Опубликовано в журнале Нева, номер 11, 2003
Полчаса назад манеж сверкал огнями. Гремели музыка, смех, аплодисменты. Все второе отделение выступали “артисты” медвежьего театра миниатюр. Завершая выступление, наш “космонавт” — медведица Настя, в который раз благополучно возвратилась из межпланетного путешествия и, ловко спустившись по трапу, умчалась за кулисы. Там она с нетерпением ждала, когда служащие снимут с нее космические доспехи и отведут в клетку — не слишком комфортабельное, но привычное для нее жилище.
Раньше торопливость я объяснял желанием медведей побыстрее получить кормушку с пищей, но один случай заставил изменить устоявшееся мнение…
В медвежатнике стоял страшный гвалт, впрочем, обычный, как всегда во время ужина. Каждый медведь в это время ведет себя по-разному. Один топчется на месте и раскачивает клетку, другой в ожидании еды грызет прутья и требовательно рычит: мол, мы работали — кормите! Только двое — Настя и Игнат — вели себя до странности спокойно. Их клетки стояли рядом, касаясь стенками, и медведи, подойдя к ним, словно сговорившись, молчали, терпеливо ожидая своей порции. Насте и Игнату я подал кормушки сам. Некоторое время в медвежатнике царило ожидание, а потом все стихло. Служащие напоили зверей, убрали кормушки, погасили свет. Медведи, поворочавшись, улеглись поудобней и уснули в своих клетках.
Во время гастролей я не любил жить в гостиницах. Ставил свой фургон поближе в зверям. Так спокойней. Мало ли что может случиться. Герасим, бывало, запросто открывал клетку и выбирался из нее. А водворить его обратно — дело нелегкое. В ту ночь я долго не мог заснуть. Поднялся с постели, решил сходить в медвежатник. Днем, когда я прохожу мимо клеток, звери протягивают лапы, тычутся носами в подставленную ладонь, просят лакомства. Ночью, хоть и чуют меня, не просыпаются.
Я включил свет. Вот Остап растянулся на спине в своей излюбленной позе; спит, прикрыв морду лапой, Марфа; прижался к стене Аполлон; спокойно спит Герасим… Возле клеток Насти и Игната я остановился, пораженный необычной картиной: лапа Игната лежала на лапе Насти. Я стоял не шевелясь, но все же Игнат почувствовал меня, приоткрыл глаз и, словно смутившись, осторожно убрал свою лапу с Настиной, недовольно заворчав, и, повернувшись, забился в угол. Я вышел из медвежатника.
Утром поделился с товарищами тем, что видел ночью.
— Случайность! — сказал один.
— А если это любовь? — пошутил я. — Придется проверить…
Следующей ночью история повторилась.
После репетиции я попросил ребят поставить между клетками Игната и Насти клетку с другим медведем. День прошел в обычных хлопотах, вечером медведи после работы на манеже снова вернулись в свои квартиры, снова каждый получил свою кормушку. Однако Настя и Игнат в этот вечер от ужина отказались. Игнат, не глядя на пищу, забился в угол, а Настя, поднявшись на задние лапы, обхватила прутья передними и беспокойно рычала, словно убеждала меня поверить в их добрые с Игнатом отношения, словно укоряла за неоправданную жестокость. Я не поддался на ее уговоры:
— Все, Настя! Спать!
…На рассвете я был в медвежатнике. Кормушки Насти и Игната не тронуты. Значит, в шутке моей оказалась доля правды…
— Толя, — попросил я служащего, — переставьте, пожалуйста, клетки на прежнее место.
Глубокой ночью я пришел к медведям. Включил фонарик. Луч света выхватил из темноты две мохнатые когтистые лапы. Крупная, Игната, лежала поверх Настиной, словно согревала ее…