6 февраля 2013 года (Темы: «Ночной звонок», «Человек, который всегда ходит без зонтика»)
«Египетские ночи» — это сеансы литературной импровизации в формате creative writing. Цель — активизировать личный творческий ресурс, конвертировать дремлющие переживания, оперативно разобраться с драматургией короткого высказывания — что многим и удаётся в условиях жесткого регламента и легкой конкуренции.
Куратор Анна Аркатова
Темы:
«Ночной звонок»
«Человек, который всегда ходит без зонтика»
Тексты для публикации были отобраны экспертом, которым на этот раз стал поэт Сергей Гандлевский
Авторы текстов:
Анна Аркатова
Василий Костырко
Вадим Муратханов
Петр Образцов
Даниил Смолев
Ночной звонок
Анна Аркатова
Не звони мне ночью никогда не звони мне ночью. Именно потому что я жду только этого проваливаясь в мелкие рытвины своего перистого сна именно потому что я укладываю все телефоны, которые способны звонить на заранее убранную тумбочку. Уже погасив свет я еще раз проверяю заряжены ли они, включен ли их звук должным образом то есть на самую громкую и пронзительную частоту. Не звони мне потому что я никогда уже не засну ведь ты скажешь совершенно не то что должно прозвучать между сумерками и рассветом. А ведь я знаю каждую фразу, я выверила каждую паузу каждое влажное сглатывание каждую затяжку на этом пути. Ты не совпадёшь ни с одной из них. Я буду сиротливо сбиваться в своих ответах потому что они уготованы для других слов и даже меньше чем слов и даже больше чем слов. Я буду разводить ладоши чтобы прихлопывать на вторую долю как в джазе а ты будешь отбивать классическую первую. Сначала я буду лежать и мне покажется что так меня хуже слышно и тогда я сяду в кровати и буду сидеть и плечи начнут дико мерзнуть. Потом мне станет ужасно не хватать того что я тебя не вижу да так что начну пялиться в этот телефон отводя его от уха и светя экраном в лицо . Телефоны теперь я знаю есть такие умеют показывать но у нас не тот случай у нас главным будет голос и я буду думать говори ну говори же скорее что ты там придумал и приступай наконец к настоящем тексту вот тебе мой конспект вдох выдох волосы туда сюда ладони так сяк ресницы ап энд даун. Если конечно выдержишь не звони потому что всё это потащится в тяжелый сон как вагонетки в шахту если я конечно засну что маловероятно. Я сначала сразу после звонка выключу все телефоны полюбуюсь как умерли их экранчики и как отрублены головки их верных штекеров. Ах как тщательно я это проверю как проведу еще два часа в темноте и сердцебиении а потом а потом не включая света стану тыкать в розетки этими же вилками или как их там ласкать кнопочки ответственные за живую телефонную плоть. Всё. Работает. Играет. Светится. Ну теперь-то ты не звони. Хотя бы потому что у тебя там то же самое и я уже набираю номер.
Петр Образцов
Всю жизнь его преследовали вещи, связанные с ночным образом жизни. А ночь он всегда считал лучшим временем суток, но почти никогда не мог этим временем без помех насладиться. Вначале этой вещью был ночной горшок, который самим фактом своего существования требовал определенного внимания.
Потом, уже проживая в пансионе при английском университете, ему приходилось надевать ночной колпак – в первую же ночь хозяйка пансиона миссис Хиггинс сделала ему замечание, что российские привычки спать “без головы” следует оставить, здесь так не принято и могут неправильно понять.
После окончания университета ему, как подающему надежды молодому ученому и начинающему светскому льву, пришлось совершать ночные визиты, которые также не доставляли ему особого удовольствия. И как раз тогда на родине сограждане увлекались шлягером “Ночное рандеву на бульваре Роз”, из-за чего он окончательно решил не возвращаться в Россию. Но и на работе в знаменитом медицинском центре ему частенько приходилось оставаться на ночные дежурства, когда привозили десятки избитых в кровь футбольных фанатов.
Так что, купив наконец-то квартиру в пригороде Манчестера, он прикрутил к входной двери сразу два звонка, приписав рядом с первым “дверной звонок”, а рядом со вторым – “ночной звонок”, причем этот ночной звонок к электричеству подключен не был и не звонил.
И тогда же обнаружилось странное свойство его организма – без каких-либо помех, тех же горшка, колпака, визитов и фанатов, он заснуть ночью уже не мог. Тогда он подключил ночной звонок к электричеству и ждал, когда кто-нибудь ночью позвонит в дверь. А он не откроет и заснет.
Василий Костырко
Одна из самых интересных разновидностей переживаний, которые случаются под гипнозом, — это воспоминание о том, чего в действительности никогда не было. Точнее, вы не уверены, было ли это во сне или все же наяву, но вы просто все позабыли.
Короткий переход между этими состояниями порой оказывается наполненным множеством событий.
И ночной телефонный звонок, если он не приносит весть, способную лишить вас сна на четверо суток, вполне может застрять в глубинах памяти, как советская пятикопеечная монета между стеной и диваном.
Когда-то меня поразило определение, которое я услышал от одной приятельницы: “Друг – это тот, кому можно позвонить в четыре утра и сказать “мне очень плохо””.
В моей жизни было очень много одиноких бессонниц, но ни одного ночного звонка, адресованного лично мне. Я никогда не давал никому такого права и не у кого его просил.
А ведь среди ночи иногда звонят в дверь. Я очень люблю сериал про детектива Коломбо. Вот он, разбуженный среди ночи, приезжает на место преступления и взбадривает себя кофе, наверняка, довольно плохим, фастфудовским, а его спрашивают “More coffee?”.
Даже в два ночи услышав этот дежурный вопрос хочется пойти на кухню и сварить себе чашечку-другую.
Но столкнуться с чем-то подобным в жизни?! Да боже упаси! Разбуженный среди ночи звонком в дверь, я делаю вид, что меня нет дома. А тем временем, судя по голосу, бодрый, уверенный в себе и жизнерадостный (работа-та любимая!) мент, объясняет соседям: “Мы тут в пятьдесят второй квартире нашли человека в петле. Нужны понятые. Кстати, вы не слышали криков, шума борьбы?”
Ну нет, я ничего не слышал. Правда, не слышал. Не все, что прекрасно в кино, радует нас в жизни. Но, так уж и быть, я готов посмотреть сон по собственному сценарию. Допустим, среди ночи я снимаю трубку. Незнакомка просит к телефону Машу. Конечно же, на самом деле никакая Маша ей не нужна. Это — студентка театрального вуза или юная психологиня, отрабатывающая задание тренинга. Ей нужно в неурочный час заговорить с незнакомцем, обезоружить его своим обаянием и сменить тему. Дескать, а на самом деле, у меня отключили интернет, не подскажите ли номер ресторана, где можно заказать на дом пиццу с креветками?
Я очарован этим голосом. Сохраняю ее номер в памяти телефона и уже в следующую ночь сам назначаю свидание на рассвете. Конец мая. Мы гуляем по пустынным улицам. Обычно они наводнены усталыми толпами, но сейчас пусты и принадлежат только нам.
Меня будит звонок уже не ночной, а утренний. Шесть пятнадцать утра. Это наш корпоративный фотограф Ваня. Надо ехать в Истринский район на интервью с председателем совета директоров. Будильникам я в таких случаях не доверяю.
Сон уже почти рассеялся в подступающей суете дня. Но как знать, вдруг, однажды летом на даче, очнувшись от неглубокой дневной дремы, я вспомню все это и на минуту задумаюсь: “Вдруг это было на самом деле?”
Даниил Смолев
Вот и жди звоночка в своей больничке. Тарелок у них мало, поэтому еда смешивается. За завтраком омлет сползает в кашу, и получается – остров. За обедом рыба сползает в рис – это уже полуостров. Почему он не звонит? Да потому что ты всегда смотришь на койки в палате с одной единственной мыслью: «сколько человек здесь умерло?». И никогда ведь не прикинешь: «сколько выжило?». Не тренькает, что ты туда все время поглядываешь?! Если что – услышишь – не волнуйся. Вон у Григория Марковича, того, что теперь без желчного пузыря, звонил час назад. Вроде сын. Хотя, может, дочь. Или жена какая-нибудь. Он называл собеседника «котик», и черт его знает, что там кроется, что там сидит, внутри трубки. Но твой-то молчит… И не смотри в чужой рот… У Григория Марковича на звонке стоит Алла Пугачева: «это очень, очень, очень, очень хорошо». А у тебя что? Бетховен? То-то же. Стемнело давно, а за окном вместо луны козырек роддома. Смотри, какая интересная штука получается: там люди рождаются, а ты здесь… а ты здесь чего? Считаешь бурые точки, брызнувшие на простыню: свои пятнышки, крапинки, полосочки. Григорий Маркович храпит, как свин – это просто невыносимо. Он доволен. «Котик» в курсе как приходится ему без желчного пузыря. А куда его, интересно, подевали, когда удалили? Тебе совсем не любопытно? Ну чего ты все маешься! Скоро уже, осталось чуть-чуть… Не завидуй другим… В больницы никогда не звонят с грустным голосом – всегда – с ободряющим. Они всегда говорят, что ты выживешь. И это правда. Потому что с тобой говорю я. Хочешь – «котик», а хочешь – «бобик». Ты, главное, отвечай мне… с острова на полуостров.
Человек, который всегда ходит без зонтика
Анна Аркатова
Человек, который ходит без зонтика никогда не промокает. Я уверена в этом, как и в том, что он попадает под дождь ничуть не реже чем остальные. Как ему это удается? А это вопрос чести. Выходя из дома, человек дождя уже выдержал оборону. На недвусмысленное брошенное супругой – сегодня обещали дождь – он уже дал молчаливый ответ. Правильно — оставив зонтик спокойно висеть на вешалке. Дождя не будет – читай — мне не страшен серый дождь – читай — нашла чем пугать. Теперь он не попадет под дождь ни за что. Стратегия его интуитивна и проста. Ею может воспользоваться любой и всякий но пользуется почему-то только человек без зонтика. Итак, первое: все свои уличные предприятия он подгадает на время под условным названием “пока сухо”. Второе: поинтересуется прогнозом через час, чтобы сверить планы и убедиться в истеричности супруги. Дождь обещали, но не с утра и не здесь.
И, наконец, третье: может случиться так, что дождь действительно уже идёт и только идиот, будучи за минуту до этого откровения дома и к тому же зависимый от антигуманного рабочего графика, выходит без зонта. Так вот этот идиот — не тот, о ком вы могли сейчас подумать. Человек дождя предусмотрителен. Он уже третий день выплывает в непромокаемой обуви , наброшенном капюшоне и в светлой надежде, что дождь застнет его именно с утра, и до вечера он успешно обсохнет под сводами родной конторы. Кроме калош у него есть рюкзак, который можно зачехлить, болоньевая кепка с болоньевыми же ушами и четыре пакетика одноразовых платочков для протирания стекол очков, снабженных , кстати, болоньевым футляром.
У человека дождя всегда есть повод забежать по дороге в кафе или книжный магазин. Или в другой магазин, если такой человек по недоразумению женщина. Забежать просто якобы переждать ливень. О, как он тут даёт фору всем собратьям по ненастью, обременённым зонтами! Они не знают, куда девать эти жалкие орудия обороны. С них капает. С ними нельзя подойти к книжным полкам или вешалкам (просто мокрому человеку такого не запретишь). И потом в 50 процентах из 100 зонты будут забыты в гардеробных. Человек дождя застрахован от неизбежного отчаяния в момент потери или поломки дорогого предмета и от ещё более тягостных минут , когда он вынужден будет оправдываться за это перед домашними.
Мысли его чисты уже исходя из контекста, ибо дисциплинированы целомудренной дихотомией “промок-обсох”.
Человек, который ходит без зонтика, неуязвим в принципе. Жалкое противостояние природе на время замещено в нём открытием и приятием жизни как таковой, омовением и гордостью за то, что опять явился частью замысла – пролиться и очистить всё сущее.
Вадим Муратханов
Зонтик – это дом, который носишь с собой, как черепаха панцирь. Он предполагает персональное пространство вокруг – крошечное, но твое. В городе дождь, но над тобой не каплет. Солнце в зените – ты защищен от солнечного удара. Ты сам прогнозируешь свою погоду (в идеале – свои мысли и настроение). Мочишь голову только под душем.
Человек, не носящий зонта, как правило, лишен постоянного дома. Бродяга, квартирант, вечный командировочный. Не то чтобы он любил неожиданности – просто ему лень от них защищаться. Ему неприятно держать согнутой в локте постепенно затекающую руку. Если дождь застает его на улице, он заходит в ближайший магазин и долго разглядывает товары, которые не собирается покупать. Или заскакивает в первый попавшийся бар и заказывает выпивку, на которую не собирался тратиться.
Его день склонен резко менять свое русло. Его планы изменчивы, как облака. Ему не грозит встретить спутницу, которую можно укрыть от дождя. Но, возможно, встреча с той, которая однажды позовет его под свой зонт, еще впереди.
Василий Костырко
Люди знающие, точнее настаивающее на том, чтобы их таковыми считали, говорят, что наши не очень далекие предки каждое природное событие трактовали как персональное послание. Вроде какая-то сила что-то лично им говорит.
Неудивительно, что мы, не очень далекие их потомки, во всяком действии соплеменника опять-таки видим личное послание.
Вот, к примеру, молодой человек — шизофреник, утратил в связи с этим температурную чувствительность. Идет себе в пасмурный ноябрьский день с пронизывающим ветром и гадкой моросью по улице в маечке на голое тело. Ну и без зонта, разумеется. Через две недели, если не хватятся родственники, он умрет от воспаления легких.
А мы думаем, типа, вот, пижон, рисуется.
Словом, сплошь интерпретации, куда ж без них.
Самый скучный вариант человека без зонта: наигранное безразличие к себе, нацеленное на то, чтобы вызвать у окружающих жалость к себе.
Чтобы дали сухой теплый свитер, обогрели, налили коньячка.
Вариант возвышенный: слился, понимаешь, человек с природой. Телом уподобился сухому дереву, а сердцем – остывшему пеплу. Проверить, так ли это, честно говоря, никак нельзя. Это бессмысленно как вопрос: “Ты спишь?” Если все действительно в ажуре, то тут просто не с кем разговаривать. Ведь слился с чем-то человек. Или куда-то.
Остается просто верить философу, который нам на четвертом курсе про сознание камня задвигал. Какое там сознание камня? Что-что?
А если просветленный все-таки разговаривает с нами, всегда есть подозрение, что опять-таки перед нами притворство-позерство. Расправляет он широко плечи под дождем, а у самого дома аспиринчик с арбидольчиком припасены и учебник риторики.
И наконец (все такие классификации-перечисления произвольны и обрываются внезапно по прихоти того, кто их выдумал), возьмем случай романтический, давно уже, правда, обкатанный в синематографе.
Допустим, после первых ударов грома он с шуткой-прибауткой вступает под ее зонт.
Следует, отвлекаясь от образов, внимательно рассмотреть, что в этот момент происходит. До этой секунды каждый из них катил по своим воображаемым рельсам, жил в мире, где все решаемо. Например, проблема одиночества. Типа, стоит руку протянуть, и всё — решена.
И отсюда вечное откладывание этого протягивания руки. Оно случится завтра. Следовательно — никогда.
Стоит дождю закончиться, каждый вернется к дорогим сердцу иллюзиям и откладыванию, конечно. Но пока дождь прозрачной стеной отделяет этих двоих от их мыслей и дел, они действительно вместе.
Петр Образцов
Не удивительно – зонтик над ним держит один из охранников, причем пользующийся наибольшим доверием. Да и куда особенно ходить нашему человеку, если вообще его можно отнести к виду хомо сапиенс? Со службы в автомобиль, из автомобиля во дворец. Зонтик и нужен-то всего на пару десятков метров.
Однако нашего недочеловека вовсе не устраивает ситуация, которую он про себя называет отсутствием личной жизни. Может быть, он как раз хотел бы ходить с зонтиком, шлепая по лужам под проливным дождем от остановки троллейбуса до магазина со “Столичной”, которую так хорошо принять в качестве профилактики ОРЗ – ведь ноги-то все равно промокнут, хоть бы и под зонтиком.
Вот так зонтик стал для него символом свободы, которой он последний раз наслаждался в одиннадцатом классе, когда отменили физику и всех отпустили домой. Физичка, которая из принципа и ненависти к среднерусскому климату всегда ходила без зонтика, на этот раз наконец-то простудилась, а заменяющий ее физрук (директор школы считал, что физика и физкультура это почти синонимы) принял вчера неумеренное количество “Столичной” и на работу не вышел.
Тогда шел действительно проливной дождь. Троллейбусы не ходили, на линии лопнул контактный провод, дома его так рано никто не ждал и наш человек – тогда он еще был человеком, рванул на электричку и уехал в Серпухов. Зачем?
Наверное, чтобы лет через пять оказаться здесь же, у железнодорожного моста через Оку в качестве комиссара однокурсников, посланных на уборку капусты. И уже с зонтиком, согласно положению. Так начиналась его блистательная карьера недочеловека, в будущем без зонтика.