Опубликовано в журнале Нева, номер 11, 2002
“Это как-то связано с Лермонтовым”, — с таким смутным преданием рукописный листок хранился в петербургской семье. Каким образом он оказался в семейном архиве, кем, когда и на каком основании это было сказано — неизвестно1. Лист 21,7╢17,0 см) — из какой-то тетради, отчетливо видна чуть мухристая линия отрыва, на лицевой стороне коричневыми, орешковыми чернилами — начало неизвестного стихотворения.
ВЕЧЕРНЯЯ МОЛИТВА
Тебе горячую молитву
За день истекший приношу
и сил на жизненную битву
Тебя, Спаситель мой, молю;
С небес свое благословенье
На день грядущий ниспошли,
Даруй мне милость и прощенье
И душу светом озари.
Мои сомненья разреши
И укажи, который правый?
— Передо мною два пути.
Свободная, естественная стихотворная речь. Ни малейшей натянутости ради рифмы или размера. Быстрый, летящий почерк. Даже по описке в первом слове (тебя вм. тебе), по мгновенно сделанной поправке (в первом слове третьей снизу строки) видно, что мысль и слово возникали одновременно.
Здесь все, действительно, очень лермонтовское. Подобные темы, настроения, названия проходят через всю его лирику: “Молитва” (“Не обвиняй меня, всесильный …”), 1829 год, “Когда надежде недоступный…”, 1833—1834 годы, “Молитва” (“Я, матерь божия, ныне с молитвою…”), 1837 год, “Когда волнуется желтеющая нива…”, 1837 год, “Молитва” (“В минуту жизни трудную…”), 1839 год, “Благодарность”, 1840 год. Особенно близко — по мысли и чувству — к стихотворению “Гляжу на будущность с боязнью…” 1837 года: “Придет ли вестник избавленья // Открыть мне жизни назначенье, // Цель упований и страстей, // Поведать, — что мне бог готовил …”. А строки “Земле я отдал дань земную // Любви, надежд, добра и зла; // Начать готов я жизнь другую, // Молчу и жду: пора пришла …” — развернутая мысль фразы: “Передо мною два пути”. Примыкают сюда и стихотворения “Никто моим словам не внемлет …” и “Мое грядущее в тумане…” того же 1837 года.
Неоконченность, отрывочность — тоже лермонтовские черты. Один из ближайших друзей поэта, Святослав Раевский, не один год изо дня в день видевший, как тот работает, вспоминал: “Соображения Лермонтова сменялись с необычной быстротой, и как ни было бы глубоко, как ни долговременно таилась в его душе мысль, он обнаруживал ее кистью или пером изумительно легко — и я бывал свидетелем, как во время размышления противника его в шахматной игре Лермонтов писал драматические отрывки, замещая краткие отдыхи своего поэтического пера быстрыми очерками любимых его предметов: лошадей, резких физиогномий и. т. п.”. Черновые автографы стихотворений “Никто моим словам не внемлет…” и “мое грядущее в тумане …” (оба на одном листе с рисунками на обороте), считал С. Раевский, обрисовывают “эту отличительную черту” творческого метода М. Ю. Лермонтова2 .
Подобных поэтических кусков у М. Ю. Лермонтова не один — от первых и до последних лет творчества. “Лермонтов вверял бумаге каждое движение души, большей частью выливал их в стихотворную форму, — такое впечатление вынес, изучая его рукописи, первый биограф поэта П. А. Висковатов. — Он всюду накидывал отрывки мыслей и стихотворений. Каждым клочком пользовался, и многое погибло безвозвратно. „Подбирай, подбирай, — говорил он шутя своему человеку, найдя у него бумажные обрывки со своими стихами, — со временем большие деньги будут платить, богатым станешь””3 .
Лермонтовское — то, что составляет особенность его автографов, — во всем облике публикуемой рукописи. Самый лист, исписанный лишь немногим больше половины. Подчеркнутый заголовок и точка в конце его. Чуть косо написанные строки. Наклон букв, с которых начинаются строчки. Черточка перед строкой. Такие тире — то перед строкой, то в конце ее, иногда даже после точки или точки с запятой — постоянны в стихотворениях М. Ю. Лермонтова. В рукописях прозаических произведений — “Героя нашего времени”, “Княгини Лиговской”, “Вадима”, сказки “Ашик-Кериб” — они столь же часты между законченными предложениями или в конце абзаца. Эти знаки не предусмотрены никакими синтаксическими нормами. Можно лишь догадываться, что так Лермонтов иногда обозначал короткие паузы4 .
Нельзя не заметить, что почерк М. Ю. Лермонтова — непостоянный, очень неоди-наковый в различных рукописях. Часто кажется, будто писали разные люди. Порой одни и те же буквы на одной и той же строке написаны по-разному. Писал то мелко и аккуратно, то, наоборот, крупно, размашисто, небрежно. По обстоятельствам жизни ему редко приходилось работать в своем кабинете за письменным столом. Почти всегда работал урывками — в казарме, на биваке, в перерыве между боями. Судя по рукописям, писал очень разными перьями — какие попадались под руку, — то тонкими, хорошо очиненными, то совсем истертыми. Иногда тупым карандашом. Появились тогда в русском обиходе и стальные перья. Они не были неизвестны Лермонтову. “Не забудь, мой друг, купить мне металлических перьев, — писала ему бабушка из Тархан осенью 1835 года. — Здесь никто не умеет очинить пера”5 . Все это не могло не сказаться на начертании букв в различных рукописях. Тем не менее лермонтовская палеография имеет, естественно, многие характерные, приметные черты. Все они — в публикуемой рукописи6 .
Первая же буква — заглавное “В” — имеет точно такое начертание, как в подавляющем большинстве автографов М. Ю. Лермонтова — от начала 1830‑х годов до самих последних.
Удивительно одинаково во всех автографах строчное “д” — с длинным загнутым верхним хвостиком, иногда даже закрученным спиралью. Привычка была настолько устойчива, что, сделав небольшой хвостик, Лермонтов тут же, по ходу письма, машинально тотчас исправлял на более загнутый. Таких “д” с поправкой — пять в четырех строках рукописи стихотворения “Н. Ф. И…вой” (1830 год). Такая же мгновенная поправка в публикуемой рукописи.
Едва ли не самое характерное в автографах М. Ю. Лермонтова — необычный мягкий знак. Всегда одним и тем же движением пера от предшествующей буквы линия делает маленькую петельку, а затем взмывает вверх значительно выше строки, иногда загибаясь назад маленьким крючочком.
Неординарно заглавное “М”: первая линия идет сверху вниз, сильно отклоняясь от вертикали, делает плавный изгиб и завершается крючочком или аккуратной круглой точкой. С такой точки всегда начинается и строчная буква. Своеобразно и постоянно строчное и заглавное “Я”, строчное “б”. Строчное “т” Лермонтов обычно писал тремя сопряженными линиями ввысоту строки. Но часто в рукописях от 1829 и до самого 1840 года мелькает и другое — в виде вертикальной линии выше и ниже строки с различными модификациями. Встречается такое даже в его собственной подписи. То, что в одной строке подчас сочетаются оба варианта, — тоже характерная особенность. Небольшой завиток у первой линии отличает заглавное “Н” от всех, встречающихся в рукописях М. Ю. Лермонтова. Но в автографах разных лет подобные писарские росчерки не раз встречаются в разных буквах, заглавных и строчных, так что такой вариант вполне возможен и в данном случае7 .
Заглавное “Д”, подобное тому, что в “Вечерней молитве”, — в автографах романа “Княгиня Лиговская”, сказки “Ашик-Кериб”, стихотворения “Смерть поэта”8 . Букву “ъ” Лермонтов всегда писал по-разному: и “столбиком” с петелькой-перекладиной (как в автографе стихотворения “Никто моим словам не внемлет …” и вбеловом “Журналист, читатель и писатель), и так, как в “Вечерней молитве” (автографы поэмы “Сашка”, стихотворений “На севере диком …” и других9 . Среди вариантов написания строчного “ж” в черновых рукописях встречается и тот, который фигурирует в “Вечерней молитве” (предисловие к журналу Печорина, “Княжна Мери”, “Фаталист”, “Журналист, читатель и писатель”, “И скушно и грустно, …”)10.
Аналогия написания необычного “к” — в подписи под портретом А. А. Столыпина — “курд”11 .
Остальные буквы, хотя и не столь выра—зительные, тоже имеют аналоги в автографах поэта.
На оборотной стороне листка — “быстрые очерки любимых предметов” М. Ю. Лермонтова, о которых писал С. А. Раевский, и одна из упоминаемых им “резких физиогномий” — два всадника, мешковато сидящие на неказистых, непородистых лошадках, и голова восточного человека в чалме. Здесь все особенности графической техники поэта. Фигуры лошадей он рисует легкими, тонкими линиями, а контуры и некоторые детали оттеняет темными, жирными. Эта манера хорошо видна и в рисунках в “Юнкерской тетради” (1832—1834), и в работах всех последующих лет. Характерны и чуть удлиненные туловища лошадей. Не одна лошадь аналогичного типа, выполненная такими же движениями карандаша, встречается в его рисунках разных лет12 . Голова в чалме выполнена в той же манере, что и множество подобных в рукописях поэта. Лицо человека в чалме в другом ракурсе — на оборотной стороне автографа стихотворения “Никто моим словам не внемлет …”13 .
Вместе с рукописью “Вечерней молитвы” всегда хранился обрывок ватмана (30,8╢18,8 см) с карандашными штудиями лошадей — два превосходных, академически-детально проработанных учебных рисунка: фигура коня и конской головы с шеей. Формы голов, проработка деталей, штриховка здесь именно такие, какие можно видеть вподавляющем большинстве рисунков М. Ю. Лермонтова. Конская голова с шеей — тоже один из постоянных “быстрых очерков” поэта. Точно такие рисунки в “Юнкерской тетради” и на оборотной стороне автографа стихотворения “Никто моим словам не внемлет…”14 .
Так ряд данных, смыкаясь, подтверждает авторство М. Ю. Лермонтова. Несомненная близость “Вечерней молитвы” к стихотворениям “Никто моим словам не внемлет …”, “Гляжу на будущность с боязнью …” и “Мое грядущее в тумане …” позволяет с весьма большой степенью вероятности датировать стихотворение тем же временем — началом 1837 года.
Примечания
1 Автограф подарен автору публикации Викторией Даниловной Головчинер (1893—1980) в начале семидесятых годов. Она же получила — тоже в подарок — от своей коллеги-учительницы, которая ничего не могла сообщить о происхождении рукописи. Фамилия ее тоже ни о чем не говорила.
2 Литературное наследство, т. 19—21, 1935, с. 505.
3 Висковатов П. А. Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество, 1891, с. 94.
4 В полном собрании сочинений М. Ю. Лермонтова, изд. Academia, 1935—1937 гг., в стихотворениях и поэмах (тт. I—III) тире сохранены. Сохранены они и в прозаических текстах, печатавшихся по автографам. В “Герое нашего времени”, который печатался по прижизненным изданиям, их можно видеть в воспроизведенных автографах (т. V).
5 Лермонтов М. Ю. Полное собрание сочинений, изд. Academia, т. V, с. 421.
6 Все ссылки даются на рукописи, воспроизведенные в доступных изданиях.
7 Автографы стихотворений “Мой демон” 1829 г. и романа “Княгиня Лиговская” 1836 г. (воспроизведены: М. Ю. Лермонтов. Сочинения в шести томах, изд. Академии наук, 1954—1957, т. I, с. 56 и т. VI, с. 185), драмы “Странный человек” 1831 г. и поэмы “Аул Бастунджи” 1831 г. (воспроизведены: М. Ю. Лермонтов. Сочинения…, изд. Академии наук, т. V, с. 272 и Литературное наследство, т. 43—44, с. 9 и 143), владельческая надпись на тетради “Лекции из военного слова” и поэма “Кавказский пленник” 1828 г. (Семека А. М. Ю. Лермонтов, 1914 г., иллюстрация и вклейка перед с. 1.).
8 Воспроизведения: “Княгиня Лиговская” — М. Ю. Лермонтов…, изд. Academia, т. V. с. 108; “Ашик-Кериб” — Литературное наследство, т. 19—21, с. 496; “Смерть поэта” — Литературное наследство, т. 58, с. 403.
9 Автографы поэмы “Сашка”, стихотворений “На севере диком” и “Журналист, читатель и писатель” — М. Ю. Лермонтов…, изд. Academia, Т. II, с. 70, и 120; т. III, с. 368.
10 Автографы — М. Ю. Лермонтов …, изд. Academia. Т. V, с. 228, 240, 312; т. II, с. 60 и 120.
11 Литературное наследство, т. 45—46, с. 125.
12 Лермонтов. Картины, акварели, рисунки, сост. Е. А. Ковалевской, 1980.
13 Воспроизведение автографа — М. Ю. Лермонтов…, изд. Academia, т. II, с. 26.
14 Лермонтов. Картины, акварели, рисунки. с. 84.