки войну.
Из грубой, дощатой колонки,
Устроенной возле моста,
Прерывистой ниточкой тонкой
В корыта струилась вода.
От взглядов работу не пряча
И лишь проклиная ее,
Стирали обноски ребячьи
Да мелкое что-то свое.
И, дружно глазами тоскуя,
Глядели сквозь влажную даль
На ту, что рубаху мужскую
В тугую крутила спираль…
Анатолий Аврутин — поэт высокого гражданского настроя, нет, не ура-патриот, но человек с открытыми глазами, точно проводящий границу между добром и злом:
Когда Отчизне смертников не хватит,
Тогда Отчизна хватится тебя…
Верит он и в конечную справедливость:
Только все сроки покаяться вышли,
Только обрыв так бездонен и крут…
Только с усмешкой взирает Всевышний,
Как нечестивцы икону несут…
Наконец, поэт стремится расширить горизонты привычной лирики, обращаясь к обширному полотну — поэме. Весь свой богатый и сложный житейский и поэтический опыт поэт вложил в поэму “Осколки разбитого века”. Здание поэмы сложено не из хрупких строф-кирпичиков, а из прочных, ладных, крепко сформированных кадров, порою грубоотесанных, со следами сколов на них — короче, из кусков нашей жизни, как прошлой, так и нынешней, с ее Чернобылем и “Курском”:
Какой там Блок?
Есть лишь четвертый блок
В дырявом капюшоне саркофага…
“Быть иль не быть?” — неужто кто-то мог
Так мучиться?
несчастная бумага!
……………………………………………………………………
Двадцатый век…
Дитя — двадцатый век…
Опять мортиры время зарядило.
О, сколько еще сможет человек!
О, сколько у него еще тротила…
Эта поэма, судя по датам 1975—2000, писалась долго. Как и подобает жизни… И кладка получилась основательная. Впрочем, поэма заслуживает отдельного — серьезного и обстоятельного — разговора.
А лирика? — опять спросите вы. Ну, какой же истинный поэт без лирики?! Например, вот такой, вечной, — голосом Евы:
После этого — даль фиолетова.
После этого — звонче трава.
После этого… Мне после этого
Жутко хочется на острова.
Чтобы смело бродить без исподнего,
Чтоб роса омывала лобок,
Чтобы искорки гнева Господнего
Ощущала я пальцами ног.
Чтобы встретить его, неодетого,
С дерзким глазом, подобным лучу.
После этого… Всё после этого…
Фиолетовой дали хочу…
Как говаривал Александр Твардовский: “Вот стихи, а все понятно, все на русском языке!” Мальчик из гетто сделал свой выбор. Анатолий Аврутин — Мастер сложившийся, зрелый, самобытный, владеющий русским Словом и виртуозно играющий им. Пожалуй, ныне он — один из лучших русских поэтов нашей славянской соседки Белоруссии.