Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2003
Еще в детстве мне подарили литературную игру, в которой на карточках были написаны фамилии писателей и названия их произведений. На одной из карточек я прочитал: “Загоскин. Брынский лес”. Книга была мне недоступна, но это была моя первая встреча в печати со своей фамилией.
В дальнейшем, когда я уже поступил в университет и впервые взял в руки замечательный энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, я прочитал в нем: “Брынь — река Калужской губ., берет начало в Козельском уезде… и впадает в приток Оки Жиздру… Незначительная сама по себе, эта река замечательна тем, что в старое время по ней тянулись большие дремучие леса, которые известны под именем Брынских и которые упоминаются в наших былинах. В густоте этих-то лесов некогда укрывались в скитах раскольники, почему их иногда называли последователями Брынской веры”.
Итак, река дала название лесам, старообрядческой вере и, как я позже узнал, целому району Калужской области, который существует до сих пор.
Конечно, в первую очередь меня заинтересовали былины. Они, вероятно, свидетельствовали о древности моей фамилии.
Три былины, упоминающие “брынские леса”, я нашел в книге “Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”. СПб.: Тропа Троянова, 2000. — 432 с. (Полное собрание русских былин, т. 1). Это “Первая поездка Ильи Муромца в Киев” (а ехал он “дорогой прямоезжею: через те леса брынские, через чёрны грязи смоленские”)… “Во темных лесах во брынских… наехал он, Илья, на Соловья-разбойника”. Плененного Соловья-разбойника Илья Муромец привез в Киев и потешил князя Владимира.
В более поздней былине “Мастрюк Темрюкович” говорится, что царь Иван Васильевич ехал “через грязи смоленские, через леса брынские”. И, наконец, упомяну всем известное начало былины “Высока ли высота поднебесная”, использованное Римским-Корсаковым в опере “Садко”.
Высока ли высота поднебесная,
Глубока глубота океан-моря,
Широко раздолье по всей земле,
Глубоки омуты днепровские…
Повторяю: это только самое начало былины. Оно известно всем. А продолжение былины таково:
Высоки горы Сорочинские,
Темны леса Брынские,
Черны грязи смоленские,
А и быстры реки понизовские…
В общем, события, о которых рассказывалось в первой из упомянутых былин, относятся к XI веку, то есть эпохе крещения Руси. Да и остальные две былины повествуют об очень давних событиях: не позднее эпохи царя Ивана Васильевича Грозного, то есть XVI века.
Добавлю еще, что цитаты из других былин, упоминающих брынские леса, обнаружились в книге: Ровенский А. “Русские народные картинки”. СПб., 1881. Например, “руки исполиновы подобные в толщине дубам равнолепным земле, растущим в лесах брынских, висят над главою добрыниной” (кн. 1, с. 35), а также “за другим ускоком Илья на перелете через Муром снял шапку и перекрестился супротив Троицкого монастыря, а за третьим ускоком очутился уже под лесами брынскими” (кн. 4, с. 7).
Убедившись в том, что фамилия моя, связанная с брынскими лесами, очень древняя, я должен вспомнить, что она связана также и со старообрядческой брынской верой. Правда, связана она только номинально, не фактически, так как ни отец мой, ни дед, ни даже прадед старообрядцами не были.
Брынская вера из Калужской губернии распространилась, вероятно, по Оке, Волге, Каме до Урала и даже до Сибири. Против нее выступил митрополит ростовский Димитрий. Его сочинение “Розыск о раскольнической брынской вере” сначала переписывалось (в Румянцевском музее была рукопись на бересте XVIII века, писанная в Сибири), а затем издавалось в 1824, 1847 и 1855 году, пока эта брынская вера не была официально запрещена Синодом в середине XIX века.
Кратко, но выразительно высказался о раскольниках Д. И. Скворцов в предисловии к книге “Розыск о раскольнической брынской вере св. Димитрия, митрополита ростовского”. (М., 1913.—31 с.).
Вот небольшая цитата из предисловия: “…Калужский край с его заветными брынскими лесами был, так сказать, особенно священным для старообрядцев первого времени: ведь там страдали многие расколоучители и в том числе до собора 1666 года Аввакум, боярыня Феодосия Морозова, Евдокия Урусова — эти светила в мире раскола. Аввакум жил в Пафнутьевском Боровском монастыре десять недель, а Морозова и Урусова и некоторые другие так и умерли в земляной тюрьме в Боровском монастыре в 1675 году. Все оне глубоко почитаются старообрядцами, как св. └страдальцы” за древлее благочестие” (с. 23).
Н. Н. Покровский, член-корреспондент РАН, писал в статье “Духовный мир русского старообрядчества” // Мир старообрядчества. М. — СПб.: Хронограф, 1992. Вып. 1., с. 3: “…были века отчаянной борьбы за свободное исповедание своей веры, века жесточайших преследований, но века более жестокого к ним (то есть к духовной жизни русского старообрядчества, его книжной культуре), чем век двадцатый, не было”.
Количество раскольников в России насчитывало от 2 до 20 млн. (К. П. Победоносцев считал, что их 1.984.172 душ; И. Юзов — около 10 млн. чел.; С. Мельчунов— 20 млн. чел.). Очень многие эмигрировали в Европу, Америку, Австралию.
В настоящее время ученые МГУ и Польши изучают историю духовной культуры старообрядцев, издают труды. В частности, в Москве вышло несколько выпусков издания “Мир старообрядчества”, которое я уже упоминал, а в Польше вышла в 1999 году книга Грек-Пабисовой “Старообрядцы” (Институт славяноведения Польской академии наук). Книга имеется в Российской национальной библиотеке, разумеется, на польском языке.
Возвращаясь к истории моей фамилии, скажу, что мне стало известно о варшавском писателе с такой фамилией и киевском художнике. В краковской телефонной книге я нашел Марию Брынскую и звонил ей.
В Петербурге сейчас живут мои родственники, которых меньше, чем пальцев на руке.
И наконец, расскажу о нашей семейной легенде, которую мне рассказала незадолго до своей кончины под Ярославлем моя родная тетка Анна Ивановна Горлова, в девичестве Брынская.
Итак, мой прапрадед был крепостным крестьянином в Ярославской губернии (увы, не знаю фамилии его барина). Прапрадеду выпал жребий идти рекрутом на царскую службу на 25 лет. Отслужив еще до освобождения крестьян от крепостной зависимости, прапрадед вернулся с молодой женщиной, фамилия которой была Брынская. Умолив барина позволить ему на ней жениться и взять ее фамилию, мой прапрадед вынужден был в течение нескольких лет ездить в Питер с молочными продуктами и продавать их, чтобы затем выкупить себя и свою жену из крепостной зависимости. Его потомки тоже торговали в Питере молочными продуктами. В частности, мой дед Брынский Иван Семенович несколько раз упоминается в ежегоднике “Весь Петербург” и “Весь Петроград”. И не только он, а и еще несколько родственников на протяжении более 20 лет, начиная с 90-х годов XIX века.
Где служил на царской службе мой прапрадед и откуда он привез женщину по фамилии Брынская, на которой женился, к сожалению, я не знаю. Возможно, о ней есть сведения в госархиве Ярославской области. Очень надеюсь, что благожелательные сотрудники архива, прочитав этот очерк, проверят мое предположение и откликнутся. К сожалению, сам я по возрасту и состоянию здоровья уже не смогу приехать в Ярославль.
В заключение скажу, что, по моим данным, моя фамилия русская, очень древняя, крестьянская.