Опубликовано в журнале Нева, номер 11, 2002
Алексей Родионович Рафиев родился в 1972 году в Москве. Поэт, прозаик. Автор двух поэтических книг. Член СП. Живет в Москве.
* * * Не спеши - все придет, все сбудется, свечку загодя не туши. Что ж поделаешь, коль распутица и вокруг ни одной души. Мы привыкшие, нам терпение было дадено неспроста. Видишь ангелов? Слышишь пение? Это значит - конец поста. Небоскреб и - до неба лестница - этажи, этажи, этажи. Это, братец, тебе не грезится… Это значит - сумел дожить. ЛЕНИНГРАД. 1988 ГОД Кружит опять. Белая мгла. Зимний дворец. Аничков мост. Будет потом - зона, игла, мой карантин, мой холокост, будет потом мой авангард - после всего - маленький принц, маленький Мук, маленький гад, маленький мир, маленький шприц, день ото дня как неземной. Белая мгла. Волчья тоска. Это - не смерть, это - за мной. Это не крест - только доска. КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ НЕХОРОШИХ МАЛЬЧИКОВ И ДЕВОЧЕК Что-то бродится, что-то крутится… До зари со мной хороводится дорогая моя Гертрудица - достает иголочки, жгутики и еще порошок… и еще порошок. Баю-баюшки, птички-лютики, засыпай, дружок… засыпай, дружок. Что-то сбудется, что-то скажется… На дворе такая распутица, что никто прийти не отважится. Потому что - кончились мультики и еще порошок… и еще порошок. Баю-баюшки, птички-лютики, засыпай, дружок… засыпай, дружок. МОЛИТВА Видно, лед никогда не тронется. Знай гляди и мотай на ус… Помогла бы нам, Богородица, - в кои веки тебе молюсь. В этом хаосе бездорожия, в этой Богом забытой стране - помогла бы нам, Матерь Божия, не угаснуть… и мне… и мне… и ему, и тому, и этому, не читавшему Бытия. Коль Тебе ничего не ведомо - все погибнет… и я… и я… Как на женщину свою первую, я гляжу на церковный свод - и опять почему-то верую. Видишь? - вот он я, вот Он, вот. * * * Еще очень рано, дождь стучит по крыше. Даже как-то странно - умер Боря Рыжий. Вроде был поэтом и кому-то нужен. Пасмурное лето, дождь бежит по лужам. Вымокла столица до последней кочки. Не на кого злиться, разве что - на строчки. Я читаю лежа, обмотавшись пледом. Он меня моложе - должен был бы следом. Отгремели громы, просветлели дали. Мы с ним чуть знакомы - были. И не стали. * * * Сотри румяна и сними парик. Ведь сказано у одного еврея: мир начинался страшен и велик, власть отвратительна, как руки брадобрея. И все! Тупик! Границы бытия размыты до потери очертаний. Как странно сознавать, что я не я. Не верится до судорог гортани. Зачем я здесь? К чему мне этот бред, в котором все разъято и разбито? К финалу пьесы - стол и табурет, и неподвижна лунная орбита. В роскошной бедности, в могучей нищете ни утешения, ни повода для ссоры, и нет щита, чтоб сдохнуть на щите, и нет стыда, тем более - позора. И смех, и грех. Печаль моя светла.