Опубликовано в журнале Нева, номер 11, 2003
Писатель-сатирик, с 1982-го по 1997 год работал завотделом юмора журнала “Аврора”
* * *
Когда я работал журналистом, мне посчастливилось взять интервью у одного зэка. Заканчивалось оно так:
“— А когда выйдешь из колонии, чем займешься?
— Работать пойду”.
После этой фразы шли еще две, которые выкинул редактор.
“— А кем?
— Вором, естественно”.
* * *
Главным художником журнала “Аврора” работал одно время Гарри Ковенчук. Когда нужно было нарисовать заголовок или картинку к повести, он, не долго думая, брал фломастер и в ноль минут рисовал какой-нибудь косой дом с тремя окнами или писал заголовок кривыми буквами. Потом выписывал сам себе хорошую сумму.
— Главное, — говорил Ковенчук, — не как нарисовано, а кто нарисовал!
* * *
Однажды мы напечатали объявление: “Будьте внимательны! 1 апреля с 10 до 12 часов из кранов будет идти водка”.
Утром 2 апреля к нам в редакцию позвонила возмущенная женщина:
— Вам не стыдно?! Разбавлять водку?! Моему мужу стало плохо только после четвертого литра!
* * *
Когда меня включили в редколлегию “Авроры”, я предложил включить в нее и писателя Житинского, который был, между прочим, старше меня лет на пятнадцать. На это главный редактор мне ответил:
— Ну, он еще молод!
* * *
Журналист мыслит заголовками. Встретил я на трамвайной остановке знакомого журналиста. Он сообщил мне, что по заданию газеты “Смена” едет на выставку японских автомобилей. Вдруг сам себе говорит:
— Только пуля догонит “тойоту”!
* * *
Чтобы быть в курсе событий, не надо читать газеты, достаточно прочесть заголовки.
* * *
Корректор — человек, который на чужих ошибках не учится, а зарабатывает.
* * *
Одна дама прислала мне свое стихотворение, в котором были такие строчки: “Я приду к тебе по снегу, // Милый мой, хрустя ногами”.
* * *
Спросил я нашего постоянного автора, карикатуриста Мишу Стрельцова, как давно он занимается рисованием. Миша ответил:
— А сколько сейчас времени?
* * *
Журнал “Аврора” ездил на экскурсию в Псковскую область.
Заходим в одну избу. Между прочим, со своими апельсинами. Апельсины в русской деревне настолько городской продукт, что их даже преподносят на дни рождения. То есть жалеют. В вазочке их хранят для красоты. То есть апельсинами в нашей деревне пользоваться не умеют.
Заходим, значит, в избу: в одном углу икона, в другом — телевизор. Хозяйка — низенькая старушка с огромными ступнями.
Кроме апельсинов, дарим ей неполный годовой комплект нашего журнала. Она говорит:
— Спасибочки за журналы! А то газеты уже кончились.
И в сени выносит.
Затем включает свой телевизор, чтобы, очевидно, показать нам, что он у нее есть.
А там уже выкрикивают следующего исполнителя конкурса “Утренняя звезда”. На сцену выскакивает маленькая девочка со взрослыми подергиваниями. Выступает как заправская профессионалка — под фонограмму.
— Уже в таком возрасте так поет и пляшет! — говорит старушка. — Ну рази будет с ее толк?
Чтобы измерить расстояние между городом и деревней в России, одних километров не хватит.
* * *
Я нарисовал вражеский шарж на поэта Сергея Давыдова. Лет через пять шарж напечатала “Аврора”.
— Ну как, похож? — спросил я Давыдова.
Он ответил:
— Теперь — да.
После этого я понял: на портрете видно, каким ты был, а на шарже — каким ты будешь.
* * *
Вызывает меня главный редактор и говорит:
— Только про евреев не надо.
Я говорю:
— Почему?
Он говорит:
— Они могут обидеться.
Я говорю:
— Так у меня ниже то же самое про арабов.
Главный говорит:
— И про арабов не надо.
Я говорю:
— Так они вообще наш журнал не читают.
Он говорит:
— Им расскажут.
Я говорю:
— Кто?
Главный подумал и ответил:
— Евреи.
* * *
В журнале у меня был свой кабинет. Правда, я его занимал не один. А вместе с девушкой-редактором. Как-то она мне говорит:
— Закрой дверь. Я сапоги примерю.
Вот она тянет с себя сапог, как весло, а я ее доверие оцениваю. Это она во мне мужчину наконец разглядела или, наоборот, уже не видит?
* * *
Наши барды — поющие поэты — не очень-то любят печататься. На бумаге у них все выгладит несвязно, коряво. А начинаешь то же самое слушать ушами — почти гениально! Все-таки — магия музыки, игры, личности.
* * *
Попросил я как-то одну сотрудницу “Авроры” взять стихи у Олега Григорьева. На другой день ее спрашиваю:
— Ну что, была у Григорьева?
— Да, — говорит. — Очень интеллигентный человек. Не приставал ко мне со своими руками. Только спросил: “Выпить есть?”
* * *
Встречались мы в Доме дружбы с китайскими переводчиками. Среди них был даже один китаец.
Когда начался обед, он достал свои палочки, протер их нашей не очень чистой салфеткой и стал ими быстро есть русские пельмени.
Как же, думаю, пельмени у него не срываются?! А он вдруг положил свои расписные палки и говорит мне:
— Смотлю я на вас и удивляюсь. Столько лет кусяете вилькой — и ни разу не поранились!
* * *
Андрей Цеханович ушел из журнала в большой бизнес. Решил торгонуть сгущенным молоком. Назанимал у друзей кучу денег — и обанкротился. Друзья его с пушками ищут. Помню наш разговор:
— Обжегся на молоке…
— …дуй на Запад.
* * *
Писатель Д. интересуется судьбой своей рукописи. Я спрашиваю:
— Вы критику любите?
— Люблю, — говорит. — Но только хорошую.
— То есть, — уточняю я, — хвалебную?
* * *
Когда зам главного редактора Александр Шарымов звонил мне по телефону и сообщал, что на завтра в десять утра назначен редсовет, между нами всегда происходил один и тот же диалог:
— Ой, к десяти я не могу!
— Хорошо, Константин Семенович, можете опоздать. Приезжайте к двенадцати.
— Большое спасибо, Александр Матвеевич!
Долгое время я не знал, что редсовет всегда назначался в двенадцать.
* * *
На одной встрече редакции “Авроры” со своими читателями ко мне подошла дама:
— Почему вы так не любите женщин, Константин?! Увидев ваши карикатуры, даже Пикассо помер бы от ужаса!
— Будь он жив, — заметил Шарымов.
* * *
Из рукописи графомана: “Целовал губами щеки на лице”.
* * *
В каком-то клубе был поэтический вечер авторов “Авроры”. Выступали Михаил Дудин, Давид Самойлов, Вадим Шефнер, Александр Кушнер, Виктор Соснора, Сергей Давыдов. Во время выступления Давыдова ему из зала пришла записка: “Сочините сейчас. А то не поверим, что не списываете!”
Давыдов тут же на глазах у зрителей составил дурацкий стишок на заданные ими рифмы. Типа: “водка — глотка”, “сестра — медсестра”. Буриме для любого поэта — пустяк.
Успех был потрясающий! Затмил все стихи, которые читались на этом вечере. Разница между литературой и эстрадой больше, чем между шампанским и бормотухой.
* * *
Сатирики в жизни, как правило, люди мрачные. А поэты, наоборот, часто веселые и остроумные. В этом нет ничего удивительного. Отдых должен отличаться от работы сменой вектора на противоположный. Было бы удивительно, если бы, например, артисты балета после работы ходили бы еще в клуб на танцы.
Поэт Михаил Дудин всякий раз, когда меня видел, расплывался в улыбке и долго тряс мою руку, что, конечно, мне, молодому словоплясу, крайне льстило, но только до той поры, пока я не заметил, что Дудин так же радостно набрасывается на каждого, кто попадается ему под руку.
Может, он, пожилой человек, думал, что видит меня в последний раз; а может, просто радовался жизни; во всяком случае, такие мысли возникали у меня всегда после пожатия его каменной десницы.
Дудин был не только жизнелюбом, но и остроумцем. По пути в редакцию он всегда придумывал какой-нибудь стишок.
Вот эпиграмма, написанная им, когда у женщин пошла мода на брюки-бананы:
В мире царствует обман,
Человек идет по свету,
Носит он штаны “банан”,
А в штанах банана нету!
А вот эпиграмма, точней, стихотворный шарж, на писателя Ч.:
Зачесывает горячо
И лихо из-под мышки
На лысину через плечо
Своих волос излишки.
Истинное остроумие всегда самокритично. Вот дудинская автоэпиграмма:
Михаил Александрович Шолохов
Для простого читателя труден,
И поэтому пишет для олухов
Михаил Александрович Дудин.
Впрочем, эту эпиграмму с тем же успехом можно и перевернуть:
Михаил Александрович Дудин
Для простого читателя труден,
И поэтому пишет для олухов
Михаил Александрович Шолохов.