№1

 

 

Юрий Кублановский. Солёный ветер. Опубликовано в журнале «Новый Мир», 2021, https://magazines.gorky.media/novyi_mi/2021/1/solyonyj-veter.html

Эту лирику вполне можно назвать и пейзажной, и философской.

Герой этой подборки открывается морю, природному событию, истории. Всё собирается как бы на одном острие:

 

Когда вдруг вспыхнувшая зарница

Осеребрила и кроны те,

И наши смытые светом лица

В миг хрипловатого «что твориться»,

И хлябь вселенскую

                                в темноте

 

Однако есть в этом жесте и четкий выбор, уверенное проведение границ. Воспоминания и места паломничеств вполне определенные – могила Рильке и Толстого, Ока близ Тарусы, Рим.

В такую рань

               я поспешал туда не случайно,

но с верной целью:

побыть у Пьеты Микеланджело

совсем-совсем одному

 

Речь не только о месте, но и о времени, в конечном счете — о компании. Даже же в Крыму лирический герой ждет возвращения офицеров Врангеля, которые очистят его от красных.

Так собственно — через ненадежное совпадение с наличным контекстом —  и обретается место вне времени:

 

А когда-то, в прежнем еще эоне,

Выходили в Покров со службы

В теснотой разогретом храме,

И пощипывать начинал морозец…

 

Миновало с тех пор полвека.

Я еще не раб своего сусека:

 

Посижу с тогда нелегальной книгой,

Выпью вечером дежурную рюмку

 

 

 

№ 2

 

Ольга Аникина. Ещё не тело. Опубликовано в журнале Новый Мир, 2021, № 1 https://magazines.gorky.media/novyi_mi/2021/1/eshhyo-ne-telo.html

 

Подборки стихов Ольга Аникина публикует чаще, чем прозу, но впечатления возникают схожие.

Словно каждый раз автор выходит с каким-то очень важным единичным сообщением.

Ему есть, что сказать. И нельзя промолчать.

Потому и строфа у Аникиной иной раз весит как эпилог романа:

 

Вот и дрожит стена.

    Насыпь дрожит под нею.

И подождет жена,

    Если война милее.

Стала б тебе войной,

но мало в затее прока:

там, в краю далеком,

есть у меня война.

 

Тело (оно же «не тело») Аникина читает как книгу:

 

На кафедре, помню, было к нему нелегко пробиться.

Ты в кабинет заглянешь – а там уж народ толпиться.

И он на столе, при жизни не знавший подобной славы,

Расстегнутый нараспашку, разобранный на суставы.

 

В конечном счете, книга эта оказывается хитрее любой латыни.

При всей своей материальности тело — сосуд жизни, переменчивой и неуловимой по определению:

 

Можно делать что угодно,

Сколько угодно,

Пока оно работает.

Можно, я все-таки ничего не буду с ним делать?

Сколько ему осталось

До полного молчания?

 

Систола-диастола,

Систола-диастола,

А в промежутках можно и про любовь.