№ 1

Александр Кушнер. Мне хватает и собственной грусти. Стихи. Опубликовано в журнале «Знамя», № 11, 2020

https://magazines.gorky.media/znamia/2020/11/mne-hvataet-i-sobstvennoj-grusti.html

 

Эту подборку стихов Александра Кушнера можно уподобить любимому залу в музее или  парковой аллее с видом на архитектурный ансамбль. Вы здесь уже были, но вам хочется сюда снова и снова. Уходить нет желания.

 

 

«В Италии, мне помнится, что в Риме

На некоторых крышах деревца

Я разглядел и любовался ими,

И восхищенью не было конца»

Покой, гармония и приватность здесь вроде бы как гарантированы:

«Отпусти своё сердце на полчаса,

Обойдись без него, отстрани свой ум,

Дай им передохнуть, — лишь бы небеса

Были рядом и лиственный слышен шум»

 

 

 

Здесь как будто ничего не меняется, и в то же время такие места, точнее сущности, втягивают в диалог и его повороты порой непредсказуемы.

Пусть о современной поэзии и о своей Кушнер говорит как о зарослях клевера или люцерны у дороги, дескать, красиво, бесполезно и безопасно. Однако в заглавие подборки отчего-то попадают слова, обращенные к Александру Македонскому. Не отпускает и история гибели Протагора:

 

«Вот давняя беда, вот древняя обида»

 

Почему не отпускает? В одной лишь душевной тонкости лирического героя, чувствительного к книжным историям только потому, что они  книжные, тут дело? Похоже, что отношения прекрасного (камерного, мимолетного, хрупкого, увековечиваемого лишь личной волей и ремеслом поэта)  и возвышенного (истории, хранящей память о героических поступках, или наоборот сметающей на своем пути уютные персональные миры без счета) в стихах Кушнера весьма непросты. При всей очевидности выбора в пользу прекрасного, отделаться от возвышенного раз и навсегда  никак не удается.

 

 

 

№ 2

 

 

Андрей Поляков. Из книги «радиостанция „Последняя Европа”» Опубликовано в журнале «Новый Мир», № 9, 2020

https://magazines.gorky.media/novyi_mi/2020/9/iz-knigi-radiostancziya-poslednyaya-evropa.html

 

Стихотворная подборка Андрея Полякова – роскошная, вызывающая поэтическая провокация с вполне себе  антологическим (от слова «антология») итогом.

Во-первых, это виртуозная попытка изображения даже не молчания, а говорения не по существу, как если бы сказать было нечего. Но это, разумеется, не так.   Во-вторых, попытка увидеть свой предел. Графомания для лирического героя этой подборки смерти подобна и как смерть неизбежна.  Соответственно, можно приглядеться к ней, как к аналогу. И, безусловно, такое созерцание  для настоящего поэта довольно-таки привычное дело.

Нельзя сказать, что образный ряд  здесь для Полякова совсем нехарактерный. Нам, к примеру, уже знакома по более ранним его стихам метафора сна как некой дезорганизации, которая может быть продуктивной, а может и  разрушительной, как у спящего из стихотворения Александра Кабанова:

 

«Но, когда он проснётся вчера,

 саблезубую память раззявив,

 посреди доброты и добра,

 в окружении мёртвых хозяев».

 

Поляков довольно ясно говорит о то, что сны у всех разные, и даже если речь о коллективной грезе, возможны ограничения на вход:

 

 

«Но плохо получается, увы

Во сне метафизически умыться

И мы – мы размываемся, и мы –

Уже как вы, однако, мы – не вы

И ваше, извините, нам не снится»

 

 

Для поэта сон – затея рискованная. Может, к примеру, и муза в глотку вцепиться. Но ясный день и легкость шага — удел солдата в колонне, то есть  — чужой. Поэт связывает надежды на  обретение гармонии с другой инстанцией, живой нитью природного циклического времени, воспетого неисчислимым сонмом поэтов, в чей хор и вливается Поляков:

 

 

«когда блеснет над серыми холмами

холодная и дынная заря

и осень воспаленными устами

подует на листы  календаря

мы август погребем, как человека

как правнука фракийских пастухов

и два венка серебряного века

положим между бронзовых венков –

и муза-мышь мелькнет среди стихов

хромая, как элегия-калека»