Опубликовано в журнале Нева, номер 11, 2003
Во второй половине апреля этого года в “Невографе” прошла выставка Салона отторженных “Амаркорд-I”. Почему она так называлась и зачем проводилась — об этом рассуждают искусствоведы Виктор Земский (ВЗ), Александр Сизиф (АС) и литератор из Великого Новгорода Владимир Холкин (ВХ).
ВЗ: Кажется, уже кануло в Лету бремя всевозможных конфронтаций между официальными и неофициальными художниками. Помнится, это противостояние было замечательно продемонстрировано в конце 1988-го — начале 1989 года, когда на огромной манежной выставке “Современное искусство Ленинграда” был четко обозначен водораздел между правыми и левыми художниками. Надо сказать, что выставка удалась (!): и те и другие выглядели достойно, не уступая друг другу ни пяди завоеванной территории.
ВХ: Отторженные… Этот лингвистически самобытный неологизм говорит об особой для всех участников выставки смысловой тонкости такого названия. Это именно духовный выбор данных художников. Их отторжение — это не только резко импульсивный жест, но и глубоко обдуманное, индивидуально последовательное деяние. Отторжение и отвержение художника от скудно даруемой властью свободы порождалось не столько сугубым культурным гнетом и собственно властью, сколько исходило от самого художника, который, равнодушно ничего не прося и решительно ничего не ожидая, сам целеположенно, откровенно и в одиночку отторгался и отвращался от приманок и посулов власти в сторону свободы самодовлеющей и творчески естественной.
ВЗ: Они не ассоциируют себя с парижским Салоном отверженных 1860-х годов, который, на мой взгляд, правильнее было бы все же называть Салоном отвергнутых (в смысле — непринятых). Это разговор не об отторгнутости (кем-то и за что-то), а именно о внешнем самоотторжении этих художников, одержимых духом творчества и удерживающих свою независимую позицию как в жизни, так и после нее, невзирая на те или иные причины и различного рода обстоятельства. Поэтому данная выставка — это воспоминание о самих себе в прошлом, настоящем и будущем. Отсюда и феллиниевский амаркорд (“Я вспоминаю”).
АС: Легко было рассуждать об этом в период партийно-идеологического давления на искусство, когда существовало регламентируемое сверху официальное — правильное и во всем правое — искусство, а наряду с ним неофициальное, подпольное, оппозиционное, чему было даже отказано в праве называться искусством. В лучшем случае об этом параллельном течении говорили как о самодеятельном, а его направленцах — как о самодеятельных художниках, любителях и дилетантах. И сегодня, когда нет уже никакого давления на искусство, когда практически исчезла грань, разделяющая правых и левых, многое изменилось как во взглядах на природу художественного творчества, так и на критерии самого искусства.
ВЗ: Сегодня это уже история, и все, как говорится, смешалось в нашем художественном доме. По тем или иным причинам, но многие из вчерашних левых пошли на компромисс с официальным Союзом художников и стали его сочленами. А в силу различного рода обстоятельств многие нынешние правые стали лихо “косить” под давешних левых. Наши же отторженные художники как ходили в “отщепенцах”, так “стоиками” и остаются до-днесь — ни к какому союзу не принадлежащие, кроме как только к индивидуально-личностному, и ни под какой эгидой не выступающие, кроме как божьей.
АС: Членство в союзах, “кружковщина”, тусовки всего лишь мишура светской жизни и к творчеству никакого отношения не имеет. Поэтому — да, художнику важно сохранить свое индивидуальное творческое лицо, быть единственным в своем роде и стилистически уникальным.
ВХ: Насколько по сию пору остаются верными себе и своей давней — философски смелой и веселой — вольности все представленные художники, ясно и воочию показало как разнообразие техник и жанров, так и совершенно независимый (никем, кроме самого художника, не принужденный) тон и стиль его обращения к миру внешнему, открытому и сокровенному и одновременно закрытому от непрошеного вмешательства.
АС: Выставка лишний раз убедила, что художник — это не столько профессия, сколько судьба. Что отнюдь не снимает такие проблемы, как профессионализм в искусстве, и критерии художественных произведений. Но мне, например, стало ясно, что наличие художественного образования не является ни достаточным, ни необходимым условием для творчества в искусстве, тем более оно не может быть единственным и главным критерием профессионализма и художественности. Этим я никак не умаляю и не отрицаю ни достоинств художественного образования, ни очевидной его пользы. Как и того, что для исторической жизни искусства достаточно просто сохранения его традиций, а утрата их с неизбежностью повлечет гибель как искусства, так и самого человека-художника. Но вопрос о самодеятельных художниках нужно считать закрытым. Впрочем, тот, кто занимается искусством в свободное от основной работы время, пусть по-прежнему считает себя самодеятельным. Вот как только он забросит все ради творчества, то естественным образом испытает чудесное превращение просто в художника.
ВХ: Иначе говоря, “…зависеть от Царя, зависеть от народа — не все ли нам равно? Бог с ними. Никому отчета не давать, себе лишь самому служить и угождать…”
АС: Речь о другом. Выставка показала, что в недрах традиционных направлений в искусстве — классического романтизма, фигуративного и абстрактного экспрессионизма, примитивизма, разных мастей натурализма и реализма — назрели ростки того нового, что со временем, после соответствующей аналитической работы, может выкристаллизоваться в новый прибавочный элемент. Это и будет свежим дыханием и чистой волной в искусстве — закономерным развитием идей Кандинского, Малевича, Филонова.
ВХ: Пример этому, на мой взгляд, декоративно-прикладная композиция Евгения Гиндпера “Посвящение Фаберже”, созданная буквально из сора: щепок, стеклышек, обломков сучьев и блестящей конфетной фольги. Композиция звучит как смеховое эхо иронии, смелостью и свободной отвагой напоминающее ироничную поэтику Франсуа Рабле, усомнившегося однажды в серьезности благородных канонов и славных образцов и осмелившегося на веселую науку их шутовского переиначивания. Поэтому данное произведение Гиндпера с его вызывающе своеобычным эстетизмом — это поступок, взгляд прежде всего психологический и культурно-философский.
АС: Элегантна расписная деревянная скульптура рижанина Андрея Маевского. Его стилизации под рельефы Египта, Ассирии, греческую “вазопись” не только пластически и ритмически изящны, но наряду со свойственной им архаичностью образов в них присутствует нечто современное, знакомое и узнаваемое.
ВХ: Я ощутил такое сильное чувство одиночества в картине “Окна” художника из Пятигорска Олега Чернова. По этому поводу даже отчаялся написать чуть ли не трактат. Видите, все лишь интерьер, усугубленный атмосферой “пошехонской” пустоты и заброшенности “вишневого сада”. И только стул, словно забытый всеми старый Фирс, непреклонен в своем упрямом желании непременно остаться здесь единственным во всем мире и как будто быть похороненным. Но тем печальнее и драматичнее его одинокая участь.
АС: В этом плане меня приятно удивил Марат Яхнин. Если в картине “Власть и Муза” (1978) он весь как бы в поисках собственного изобразительного языка, то в холсте “Осень” этого года художник предстал во всей силе своего таланта; не только осень, но и сама картина — воистину золотая!..
ВХ: Признаюсь, я очень пристрастен к творчеству Анатолия Маслова. Он выставил несколько своих полотен, но меня потряс его образ Пушкина. С первого же взгляда на портрет кажется, что что-то мешает обыденно понятному, знакомому с детства восприятию лица поэта. Кудри ли не слишком круглы и упруги, бакенбарды ли неподобающе плоски и не слишком густы? Взгляд ли излишне испытующий и почти презрительный направлен прямо на тебя, а не откровенно в поэтическое пространство или прикровенно внутрь своей вдохновенной души?.. Кажется, что миг такого выражения лица — это миг за непосредственным творческим деянием, уже следующий за ним сразу, вплоть и почти неразрывно…
АС: Сафар Гали в который уже раз со всей серьезностью заявляет о своем тяготении к истокам — русскому предреволюционному авангарду. Удастся ли ему открыть заветный “прибавочный элемент” в восходящей к Матюшину традиции?
ВЗ: Гиндпер и Маслов — это уникальные явления в современном изобразительном искусстве, они уже легенда питерского андеграунда. В их числе и маститый Юрий Медведев со своим мироощущенческим самовыражением этнической и урбанистической жанровости и структурной живописностью композиционной формы. Меня также очень порадовал наш настоящий (без дураков) примитивист Владимир Горохов своим новым состоянием живописи. Его, так скажем, жанровый натюрморт “Южная ночь” настолько соблазнителен в композиционно-цветовом решении, что хочется еще раз с восторгом поаплодировать блестящему таланту художника…
Я заметил, что новое поколение художников 1990-х годов стремится обусловиться членством в союзе художников, хотя последний ничего, кроме “корочек”, дать не может, а лишь пунктуально взымает ежегодную плату за членство. Но я думаю, что сегодня, когда идеологической цензуры нет, то для таких талантливых художников, как Сафар Гали, союз будет не так страшен, как его малюют, и потерять свое лицо в искусстве ему уже не грозит.
PS: Увы, обо всех шестнадцати отторженных в небольшом материале рассказать невозможно, укажем лишь, что на выставке были представлены работы двух трагически погибших художников — Юрия Гурова и Владимира Лисунова, чье непримиримое творчество еще ждет своего досконального исследования.
И еще: к сожалению, в черно-белом печатном варианте невозможно передать всех тонкостей и нюансов валёрно-световой живописи Анатолия Маслова, поэтому мы решили не иллюстрировать его портрет, чтобы не разочаровывать читателя несоответствием оригинала с отпечатком.
Подготовил материал Виктор ЛАВРОВ