Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2002
Рожнова Т. М., Рожнов В. Ф. Жизнь после Пушкина: Наталья Николаевна и ее потомки. — СПб.: Вита нова, 2001. — 728 с., 64 с. ил., 617 ил.
В огромной Пушкиниане — пополнение: книга Т. и В. Рожновых “Жизнь после Пушкина: Наталья Николаевна и ее потомки”.
Можно ли добавить что-нибудь новое к образу женщины, уже без малого два века, и прижизненно, и посмертно, обсуждаемой и осуждаемой более чем кто-либо другой? В интимную жизнь Пушкина и его жены охотно и бесцеремонно вторгались современники, позднее уже не друзья и недруги, не свет, а поколения и поколения литературоведов, писателей, публицистов множили невероятное количество версий, досужих домыслов, недоброжелательных кривотолков. Тема — Пушкин и Наталья Николаевна — поистине неисчерпаема.
Но, оказывается, есть белые пятна в судьбе роковой красавицы, оставшиеся на периферии внимания пушкинистов, — их-то и решили ликвидировать авторы документально-художественного исследования. Таким малоизвестным периодом являются годы вдовства Н. Н. Пушкиной — жизнь без Пушкина, без защиты, без опоры, без средств, в сопровождении все тех же знакомых ей с юных лет, но многократно усилившихся злословия, грязных слухов, клеветы, недружелюбного шепота. Добровольный отказ от великосветской жизни, одиночество в окружении многочисленной родни и друзей. Вдова в 24 года, впереди — еще долгие 26 лет.
Публикуя официальные документы, письма, воспоминания, записки, отклики современников, — выстраивая их в хронологическую цепочку, день за днем, от даты роковой дуэли — 27 января 1837 года, — авторы разрушают сложившийся стереотип образа жены Поэта — молодой пустоватой дамы, легкомысленной кокетки, женщины без сердца, о которой говорили, что ее не тронет и смерть Пушкина. Вся книга проникнута не просто симпатией к Н. Н. Пушкиной-Ланской, но искренним уважением и сочувствием к женщине, которая, по свидетельству ее дочери А. П. Араповой, урожденной Ланской, всякий раз с началом января — месяца гибели Пушкина — уединялась, соблюдая строгий пост и предаваясь печальным воспоминаниям, и, уже будучи женой другого, на протяжении всей своей жизни оставила за собой право по пятницам, в день кончины Пушкина, облачаться в траур и соблюдать строгий пост.
К созданию многостраничного документально-художественного исследования авторы шли долго: Татьяна Рожнова работала во Всероссийском музее А. С. Пушкина на Мойке, 12, в Тригорском, в Михайловском. С Пушкинским заповедником несколько лет как научный сотрудник музея был связан и Владимир Рожнов. У обоих были выступления на конференциях, публикации в отечественных и зарубежных научных журналах. Знакомство и дружба с родственниками и потомками Натальи Николаевны, тригорской приятельницы Пушкина Е. Вревской открыли им доступ к ранее безвестным семейным архивам, дали возможность ввести в Пушкиниану новые документы.
Собранные воедино факты, воспоминания и, конечно, письма самой Натальи Николаевны воссоздают образ благородной, глубоко религиозной, преданной семейным началам женщины. Такой она предстает и в страшные январские дни 1837 года, в дни отчаяния, слез, спасительного беспамятства, и в первые дни после дуэли: “бледная, худая, с потухшим взором, в черном платье, казавшаяся тенью чего-то прекрасного”1 , и в годы вдовства (в родовом имении Полотняный завод, где она провела завещанные ей Пушкиным два года, в Петербурге, в Михайловском), и во втором супружестве. Из письма сестре Екатерине Дантес-Геккерен (от 10 декабря 1840 года: “Редки те дни, когда сердце у меня не щемит. Зачем я тебе говорю об этом и жалуюсь? Будь весела и счастлива и прости меня за мои откровения, это у меня случайно вырвалось. Я не допускаю мысли, что могу разделить свое горе с кем бы то ни было”. Кто знает, сколько раз умирал Пушкин в сердце своей избранницы?
Она, испытывая постоянные материальные затруднения, не поддалась соблазнам роскошной жизни, которыми искушали знатные и богатые претенденты на руку “более чем божественной” вдовы-бесприданницы. Князь П. Вяземский, человек женатый, настойчивый в своих сердечных притязаниях, на правах друга Пушкина бесцеремонно вторгавшийся в ее жизнь, писал Н. Пушкиной (1842 г.): “Я не знаю, почему Вы роковым образом не умели никогда в подобном случае взять выигрышную роль, которая предназначена Вам природою и принадлежит по самому законному праву. Вы не умеете царствовать… Не стоило быть столь прекрасной, как Вы, чтобы достигнуть такой печальной цели”.
Она вышла замуж за П. П. Ланского, единственного из претендентов, кто, полюбив Наталью Николаевну, принял детей Пушкина и потому, что это ее дети, и потому, что это — дети Пушкина. Вторая половина жизни Натальи Николаевны, история девятнадцатилетнего второго супружества — житейская чересполосица, частые потери и редкие обретения, представлена более бегло, но не менее выразительно. Уходили близкие и друзья, составлявшие понятие “пушкинское окружение”, те, кто был рядом в горе и радости, кто был свидетелем ее счастья и торжества. Оставалась тихая семейная пристань: преданный муж, дети — четверо от Пушкина, трое — от Ланского, осиротевшие племянники второго супруга, которым Ланской и Наталья Николаевна заменили родителей. Из письма П. П. Ланскому, (1849 г.): “…мое призвание — быть директрисой детского приюта: бог посылает мне детей со всех сторон, и это мне несколько не мешает, их веселость отвлекает меня и забавляет”.
Книга Т. и В. Рожновых не только открытие неизвестной и неожиданной Натальи Николаевны Пушкиной-Ланской, но и зазвучавший во всю мощь, восставший из небытия сложный, многогранный мир. Образованные люди того времени умели писать: ярко и зримо, с впечатляющими подробностями, рассказывать и о драматических событиях, и о повседневной рутине, и о тончайших оттенках душевных переживаний. Великосветское общество, российский и нидерландский дворы, решающие сложную проблему с канальей Геккереном, литературные и дипломатические круги — в этом многоголосье отражены все спектры мнений о трагической гибели Пушкина и роли в ней Натальи Николаевны, разноречивые оценки, взгляды тех, кто оплакивал гибель русского поэта и тех, кто сочувствовал “благороднейшему” Дантесу-Геккерену. Семейные переписки Гончаровых, Пушкиных, Геккеренов-Дантесов — из года в год, из месяца в месяц — образуют своеобразные романы-хроники, включающие в себя и неизменные браки, рождения детей, болезни и смерти домочадцев. Помимо этих продолжающихся романов, есть и вставные новеллы, героями которых являются Жуковский, Лермонтов, его друг А. А. Столыпин-Монго, Карамзины, семейство Осиповых — тригорских знакомых Пушкина, Ксавье де Местр, автор знаменитой книги “Санкт-петербургские вечера”, родственник Н. Н. Пушкиной-Ланской через тетку С. И. де Местр, мадам Рекомье… Список, в котором читатель наверняка найдет известные ему фамилии, можно продолжить. Иногда возникают искусственные параллели, например, сопоставление судеб Льва Пушкина и Александры Гончаровой.
Конечно, столь объемный материал не просто структурировать. Намеченные сюжетные линии (двор, свет, семья, друзья) прерываются, чтобы через энное количество времени возникнуть вновь, — отсюда некоторая фрагментарность, затрудняющая цельность восприятия. Зачастую авторы вынуждены нарушать заявленный ими принцип хронологии: совершать временные скачки в виде включений в основной текст материалов, обращенных к периодам холостой и супружеской жизни Пушкина, или выносить в многочисленные подстрочные примечания и родословные, восходящие к екатерининским временам, и последующие судьбы упоминаемых персонажей. Но от этого значимость собранного и представленного на страницах книги материала, значимость книги, в которой звучат пристрастные, живые голоса реальных людей, современников Н. Н. Пушкиной, представлены факты обще- и малоизвестные, не уменьшается.
Словесные образы дополнены зримыми: в книге более 600 портретов и фотографий, большая часть которых публикуется впервые, среди них и все дошедшие до нас изображения Н. Н. Пушкиной-Ланской. Ее, сохранившую редкую, классическую красоту до последних дней жизни, рисовали, писали, фотографировали много и охотно (Н. Фризенгоф, В. Гау, А. Брюллов, И. Макаров, К. Гаш, Т. Райт, Ш. Мазер).
Проясняя судьбу потомков Натальи Николаевны, также обойденную вниманием пушкинистов, авторы доводят повествование до наших дней. Рассказ о потомках Ланских, их судьбах, родословные схемы составляют вторую часть книги.
И все-таки освящена она именем Натальи Николаевны Пушкиной. Беспристрастного повествования у авторов не получилось. Они откровенно пристрастны, пристрастны, когда комментируют эпистолярные источники, связанные с Дантесом и Геккереном, в том числе их письма-вымогательства денег от Д. Гончарова, пристрастны, когда противопоставляют судьбы двух сестер — Екатерины, подчеркнуто демонстрирующей свое счастье в браке с убийцей мужа сестры, морально поддержанной матерью и старшим братом, и младшей Натальи. Закономерен вопрос авторов по поводу реакции матери Н. Н. Пушкиной на смерть старшей дочери, Е. Дантес де Геккерен: “Остались ли в истории семьи Гончаровых слова скорби той же Натальи Ивановны о гибели Пушкина, о сиротстве его детей, подобные печальному откровению ее в адрес „дорогого Жоржа?””
Однако авторы не предлагают читателю и очередной версии: скороспелой, поверхностной, мнимо сенсационной, вроде заговора международной реакции или заговора педерастов, не предлагают нового романа в духе “Опасных связей” Шодерло де Ланкло. Они предлагают большее: на основании многочисленных документов, свидетельств, фактов дать возможность читателю выработать свой взгляд на историю, волнующую просвещенные умы уже второе столетие.
10 февраля 1837 года П. Вяземский писал А. Я. Булгакову: “Адские сети, адские козни были устроены против Пушкина и его жены. Раскроет их время или нет, неизвестно, но довольно и того, что мы уже знаем”.
Время внесло еще большую путаницу. История эта была покрыта мраком для современников и, судя по всему, останется такой навсегда. И предложение Т. и В. Рожновых — взглянуть на судьбу пушкинской “мадонны”, используя огромное эпистолярное наследие, — весьма заманчиво, заманчиво своей благородной простотой: в невинность Натальи Николаевны верил Пушкин, и он умер с этим убеждением. В невинность Натальи Николаевны верили его друзья.
Приходится с сожалением отметить, что в книге можно обнаружить немалое количество опечаток. Не будем перечислять их, чтобы не портить впечатление от хорошего и очень важного издания. Скажем лишь, что, наверно, издательству необходимо подходить к работе над подобного рода книгами с особой тщательностью.
1 Письмо Александра Карамзина.