Рассказ
Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2002
Александр Алексеевич Яковлев родился в 1955 году, автор многих книг; член Российского союза писателей. Живет в Москве.
Памяти Виктора Голявкина
Сидят все четыре. Друг напротив друга. Четыре девушки, девчоночки. Автобус же — битком. Утро, час пик, все на работу чешут. Только все остальные молча чешут, а эти вчетвером не умолкают, щебечут. Вот о чем, к примеру:
— Ой, чего это?
— Больница, наверно…
— С балконами?
— А чё такого?
— Да ну. Ты скажешь. Зачем больнице такие балконы? Там же люди лежат-болеют…
Но тут одна из них стремительно в рев ударилась. Остальные повернулись от окон и спрашивают:
— Ты чего?
— Я ключи забы-ы-ыла…
Одно отрадно: проявили подруги солидарность. И тоже в рев ударились. Но скоро успокоились. И говорят той, которая успела первой зарыдать:
— Ну, чего ты? Подумаешь… Мы попросим кого-нибудь дверь открыть. Вон хоть молодого человека.
И посмотрели они на Ушастого. И стали строить ему зареванные глазки. Ушастый молчал. А они спрашивали:
— Поможете, молодой человек?
Тут и первая зареванная туда же, строит глазки. Но и против этого Ушастый промолчал. Тогда в голосах их послышались плохо скрытые угрозы:
— Так поможете или нет?!
И совершенно неожиданно для Ушастого вдруг взволновался весь автобус (пассажиры):
— Вот же бесчувственный! Будто трудно помочь. А девочки, может быть, приезжие… Что они подумают о нашем городе?
Ушастый растерялся. И потому на ближайшей остановке выскочил. А все оставшиеся в автобусе расплющили носы по стеклам, показывая на беглеца пальцами (воспитаньице!) и хохотали как ненормальные. Водитель тоже, наверное, хохотал, потому что автобус мотало из стороны в сторону. Ушастый чуть было не подумал: “Чтобы вы врезались куда-нибудь, придурки несчастные…” Но мысль эта оказалась греховной, и он не стал ее думать.
Ушастый слышал об этом городе еще в детстве. Его им тогда пугали. Потом ребенок рос и забывал детское. Когда же вырос, вдруг вспомнил. Детское воспоминание, как и положено, объявилось внезапно, без спросу, словно проснувшись от долгого сна, сладко потягиваясь и утверждаясь в реальности. Потому что появилась потребность побывать в том городе. Потребность малая, но неотложная. А то бы ни за что Ушастый добровольно туда не отправился.
По пути к нужному учреждению Ушастый постарался ни с кем не общаться и ни на что не обращать внимания. Просто опустил голову, да так и шагал. И со стороны, возможно, походил на чокнутого. Ну да ведь им не привыкать, думал он.
У больших стеклянных дверей увидел медную вывеску. Успокоился.
Вестибюль встречал прохладной пустотой и пустыми вешалками гардероба. Ушастый решил, что рано заявился. Вот и хорошо, первым буду. И, руководствуясь указателями, двинулся к кабинету 22. Именно там, по слухам, могли разрешить все проблемы Ушастого. И указатели не подвели. Вот дверь. И фамилия на ней: “Иванков. Часы приема…”.
Ушастый глянул на часы. Вспомнил, что называли ему другую фамилию — Иванов. Может, напутали. Но с этого и начал, едва приоткрыв дверь:
— Доброе утро, — сказал он. — Вообще-то, мне нужен товарищ… хм… господин Иванов. Прошу прощения, если ошибся…
В комнате, очень похожей на те кабинеты, которые Ушастый видел во многих других учреждениях, сидели двое. Один, беленький, за столом. Черненький — перед столом. Судя по запаху, они только что пили кофе. Причем при появлении Ушастого черненький подавился и зашелся в жутком кашле:
— Какого… кха-кха… без стука… так тебя… кха-кха…
Беленький приподнялся в кресле, сказал Ушастому:
— Доброе утро. Вы не ошиблись. Проходите, пожалуйста.
И трахнул черненького по спине. Да здорово так трахнул. У того аж челюсть изо рта вылетела. И пока черненький, не переставая кашлять, искал под столом и креслами свою запчасть, беленький вышел из-за стола и пошел к Ушастому, протягивая руку. Под ногой у него что-то хрустнуло. Черненький под столом заплакал. Кашлял и плакал. И ужасно жалко было его, дурачка.
Беленький тряс руку Ушастому, весело оглядывал его голубыми глазами и говорил без умолку:
— Очень рад. Сделаем все, чтобы помочь вам. И не надо так напрягаться, тут не сетевой маркетинг… Ха-ха… Насчет же путаницы с фамилиями… Тут дело вот в чем. Мы учитываем психологический фактор. Иванов — фамилия очень распространенная. Не так ли? И потому возникает некая, что ли, безликость в ваших взаимоотношениях с нужной вам структурой. Отсюда и за результат спросить некого. Вот мы и внесли поправочку. После консультаций со специалистами. — Он значительно поднял палец. — А то иди потом, ищи Иванова. Вон их сколько!
И он махнул рукой в сторону хнычущего черненького, собиравшего в носовой платок осколки челюсти.
— Впрочем, прошу, — сказал беленький, предлагая кресло.
Ушастый сел, вытирая лоб носовым платком. Беленький тут же захохотал. И даже черненький шепеляво прихихикнул. Ушастый же твердо решил про себя: ничему не удивляться.
А беленький кончил хохотать, вытаращился на посетителя, словно только сейчас заметил его присутствие, потом почесал в затылке и довольно грубо сказал:
— Ну-ка, встань!
Ушастый послушно встал. Беленький проворно перевернул кресло и уставился на одну из задних ножек. Та оказалась подпиленной.
— Некачественная работа, — укоризненно сказал беленький, доставая из-за пояса ножовку. — Надеюсь, никому не скажешь?
— Конечно, я никому не скажу, — успокоил его Ушастый. — У меня небольшой вопрос. Дело в том…
— Вот и отлично, — сказал беленький, убирая ножовку. — Вам будет о чем поговорить. А я вынужден вас покинуть. Извините, дела.
Беленький ушел, и Ушастый больше никогда его не видел.
— Не понимаю, почему ты не обиделся, — возмущенно сказал черненький, садясь за стол.
— Да нет, я обиделся, но…
— Вот только попрошу без угроз, — серьезно сказал черненький.
Тут и телефон зазвонил. Черненький поднял трубку, послушал и передал Ушастому. Оказывается, звонил беленький, предупредить:
— Ты лучше его не раздражай. Собственно, от него и зависит решение твоего вопроса.
— Позвольте, — сказал Ушастый изумленно. — Но как же тогда понять ваше поведение?
— А я принципиально выбираю себе таких друзей, — заметил черненький, отбирая у него трубку. — Мужественных, не раскисающих в трудную минуту. Ах, если бы все наши друзья были такими.
Он мечтательно посмотрел в потолок.
— А… а вы давно его знаете? — осторожно спросил Ушастый.
— Первый раз вижу, — решительно ответил черненький.
В общем, Ушастому стало не по себе.
— Так кто же из вас Иванов?! — взмолился он.
— Конечно же, я, — сказал черненький. — Но не Иванов, а Иванков. Так и на двери написано. Можете выйти, проверить…
— Я верю, — поспешно сказал Ушастый, опасаясь, что, как только выйдет, произойдет еще что-нибудь неприятное. — Но как же тот, беленький? Он говорил, что…
— Ты еще не знаешь этих придурков, — понизив голос и склонившись над столом, сказал хозяин кабинета. — Такое выкинут, только держись.
— А, — обрадовался Ушастый. — Так вы тоже не местный!
— Да нет же, — рассердился Иванков. — В том-то и дело, что местный. Потому и смею судить со всей объективностью. Что же тут непонятного?
Ушастый устал и отупел. И сказал:
— Не будем спорить. У меня к вам совсем небольшой вопрос. Вам, я думаю, не составит труда разрешить его. А разбираться в ваших проблемах — увольте.
— И вот все так, — назидательно сказал Иванков, доставая носовой платок с осколками и баночку клея. — Все. Никому до нас нет дела. Хапнут кусок полакомей — и ходу. А мы тут расхлебывай. — Он горестно покачал головой. — Сожалею. И весьма. Но разрешить ваш вопросик прямо сейчас, с ходу — не могу.
— Отчего же? Это совсем несложно, — чуть ли не взмолился Ушастый. — Вот все документы. Даже налоговый номер. Скажите только…
— Вы не понимаете, — прервал его черненький Иванков. — В свое время, давно, нас упрекали за бездушное отношение к посетителям. Справедливо упрекали, всю систему, нельзя не признать. И теперь каждый пришедший к нам окружен вниманием. Вот так. А вы думали, мы тут дурака валяем?
И улыбнулся во все тридцать два зуба!
Черненький выписал Ушастому кучу направлений и предписаний: в гостиницу, на анализы и т. д. Ушастый, сирота с детства, и не подозревал, что столько людей жаждут его видеть! Он даже попытался протестовать, ссылаясь на скромность своей персоны. Но Иванков отметал всяческие возражения:
— Вы сейчас наш гость. И мы обязаны. Понимаете? Обязаны, по заверениям специалистов, быть вежливыми и внимательными по отношению к вам. Таковы неумолимые законы работы с клиентом. Вот уедете из нашего города — хоть удавитесь! А пока…
Одно утешило Ушастого: гостиница оказалась в том же здании, только вход со двора. Номер (отдельный, со всеми удобствами) отвели мгновенно! Запросили недорого!
Когда Ушастый осваивал телевизор, в дверь номера вежливо постучали. Ушастый внутренне подобрался, ожидая подвоха. Но вошла… Нет, вплыла, как ансамбль “Березка”, очаровательнейшая из всех когда-либо виденных им представительниц прекрасного пола. Она со звоном хлопнула длиннющими ресницами и мелодично проворковала:
— Ты ведь не собираешься приставать ко мне с глупостями? А я всего лишь постелю тебе постельку и уйду. И если ты будешь умничкой и лапой, то я, возможно, полюблю тебя. И мы поженимся. Согласен?
Ушастый сглотнул и молча распахнул объятия.
— А вот и спокойно, — продолжила чаровница. — Давай посмотрим на вещи трезво. Почему бы нам и не создать счастливую семью?
— Моя семья-а-а, — проблеял Ушастый.
— Точно. А значит, ты не безнадежен. Потому что, в сущности, что мужику надо? Красивую и глупую бабу. Согласись, что хоть в нашем городе, хоть в любом другом, но жениться ты будешь, исходя именно из этого принципа. На столь сложное предложение внимания не обращай. Глупость свою я тебе гарантирую. Насчет же красоты!..
Она повернулась так и эдак. Ушастый потрясенно молчал.
— Вот и хорошо. Ну а коли уж речь зашла о серьезном чувстве, оно должно пройти испытание. У тебя направления на анализы есть? Вот и ступай. А я буду ждать тебя… Веришь?
И больничный флигелек располагался тут же, во дворе. Отсутствием больных даже припугивая!
В полутемном кабинете врач приказал Ушастому оголиться до пояса и встать в рентгеновскую установку. Ушастый влез и стал думать о словах той женщины из гостиницы.
— Кому говорят?! Иди сюда! — надрывался врач.
Ушастый вылез из аппарата.
— Сам смотри, — сказал врач сердито, указывая на зловеще мерцающий пустой экран. — Видишь что-нибудь?
Ушастый внимательно изучил экран.
— Нет, — признал он. — Не вижу.
— То-то и оно, — осуждающе сказал врач. — И откуда вы такие только беретесь?
— Но позвольте, — попробовал возразить Ушастый. — Что ж так-то смотреть? Вы подождите, я опять туда влезу и…
— Поучи жену щи варить, — сказал врач, явно намекая на грядущие изменения в судьбе Ушастого. — Что влезешь, что не влезешь — один хрен. Пусто. Понял, грамотный? Или по голове постучать?
Ушастый, не понимая причин его раздражения, не стал спорить. Оделся и пошел к выходу.
— Попросите, пожалуйста, следующего, — услышал он вслед.
Оценив его вежливость, Ушастый вышел в коридор и никого там не обнаружил, о чем и сообщил, вернувшись, врачу.
— Раз, два, три, — сказал тот негромко. — Я спокоен.
И швырнул в Ушастого настольную лампу. Тот поспешно скрылся, оставив медика в полной темноте, изрыгающего проклятия.
Так Ушастый посетил и остальных эскулапов. Визиты прошли примерно одинаково. Но все безоговорочно признали его абсолютно, то есть девственно, здоровым. Некоторых тошнило.
Ушастый вернулся в номер радостным, но избранницу и избравшую его не застал. И потому выглянул в коридор.
И потому выглянул в коридор. Дверь номера напротив тут же с треском захлопнулась. Но Ушастый чувствовал, что человек стоит прямо за дверью. И, может быть, даже рассматривает его в замочную скважину. Ушастый на цыпочках подошел к порогу, послушал чужое прерывистое дыхание и тихо спросил:
— Это вы?
Дверь стремительно распахнулась, и сильная рука бесцеремонно втащила его за шиворот в темную комнату.
— Только пикни, — произнес грубый мужской голос. — Видали мы таких. Быстро отвечай: местный?
— Приезжий, — просипел Ушастый.
Незнакомец отпустил ворот и включил свет. Перед Ушастым стоял мужчина богатырского телосложения с взлохмаченной головой и горестным взглядом. Из одежды на нем имелись только зеленые плавки. Ушастого ужаснуло обилие растительности на торсе незнакомца. А он вдруг бросился обнимать гостя.
— Брат, брат, — твердил мужчина, захлебываясь, и слезы ручьями текли за воротник рубашки Ушастого. Тот еле выбрался из его джунглей.
— Да в чем дело-то? — поинтересовался Ушастый, сам крайне взволнованный.
— Брат, — прозвучало сквозь всхлипывания. — Взываю к состраданию. Подобно тебе, прибыв в этот город с самыми благими намерениями, остался в чем видишь. Посмотри вокруг…
Ушастый огляделся. В номере ничего не было! Кроме ванны, обычной чугунной эмалированной ванны. Стоящей почему-то посреди комнаты.
— А у меня бицепс — пятьдесят два сантиметра-а, — шмыгнул носом незнакомец.
Страшная догадка посетила Ушастого.
— Неужели она и у вас стелит постельку? — шепотом спросил он, осматривая внушительные телеса.
— Какая постелька, приятель! — воскликнул богатырь. — Ты посмотри вокруг, посмотри внимательно. Разуй глаза-то! Какая постелька? Пусто. Сечешь? Фантастика. — Он указал на ванну. Осторожно указал. Как на заминированную. — Корыто видишь? Ну, так вот. Стоит туда что-нибудь положить, как исчезает бесследно.
Ушастый, стараясь ступать тише, подошел к ванне. Из отверстия слива торчала пробка. С обрывком цепочки.
— Зачем же ты… вы туда все положили? — кажется, резонно поинтересовался он.
— Да я сначала галстук туда уронил. Случайно, — пояснил незнакомец. — А потом уж из любопытства. Клал и клал. А оно исчезало и исчезало. Прикинь, ведь правда, интересно? А?
Ушастый не очень поверил. Уж больно дорогой интерес получался.
— А как же плавки? Валил бы до кучи, — с подозрением сказал он.
— Грешно тебе, брат, смеяться. А ты вот возьми и проверь.
— То есть? Тоже снять с себя все и бросить?
— Почему? Брось что-нибудь не очень нужное.
— Извините, — хмыкнул Ушастый. — Мне кажется, вы меня с кем-то путаете. Я здесь по пустяковому, в сущности, делу. Не местный… Они, вполне возможно, смогли бы…
Богатырь обиженно засопел.
— Хочешь оставить меня одного в беде? Не ожидал. Я, может, с ума тут схожу, а разные… Вламываются в номер… А у меня вон бицепсы пятьдесят два сантиметра…
Он сжал кулачищи и сделал шаг вперед. Наверное, ему действительно очень хотелось убедиться в своей правоте.
Ушастый подумал и снял носки. В чемодане у него еще оставалась запасная пара.
— Вот это по-нашему! Бросай, — азартно произнес волосатый. — А теперь отворачиваемся. Айн, цвай!
Они обернулись. Носков как не бывало.
— Вот сукины дети! — восхитился богатырь. — Ну надо же, какую сантехнику производят. И ведь не “Самсунг” там какой-нибудь, а наша, отечественная!
Ушастый озадаченно таращился на эмаль в желтых потеках. Носков он не жалел. Но он совеем забыл… И потому хлопнул себя по лбу…
— У меня же в носках… Понимаешь… понимаете, когда я в больнице раздевался… То деньги… Мне говорили…
Волосатый странно замычал, схватился за живот и рухнул прямо в ванну. Он лежал в ней, взвизгивая и всхлипывая, и болтал в воздухе не очень чистыми пятками. И не думал исчезать!
— А куда пропал мой зайчик? И как наши дела? — заворковала будущая, по ее расчетам, супруга Ушастого, когда он, хлопая шнурками, вошел в свой номер.
Вошел не в очень хорошем настроении.
А она ласково щекотала его за ухом.
— Ну вот и надулся. Ну вот и раскис. А улыбнись. А будь паинькой. Наша любовь еще не прошла всех испытаний. Или ты уже передумал?
— Собственно, я еще очень серьезно не думал над вашим предложением. Больше мечтал, — признался Ушастый. — Но считаю своим долгом предупредить, что у меня совсем нет денег. А мне тут еще находиться, пока мой вопрос разрешится…
— Ой, стихами заговорил, — восхищенно распахнула огромные глаза горничная.
Она присела Ушастому на колени, обхватила его за шею и прижалась к груди. Оттуда, от груди, и промолвила нежно:
— При чем тут деньги? Никогда бы не вышла замуж за человека, у которого много денег. Во-первых, ведь за деньги это не любовь, правда?
— Да, — сказал Ушастый. — Эта тема хорошо освещена в литературе. Например, у…
— Ах ты, зайчик лопоухий, — сказала она ласково. — Какого черта ты перебиваешь женщину? Слушай дальше. Во-вторых, что у тебя за вопрос, с которым ты носишься? Ну-ка поведай. Мы все должны знать друг о друге.
И Ушастый поведал:
— Понимаешь, никак в толк не возьму: готов я к этой жизни или нет. Мне все кажется, что она какая-то ненастоящая. Словно вот-вот проснусь, и исчезнет все. И вернется жизнь прежняя. А я уже к этой зачем-то готовлюсь. Понимаешь? И кто же я тогда?
— И все? — спросила она. — И над этим ты маешься? Да ведь и так ясно, что ты… ты… Ты такой… Ах, нет!
И она зарыдала, уткнувшись Ушастому в плечо. Когда потрясение прошло и она вновь обратила лицо к небу, Ушастый сказал:
— У вас, наверно, пенсия очень небольшая, коли вы тут подрабатываете?
Горничная вскрикнула, вскочила с коленей и бросилась к зеркалу. От слез вся краска с ее лица сползла куда-то к подбородку.
— Это ничего, — сказал Ушастый. — Я тоже устроюсь тут на полставки. Вам будет хватать. А если у вас есть внуки…
Почему-то горничной не понравилось то, что говорит Ушастый. Медленно и не оборачиваясь она побрела к выходу.
В сущности, повествование об этом отрезке жизни Ушастого практически закончено. Иванков все чего-то тянул с разрешением вопроса насущного. И Ушастый решил вернуться. Бог с ними, с той или иной жизнью. Сам-то ты другим все равно не станешь…
Когда Ушастый попросил обратный билет, Иванков попытался всучить ему просроченный. Пришлось пристыдить. Но, кажется, безрезультатно.
И еще один момент заслуживает внимания. В вагоне, кроме Ушастого, никого не было. Хотя до отправления поезда оставались считанные минуты. Ушастый опустил окно. У ступеней внизу переговаривались проводники.
— Еще одного спровадили, — сказал один.
— Учат их, учат, а толку… — согласился второй.
Первый толкнул его в бок и показал на окна. Второй дружески улыбнулся Ушастому, поднял руку вверх, разведя два пальца буквой V, и громко стал скандировать:
— Грин-пис! Грин-пис!
Должно быть, потому, что вагон был международный.